...Завершая чтение, я несколько раз подряд истово осенил себя крестным знамением и сделал глубокий поясной поклон.
"Если у меня когда-нибудь родится сын, - подумал я, разгибаясь, - то я обязательно назову его..." - и в эту самую минуту увидел, как висевшая передо мной икона святителя отделилась от стены и словно бы спрыгнула мне на руки. Ноги мои при этом подкосились, я грохнулся на пол и уронил икону. Кинувшись её поднимать, я вдруг почувствовал, что меня словно бы подфутболили под зад - пол подо мною качнулся, я упал грудью на лик святого Николая, и только тут до меня дошло, что наша лодка куда-то движется... Движется! А это значит, что мы все-таки выскользнули из ледяных челюстей и можем продолжить наше возвращение на Родину... Радуйся, Николае, великий Чудотворче - твоими молитвами пришло нам избавление от гибели в пучине!..
- Все стоят по местам на лодке! Срочное погружение! Осмотреться в отсеках! - громыхнуло по давно уже безмолвствовавшей общекорабельной связи. - Старпом! Перевести управление вертикальным рулем в центральный пост! Проверить горизонтальные рули в работе!..
Лодка последний раз дрогнула, пол под ногами принял привычное положение, и каким-то неведомым чувством я ощутил, что мы поплыли.
- Погружение 300 метров! Скорость 12 узлов! В кают-компании продолжают читать акафист!..
Я, пошатываясь, поднялся с пола и аккуратно повесил икону на место. Затем подобрал упавший рядом с тумбочкой молитвослов и, едва различая от волнения строчки, прочитал:
"...О, пресвятый и пречудный отче Николае, утешение всех скорбящих, нынешнее наше приими приношение, и от геенны избавитися нам Господа умоли, богоприятным твоим ходайством, да с тобою воспеваем: Аллилуиа..."
А потом не удержался, положил книгу на тумбочку и побежал на центральный пост, дабы убедиться в том, что мы и на самом деле вырвались...
Мы вырвались, Господи мой, мы действительно вырвались! Еще несколько дней, и мы будем в Видяево, а там - 90 километров до Мурманска, оттуда первым же попавшимся самолетом на Москву, и - Ленка, ты ещё не забыла меня?..
...Освободившись от тисков расколовшегося на несколько обломков айсберга, лодка с постоянно наращиваемой скоростью двигалась через глубины Ледовитого океана, торопясь к так давно оставленному нами берегу...
- ...Ну вот, папарацци, скоро ты с нами и расстанешься, - печально пошутил, зайдя ко мне в один из последних вечеров вместе с замполитом и Дмитрием Илья Степанович. - И забудешь все это, как страшный и неправдоподобный сон.
- Да уж, - поддакнул Огурцов. - С правдоподобием дела у нас обстоят туго. Не говоря уже о полной правде. Даже, если "Курск" нынешним летом и в самом деле поднимут на поверхность, люди не узнают ничего. Члены комиссии будет, как всегда, отводить глаза в сторону, говорить о внутреннем взрыве на лодке, рассуждать о трагическом стечении обстоятельств, делать глухие намеки на вину самого экипажа... Но правды не узнает никто.
- А вы думаете, её все-таки поднимут? - спросил я.
- Ну ещё бы! Кто же станет упускать такую возможность "погреть руки"? Правда, произойдет это не раньше осени, когда на море начнутся шестиметровые волны и на неблагоприятные условия можно будет списать все возможные неудачи, а главное - израсходованные неизвестно куда деньги.
- Я думаю, что проект подъема с самого начала обставят такой секретностью, что за ней, как за плотной черной ширмой, можно будет таскать доллары хоть мешками, - подал голос Муромский. - Ну а потом, поближе к штормам, чтобы были основания в любую минуту прекратить работы, лодку распилят на части и одну из них, пару раз уронив при подъеме и тем самым уничтожив последние свидетельства истинных причин гибели "Курска", все-таки вытянут из воды и покажут издалека журналистам. Хотя, как справедливо заметил Антон Евграфович, сути произошедшего в Баренцевом море это все равно не раскроет.
- И вы об этом так спокойно говорите? - не выдержал я.
- А что тут поделаешь? - вздохнул командир. - Если сказать вслух правду о случившемся 12 августа, значит, надо начинать войну со США. А кто же, скажи на милость, пойдет сегодня пойдет против своего хозяина?..
- Так что ты теперь - единственный, кроме членов нашего экипажа, кто знает, что и как происходило под водой на самом деле, - уточнил Дмитрий.
- И чем такие вещи обычно должны заканчиваться, - добавил замполит.
- Он прав, - кивнул головой после минутного размышления Илья Степанович. - Потому что, хоть инструкции для нашего флота сегодня фактически и пишутся в генштабе ВМС США, но стоят у штурвалов и нажимают на кнопки пуска торпед - все-таки наши, русские моряки. А потому и окончательное слово будет не за генералами и маршалами, а за нами.
- Вот и опиши все это в своем журналистском отчете.
- Да разве же такое напечатают в наших сегодняшних газетах? - хмыкнул Дмитрий. - Подобный материал если и можно как-то донести до читателя, то только сделав из него сюжет какого-нибудь постмодернистского романа.
- Скорее уж виртуального, - поправил я.
- Во-во, именно ври-туального, - уточнил замполит.
- Ври? - переспросил, наморщив свои светлые брови, Дмитрий.
- Ну да, - подтвердил Огурцов. - Потому что сегодня, чтобы тебе хоть немножечко поверили, надо обязательно врать, врать и врать. А иначе и читать никто не будет...
...А через несколько дней, поднявшись на перископную глубину, мы увидели прямо перед собой землю.
- Ну вот и все, папарацци, - произнес, отрываясь от окуляров перископа, Муромский. - Сейчас мы высадим тебя неподалеку от Северодвинска, и навсегда расстанемся. Надеюсь, ты уже сочинил легенду, которую будешь рассказывать о своем шестимесячном отсутствии? Можешь сказать, что тебя унесло в море на оторвавшейся льдине, и все это время ты питался вылавливаемым шапкой планктоном... Вон какая у тебя отросла борода за эти месяцы, больше чем у Федора Конюхова! - кивнул он на мое небритое все это время лицо.
- Не думаю, что у меня будут из-за этого проблемы, - беспечно отмахнулся я. - Скажу, что подвернул ногу и всю зиму провалялся далеко от города на станции у подобравших меня метеорологов. Могу, если понадобится, даже описать это в подробном очерке.
