Голос его выражал самую искреннюю, дружескую благодарность, но глаза оставались жестки и холодны. Никто не мог упрекнуть конунгова раба в непочтительности, но в дружелюбие его никто не верил, и эта неискренняя вежливость только добавляла ему недоброжелателей. Он, видно, нас за дураков считает, говорили в усадьбе.

Рэвкиль ушел, презрительно кривясь. Хольти огляделся, убедился, что совсем рядом никого нет, и придвинулся к Идмунду вплотную.

– Ну?

– Я должен сказать конунгу… – зашептал тот. – Мне велела мать…

– Говори мне. Если это то, что я думаю, то конунг может концы отдать от твоей вести. Она умерла?

Идмунд опустил глаза и только сжал губы, выражая горесть.

– Когда?

– Вчера под вечер.

– То-то его и подкосило, – пробормотал Хольти.

Несколько дней перед этим Бьёрн конунг лишь притворялся больным, чтобы выиграть время перемирия с Эйриком. Но вчера среди дня вдруг почувствовал такую слабость, что смог дойти от грида до спального чулана лишь при помощи Хольти, а там слег в постель. У него ничего не болело, просто его вдруг оставили силы.

– Я отжил… свой срок… – бормотал он. – Она… уже не тянет… и я… уйду за ней.

Слабым движением руки он потребовал, чтобы Хольти снял со стены один из его старых мечей и подложил рукоятку ему под руку. И руку почти не снимал, опасаясь, что смерть настигнет в любой миг. Оборониться от Хель у него уже не было сил, но когда великанша вытолкнет душу из тела, он хотел увидеть не ее, а Одина.

Хольти молчал, обдумывая, как ему теперь быть. Сказать конунгу – подтолкнуть его в объятия Хель. Молчать – тоже не поможет. Может, ему имеет смысл бежать, если он не хочет и правда уйти с господином в могилу. А этого Хольти вовсе не хотел, что бы ни думал об этом сам Бьёрн.

Может, пока он тут стоит столбом, конунг уже скончался и там за дверью лежит труп? Пробило холодной дрожью. Бежать надо, пока никто об этом не узнал, потом поздно будет. Обещания конунга взять его с собой всем известны, и уж Рэквель позаботится, чтобы они были исполнены.

– А новая «малая вёльва» у нас теперь Ингвёр, – прервал его раздумья шепот Идмунда.

– Что? – Имя девушки отвлекло Хольти от прикидок насчет бегства.

– Ингвёр взяла веретено. Теперь она – «малая вёльва» и конунгова вирд-кона. Она моложе всех, но они сказали, что такова была воля Фрейи.

– Так это что, – Хольти взял его за плечо, – у конунга опять есть вирд-кона?

– Ну само собой! Когда старая умирает, другая берет нить. Так заведено. Только никто у нас не думал, что это будет Ингвёр!

– Что же ты молчишь, болван! – бросил Хольти и, взяв за плечо, потащил Идмунда в спальный чулан.

Старый Бьёрн, к его облегчению, не лежал остывающим трупом, а повернул голову взглянуть, кто пришел.

– Конунг! – Хольти поспешно встал на колени возле ложа. – Разреши тебя поздравить! Отныне твоя вирд-кона молода, красива и полна сил. Тебя одолевала хворь, пока она была стара и слаба, но теперь все наладится. Вот-вот силы к тебе вернутся.

– Что такое? – проскрипел слабый голос. – Говори толком. Она жива?

– Конечно, жива, конунг. Ей всего двадцать лет, и она – самая прекрасная девушка Свеаланда. Фрейя не откажется от такого облика. Она будет хранить и оберегать тебя еще много-много лет.

– Что ты несешь, недоумок, – несмотря на слабость, Бьёрн ухмыльнулся дрожащими губами. – Помешался от радости, что нам уже готовят погребальный корабль?

– Корабль нам не понадобится. Ты ведь не собираешься умирать.

– Трудхильд помолодела? Окунулась в Источник Норн и выскочила молоденькой козочкой?

– Госпожа Унн всегда молода. И теперь у нее новое тело, полное сил.

Некоторое время Бьёрн молчал, прикрыв глаза. Потом открыл их.

– Так ее забрала Хель…

– У тебя есть вирд-кона. Молодая и сильная. Ты скоро поправишься.

Конунг еще помолчал.

– От них кто-то приехал?

– Да, вот этот лосось! – Хольти оглянулся на Идмунда и знаком подозвал его ближе; тот опустился на колени рядом с рабом. – Это ее родной брат.

– Чей?

– Госпожи Ингвёр, которая теперь госпожа Унн.

Бьёрн покосился на парня:

– Они велели еще что-то передать?

– Да, конунг, – робко зашептал Идмунд. – Моя сестра Ингвёр взяла веретено и готова тянуть дальше твою нить, но для этого тебе самому нужно… Они сказали, что Ингвёр взяла нить, но теперь ей нужно заново привязать эту нить к тебе. Не мог бы ты… Но я вижу, что не можешь… – удрученно закончил он.

– Я должен туда поехать?

Бьёрн помнил, что после смерти первой госпожи Унн его позвали в Дубравную Горку и заново обматывали нитью под пение заклятий.

– Они сказали, что так нужно…

– Что же ты не привез ее сразу сюда? – упрекнул его Хольти. – Вы могли бы догадаться, что конунг сейчас не в силах разъезжать!

– Ее нельзя сюда везти! Тогда все сразу узнают, что она – вирд-кона. А тут в Уппсале, мать сказала, есть друзья Медвежьего Эйрика, и если до него дойдет, кто такая вирд-кона конунга… Это же очень опасно для нее и для него!

– Да, ей сюда нельзя соваться, – подтвердил Бьёрн.

– Как-нибудь тайком… – начал соображать Хольти; в воображении его мигом возникла девушка, завернутая в плащ, которую он везет перед седлом, крепко обняв. – Я мог бы за нею съездить…

– Никто не поверит, что тебе досталась такая невеста! – хмыкнул конунг. – И что я на пороге Хель решил опять жениться – тем более.

– Мы скажем, что это невеста Бьёрна Молодого, – быстро подсказал Хольти. – Ему она как раз под стать.

– Нет. – Бьёрн конунг помолчал и подумал. – Нечего впутывать этого мальца, он ненадежен…

Пока конунг не встретится с новой вирд-коной, он не выздоровеет, а пока он не выздоровеет, ему не под силу поездки. Если же ждать слишком долго, то небесная нить оборвется и он просто умрет, на радость рыжему ублюдку.

– Мы сделаем по-другому, – сказал наконец Бьёрн. – Давай, снимай с меня эту сорочку… ее все равно пора бы постирать… и отправляйся с этим лососем. Скачи так, чтобы только ветер в ушах свистел. Приедешь к ним… а они тебе скажут, что дальше.

Услышав, что с Идмундом прибыл конунгов раб, Ингвёр испытала досаду. Три дня она провела в большом волнении, ожидая настоящего превращения в вирд-кону, для чего нужно свидание с «питомцем», и вот – вместо конунга приехал раб!

– Но почему Хольти? – возмутилась она. – Этот лосось не смог толком объяснить, что нам нужен сам конунг?

– Думаю, конунг не может сейчас покинуть дом, – попыталась успокоить ее мать. – Если он сильно расхворался… удача будет, если он доживет… Нужно побыстрее все сделать.

Это же подтвердил Хольти, будучи допущен в дом. У очага стояла Ингвёр – в новом синем платье, гордая и надменная, истинная норна. Среди бус ее ожерелья появились две новые подвески: одна изображала жезл вёльвы, а другая – маленький стульчик со спинкой, «сидение вёльвы».

Другие женщины, постарше, выстроились за ее спиной. По воле норн теперь она, самая молодая, заняла в этом доме главенствующее положение.

– Привет и здоровья тебе, госпожа Ингвёр! – Хольти знал, что теперь должен поклониться ей первой. – С большой печалью встретил конунг весть о том, что госпожа Трудхильд призвана Фрейей в число ее помощниц, а тебе он шлет свой почтительный привет и надеется, чтобы ты не хуже нее сможешь нести обязанности его вирд-коны и даровать ему еще много лет жизни и славы.

– Привет мой конунгу! Здоровье не позволило ему приехать самому?

– Увы, нет. С тех пор как госпожа Трудхильд исторгла свой дух, он не имеет сил даже встать с постели. Он очень ждет твоей помощи.

– Мы не должны медлить, – посоветовала Бергдис, видя на лице дочери досаду. – Иначе можно не успеть. Конунг дал тебе что-нибудь? – обратилась она к Хольти.

– Он дал мне свою сорочку и приказал ее надеть. Он сказал, что поскольку я принадлежу ему, то в его сорочке я буду все равно что он, только пошустрее, – добавил Хольти, видя удивление на лицах женщин вокруг.