– Хорошо, пойдем. Но думаю, сперва ты хотел бы поесть?

– Если ты будешь так добра, хозяйка, я бы не отказался.

Время ужина еще не настало, но Снефрид не могла гнать на работу голодного человека, который, судя по виду, шел целый день. Правда, усталости в госте не замечалось – казалось, он так же мало способен устать, как дерево или камень. С утра осталась каша и немного козьего сыра. В еде гость оказался умерен и даже не доел все предложенное, а потом глотнул сыворотки и встал, выражая готовность приняться за дело.

Коль передал ему ножницы и показал на плоский камень, который служил стригальным столом. Триди ловко связал барану три ноги, оставив одну свободной, поднял его на стол, уложил левым боком, спиной к себе. Перед этим он скинул бурый плащ и верхнюю рубаху, и под серой сорочкой было видно, как вздуваются от усилий узловатые мышцы на предплечье. Взявшись за ножницы, сначала он срезал загрязненную шерсть, с налипшим навозом, и бросил в корзину для таких отходов, потом взялся за шерсть получше – с ног, хвоста, внутренней стороны бедра и прочих таких мест. Отложив эту шерсть в подходящую кучу, наконец принялся снимать единым полотном лучшую шерсть с живота и груди.

Снефрид, Мьёлль и Коль, стоя в ряд, внимательно наблюдали, как Триди переворачивает барана на правый бок, снимает шерсть с левого бока, лопатки, холки… Под самый конец – с головы и шеи. И хотя в этих краях кое-что делали иначе, нельзя было не признать ловкости и опытности нового работника. Барашек, наконец спущенный со стола, был обстрижен так хорошо, что сам Асбранд едва ли сделал бы лучше. Коль осмотрел его и не нашел ни одного пореза на коже.

– Видно, что ты много раз занимался этим делом, – сказала Снефрид. – Думаю, ты можешь помочь нам со стрижкой, пока мой отец не вернулся.

До вечера все работали, потом пошли есть рыбную похлебку, которую сварила Мьёлль. После еды уселись у огня. Сейчас Снефрид было особенно нечего делать – прясть пока нечего, шить темновато. Триди молчал, глядя в огонь. Нужно было бы его расспросить – откуда родом, с кем в родстве, почему здесь, – но Снефрид не решалась. На простого работника, что бродит меж хуторов и усадеб, отыскивая, где поменьше строгостей и побольше еды, Триди совсем не походил. Его присутствие и волновало ее, и заставляло держаться настороже. Она убеждала себя, что точно так же ее взволновало бы появление любого незнакомого человека – да еще сейчас, когда в доме всего один мужчина, а отца и Барди нет. Но здесь было что-то другое. В прищуренных глазах Триди, при всей его внешней невозмутимости, отражалась некая тайная мысль, и Снефрид была почти уверена: истинной цели своего появления он пока не открыл. Но нельзя же указать на дверь такому вежливому и работящему человеку лишь потому, что у него слишком умные глаза… как тебе кажется.

Триди тоже украдкой посматривал на нее – не скажешь, что пялится, но понятно же, что ему любопытна новая хозяйка, к тому же такая молодая и красивая женщина. Видно было, что он оценил ее красоту, и это со стороны человека, много повидавшего, льстило Снефрид.

– Ты живешь с отцом, – заговорил он через какое-то время. – А где же твой муж? Ты вдова?

– Нет, я не вдова, – уверенно ответила Снефрид. – Мой муж сейчас… за морем. Он уехал странствовать и не был дома уже три лета. Вот это будет четвертым.

– Куда же он так далеко уехал? – Голос Триди звучал равнодушно, но Снефрид чувствовала, что спрашивает он не из пустого любопытства.

– Он служит начальником стражи у кейсара в Миклагарде.

– Вот как? – Триди прямо глянул ей в глаза. – Вот ведь повезло человеку!

– У него много удачи.

– А собирается ли он когда-нибудь вернуться?

– Едва ли это тебя касается. До Середины Лета мы не ждем новостей.

– Жаль… Я был бы не прочь с ним повидаться.

Это было сказано так, как говорят о знакомых, и Снефрид в изумлении взглянула ему в лицо:

– Ты знаешь Ульвара?

– Нет, – коротко ответил Триди и добавил, будто прощупывая: – Но его знал мой брат Хаки.

Снефрид вздрогнула. Это простое непритязательное имя было будто чей-то холодный палец, что ткнул прямо в душу. Она ощущала на себе пристальный взгляд Триди – он ждал, какое действие произведет на нее это имя, следил за выражением ее лица, и Снефрид едва не стиснула зубы, стараясь ничем себя не выдать.

Несколько лет она не вспоминала ни это имя, ни давний разговор с мужем. Нынешней зимой ей пришлось его вспомнить, и с тех пор, хоть уже прошло около двух месяцев, она чуть ли не каждый день думала обо всем этом: мертвый человек в кладовой у Хравнхильд, спор о загадочном ларце, невольные угрозы. «Ты будешь бежать… до самого Утгарда…» Дни шли, не принося новостей, в ней крепла детская надежда, что если забыть о неприятностях, то они как-нибудь пройдут сами собой, но здравый рассудок шептал: не будет этого. Снефрид и хотела бы к нему прислушаться, но не знала: что же делать?

Неужели этот человек имеет касательство к тому мертвецу… Или к Хаки Тюленьи Яйца, владельцу ларца? Отца нет дома… Хравнхильд далеко. Снефрид ощущала на пороге какие-то события, грозные, будто тучи в небе, и чувствовала себя беспомощной перед ними.

Внутри у нее все тряслось от волнения, но если бы она пропустила мимо ушей упоминание о «брате Хаки», это было бы очень странно.

– Вот как? – Она взглянула на Триди, и в ее серебристо-серых глазах ничего не отражалось. – Не припомню, чтобы какой-то Хаки бывал у нас здесь или на Южном Склоне. Где же они виделись?

– Сдается, где-то на юге, – неспешно произнес Триди. – В Хедебю, быть может. Мой брат много путешествовал. Неужели Ульвар никогда о нем не упоминал? Его звали Хаки Тюленьи Яйца.

– Нет, что-то не припомню, – равнодушно сказала Снефрид. – Твой брат тоже нанимается стричь овец?

– Я давно его не видел. Но знал, что он собирался в ваши края, хотел повидаться с Ульваром. Так ты говоришь, он здесь не показывался?

– Разве кто-то у нас такого человека видел? – Снефрид взглянула на Мьёлль и на Коля.

Те двое ожидаемо покачали головами.

– Ни от кого в нашей округе мы не слышали этого имени, – добавила Снефрид.

– Жаль, – Триди продолжал всматриваться в ее лицо, и ей хотелось отбросить этот взгляд, как нацеленное в нее копье. – Я надеялся, мне кто-то здесь подскажет, где мой брат.

Ответом ему было молчание. Сохраняя равнодушный вид, Снефрид смотрела в огонь. От Ульвара она знала имя хозяина ларца. У Хравнхильд она видела человека, который пришел за ларцом, но назвал себя то ли Свафнир, то ли Свидрир, но не Хаки. Строго говоря, нет никаких доказательств, что это был Хаки. Можно было расспросить Триди… Триди? Он такой же Триди, как тот был Свафнир. Можно было бы расспросить этого ловкача о возрасте и внешности его брата Хаки. И если бы все совпало – огорчить его вестью о смерти того и направить к Хравнхильд, чтобы указала могилу. Но всего этого Снефрид не собиралась делать. Если того покойника не видел никто, кроме Хравнхильд и Кари, то едва ли Триди сумеет напасть на след.

Снефрид еще не сообразила, как ей себя вести, и потому молчала. Если Свафнир – или Свидрир – приходил за ларцом, то легко предположить, что Триди явился за ним же. Но ему придется как-то доказать, что он имеет на него право, и выплатить огромный залог – сотню серебра. Непохоже, чтобы его мешке такой имелся. Но зато сам он выглядит человеком опасным и способным в любых обстоятельствах добиваться своего. И он сидит уже у нее в доме, у очага. Начни он с вопроса о Хаки, она бы не впустила его. Но он оказался хитрее, и Снефрид чувствовала себя так, будто у нее в доме разлегся ядовитый змей и она не знает, как теперь его выгнать. А отец вернется только дней через пять…

Больше они об этом не говорили и вскоре все разошлись спать. Триди лег в теплом покое, как и Коль, а Снефрид в эту ночь тщательно заперла двери в женский покой. И все же спала тревожно, поневоле думая все о том же и прислушиваясь, нет ли за дверью какого движения.