– Дык мне они и ни к чему, Веруш – деньги то, – лузгая семечки, заявила старушка. – Чего мне с ними делать-то? Туалетной бумаги у меня и так много. Да и приятнее ей пользоваться-то. Больно уж бумага у деньжат грубая. Только зачем тебе деньги, Веруш? Если не секрет, конечно.

– Слава хочет мясо в селе закупить и в городе продать, – охотно пояснила Вера. – Говорит, что это очень выгодно.

– Любишь его? – перестала лузгать семечки старушка и повернулась к Вере.

– Чего – мясо? – опешила девушка.

– Славку своего, – игриво подмигнула ей старушка.

– Очень, – честно ответила Вера. – Даже не думала никогда, что так любить можно.

– А мне он не нравится, – активно заработав челюстями, бабуля вновь вернулась к своему излюбленному занятию. Кожура от семечек черной змейкой спускалась все ниже от ее подбородка и вскоре обвалилась бабе Клаве на колени.

– Почему? –поинтересовалась Вера, вовсе не потому, что хотела узнать ее мнение, а из-за того, что вроде как надо было спросить.

– Слащавый он чересчур, – деловито заявила бабуля и смачно выплюнула очередную порцию кожуры.

– Какой? – хмыкнула Вера. Девушку всегда умиляли, а порой даже откровенно смешили, высказывания бабы Клавы. Но она всегда прислушивалась к ее мнению, потому что в большинстве случаев та оказывалась права.

– Слащавый, – охотно пояснила бабка. – Любит пыль в глаза пускать. Пока ты болела, он от твоей постели не отходил. И травку приносил, и по головке погладил, даже слезу порой пускал. Даже я ему сначала верила. Пока в глаза его колючие не посмотрела. В душе его только ненависть и злоба живут. Плохой он человек, Веруш. Правду тебе говорю. Хлебнешь ты с ним горя.

– Куда уж больше, – тихо сказала девушка. – Но обратного пути у меня нет, баб Клав. Без него я умру. Точно вам говорю.

– Оно и понятно, – бабуля полезла узкой морщинистой ладонью в карман и, не обнаружив там больше семечек, тяжело вздохнула и закатила глаза к небу. – Погода-то нынче какая стоит. Весна.

– Весна, – повторила за ней Вера и тоже посмотрела вверх.

Посидев несколько минут в полном молчании, баба Клава тяжело поднялась с насиженного места и медленно побрела к своему ветхому домишке. Вера смотрела ей вслед и едва сдерживала слезы. Неясная тревога щекотала ее изнутри. Ожидание чего-то страшного и неизбежного кололо сердце.

– Здесь сорок тысяч, – дрожащей рукой баба Клава протянула Вере туго скрученный изношенный носок. – На похороны себе откладывала. Так что, девочка моя, теперь тебе придется мое тело земле предать. Партийное поручение такое, значица. Да и хоронить меня больше некому. Детки мои поразъехались кто куда. Не пишут, не наведываются. Будто и нет меня у них вовсе. А ведь троих лбов вырастила, выкормила. Ну, да Бог им судья.

– Рановато вы помирать собрались, баб Клав, – благодарно улыбнулась Вера и засунула сверток за пазуху. – Вам еще минимум весен двадцать встретить доведется. А деньги я вам обязательно верну. Вы не переживайте. Все до копеечки.

– Вернешь, вернешь, – как от надоедливого комара отмахнулась от нее старушка. – Ты, главное, меня похорони, как помру.

– Не злите меня, бабуль, – строго сказала Вера и нахмурила узкие бровки. – Что за мысли у вас такие появились? Не нравятся они мне! Да ничего, сейчас огороды начнутся и опять, как молодуха, забегаете, засуетитесь.

– Забегаю – куда ж деваться, – согласилась с ней старушка. – Жрать же чего-то надо.

– Ну вот и договорились, – приобняла бабулю Вера. – Значит, я побежала. Но скоро ждите меня опять. С долгом.

Напоследок Вера чмокнула бабу Клаву в сухую щеку и пошла к следующему дому.

Машка, как и предполагала Вера, встретила ее неприветливо. Подбоченившись и гордо вскинув подбородок, она замерла на пороге, будто преграждая девушке вход в дом.

– Злишься до сих пор? – облокотилась на косяк Вера.

– Кто ты такая, чтобы я на тебя злилась, – фыркнула она. – Подумаешь, велика радость – мужика себе урвала. У меня вон тоже мужик был. Да как только пузо у меня появилось – исчез в неизвестном направлении. Так что ты поосторожней с ним. А то подарочек тебе оставит, а сам смоется. И выживай потом, как хочешь.

– Мамк, я жрать хочу! – высунулась из-за угла лохматая голова «подарочка». Любопытные, живые глаза с интересом уставились на Веру.

– Здравствуй, Вань, – поздоровалась с подростком Вера.

– Здрасьти, – обрадовался он и выполз из-за угла всей своей угловатой фигуркой. – Вы нам молока принесли? Здорово! А еще я творога хочу. У вас очень вкусный творог, теть Вер. Вы его почаще делайте и весь нам тащите. Чего добру-то пропадать. Я все съем.

– Исчезни, шалопай, – шлепнула мальчишку по затылку Машка.

– Чего дерешься, – обиженно засопел Ваня и потер ушибленное место. – Если жрать охота, чего я сделаю?

– И вот так постоянно, – словно ища у Веры поддержки, растерянно пожала плечами Машка.

– Растет пацан, – улыбнулась ей девушка. – Еще чуть-чуть и не ты его, а он тебя кормить будет.

– Скорее бы уже, – женщина ласково посмотрела на сына: – Иди уже. Щас гостью провожу и тебе творог заварганю.

Подросток радостно подпрыгнул и, что-то весело напевая, ускакал в дом.

– Проходи, коль пришла, – сделал приглашающий жест рукой Машка и отступила назад, освобождая Вере проход.

Девушка послушно скинула тяжелые валенки и вслед за хозяйкой прошла на кухню.

– Че, тошнит поди? – Машка окинула исхудавшую Верину фигурку сверлящим взглядом и деловито вынесла вердикт: – Беременная, значится. У меня тоже так было. Первый месяц вообще жрать не могла. Тошнило постоянно. Отощала вся, родителей до смерти перепугала. Они думали, что болезнь со мной какая страшная приключилась. В больницу меня повезли. Там-то все и выяснилось. Мать меня чуть не убила, а отец схватил топор и побежал Витальку искать. Благо, не нашел. Иначе бы точно зарубил. Хотя, может, и лучше было, если бы зарубил. Он бы тогда меня с дитем не бросил. Все не так обидно.

– Как ты странно рассуждаешь, Машк, – изумилась Вера. – Жестоко.

– Посмотрим, как ты через годик заговоришь. Когда за час нормального сна полжизни будешь готова отдать. И помощи ждать неоткуда, и люди на тебя косо смотрят и посмеиваются. От такого позора у нас не отмоешься. Меня даже родителя прокляли. Сказали, как е..ся, так и выживай. Вот и выживаю – как могу. Мужика вот твоего увидела и обрадовалась. Подумала, пока наши деревенские грязью меня перед ним не облили, успею его в себя влюбить. Что жизнью нормальной еще пожить успею. А тут ты нарисовалась. Это тебя, Верка, сам Бог наказал. Родишь и будешь всю жизнь, как я, мыкаться.

– Да что ты заладила, Машк: обрюхатила, намыкаюсь, – раздраженно прервала ее Вера. – С чего ты вообще взяла, что я беременная?

– А че – нет? – вылупила серые глазищи женщина. – Чего приперлась тогда? Я-то думала, за советом каким бабским. Или ты решила меня уговорить молоко у тебя брать?

– Опять не угадала, – вздохнула Вера. – Разговор у меня к тебе очень серьезный. Мне твоя помощь нужна. Даже не совсем помощь. Скорее, взаимовыгодное предложение у меня к тебе. Мы со Славой решили бизнес организовать. Закупать в селе мясо и в городе его продавать. С хорошей накруткой, между прочим. Только нам деньги нужны. Займи мне – сколько сможешь. Я тебе потом с процентами верну.

– С какими такими процентами? – от удивления глаза Машки стали настолько огромными, что казалось, вот-вот выпрыгнут из орбит.

– Говорю же, – раздраженно продолжила девушка. – Мясо мы будем продавать с большой накруткой. То есть сами будем от этого выгоду получать. И будет нечестно, если эту прибыль мы оставим только себе. Мы готовы с тобой поделиться. Понимаешь?

– А-а, – протянула Машка. – Барыги, значица. Ясно все с вами. Вона куда вас понесло! Мало вам денег все, да? Еще и еще давай! Шустрые какие! Вона че придумали!

– Чего ты завелась? – устало вздохнула Вера. – Тебе деньги ни за что предлагают. Мы твою копейку прокрутим и превратим ее в полторы.