Однако первое путешествие в Америку, судя по всему, барон совершил на свой страх и риск, не заручившись поддержкой такого влиятельного человека, как Франклин.

Неудачи в Америке

Барон выехал в Америку из Гамбурга вместе с тремястами гусарами, завербованными Франклином. Англичане задержали корабль и высадили добровольцев в Портсмуте. Отныне им предстояло тянуть лямку пленных. Барону каким-то образом удалось этой участи избежать.

Что ж, мы-то уже знаем, что роль пленного — не для Беневского. Уж если с Камчатки он совершил воистину фантастический побег, то в Европе он и вовсе чувствовал себя как рыба в воде.

Словом, барон достиг-таки берегов желанной Америки. Правда, он оказался здесь в довольно незавидном положении. Денег у него не было. Но, пожалуй, хуже то, что в Новом Свете он не имел решительно никаких знакомств, а вдобавок не располагал и рекомендательными письмами. Безвыходных положений, как известно, для него не существовало. Он заявил, что приходится родственником генералу Пуласскому^[19] и хотел бы его увидеть. Конгресс скрепя сердце распорядился выдать ему 1000 долларов. Барон поскакал в прерии и едва успел застать генерала в живых. Хирург госпиталя, в котором произошла встреча земляков (возможно, даже в самом деле родственников), свидетельствовал потом, что они беседовали о совместной борьбе на полях любимой отчизны и ее страданиях. Но генерал вскоре скончался, и пришлось барону возвращаться в Филадельфию ни с чем.

Здесь он засыпал конгресс планами военного характера. На них просто не обращали внимания. Никому не было никакого дела до того, кто такой в действительности этот Беневский. То ли по легкомыслию, то ли по досадной оплошности барон не захватил с собой королевского декрета о присвоении ему звания бригадного генерала. Точнее, у него вообще не оказалось никаких документов. Военный отдел представлял его в свое время конгрессу как «господина, называющего себя бароном Беневским». Не располагая деньгами для экипировки, не имея возможности показать себя в лучшем, выгоднейшем свете, он ничем не выделялся в толпе прочих искателей военного счастья.

Словом, попытка вступить в армию американцев успеха не имела. Пришлось возвратиться в Европу.

Сусанна утешала его как могла. Ей бы, конечно, жить заботами об урожае в родовом поместье под Бескидами, нянчить детей, растить цветы на клумбах. Но она умела подчинять себя интересам мужа, которого боготворила. Летом 1781 года супруги едут в Париж.

Здесь барон изредка навещает Франклина, беседует с ним. Ученого поражает широта его взглядов, свобода суждений в вопросах политики, экономики, военного дела. Он действительно кое в чем поднаторел за эти годы. Однажды барон привел к Франклину и Сусанну с дочерьми. В дневнике ученого есть запись: «Граф Бениовский, шляхтич венгерский, будучи пленником, взятым в числе сражавшихся за свободу своего края конфедератов, был сослан русскими на Камчатку, откуда бежал на захваченном корабле, на котором… блуждал у берегов Америки. Счастливо доплыл до Японии и Китая. Пришел ко мне представить жену. Хочет ехать в Америку, чтобы сражаться за ее свободу… Сказал, что имеет для конгресса рекомендацию от французского министерства. Выглядит как человек активного и дельного характера».

Как видно из этой записи, барон с первых же дней пребывания в Париже начал стучаться во все двери, чтобы добиться рекомендаций для возвращения в Америку. Можно только подивиться упорству, с которым, невзирая ни на что, он шел к своей цели.

И вот барон опять в Филадельфии. Но на сей раз не как безродный авантюрист. Ему, видно, крепко помогла торговля, которой он было занялся, в расстройстве чувств возвратясь из Америки. Теперь он располагал кое-каким капиталом. Остановился в лучшей гостинице, был прекрасно одет. Да, господин, имеющий деньги, называющий себя графом, кавалер одного из высших французских орденов, безусловно, производил выгодное впечатление. Теперь он уже не вымаливает какую-нибудь должность в армии Штатов, нет, он вынашивает более значительные планы. Он горит желанием организовать из завербованных в Европе людей так называемый Американский легион численностью до нескольких тысяч солдат, с кавалерией и артиллерией. После войны легионеры должны получить в Америке землю. А право на эту привилегию они оплатят собственной кровью.

Друзья советуют ему обратиться прямо к Вашингтону. Однако тот интуитивно не доверял барону и от встречи уклонился.

В это время в Филадельфию приехал посол Людовика шевалье де ла Люзерн. К счастью, барон был знаком с ним еще во Франции, встречался на светских приемах и тотчас нанес ему визит. Посол согласился написать Вашингтону письмо с просьбой терпеливо вникнуть в существо проекта создания Американского легиона.

И лед тронулся: Вашингтон изменил отношение к упрямому барону. Он со всей серьезностью ознакомился с его проектом, рукописный экземпляр которого до сих пор хранится в архивах министерства иностранных дел Америки, и ответил письмом, в котором подробно касался военно-технической стороны дела. Однако прежде всего отметил, что проведение в жизнь идеи барона будет зависеть от многого. Например, от политической обстановки в Европе; от того, как долго будет длиться война… Если барон уверен, что его люди смогут стать под ружье не далее, чем через год, такой легион может принести существенную пользу борьбе за независимость.

Ответ Вашингтона окрылил барона. Теперь, казалось ему, путь к успеху открыт. Его наконец примут в армию не ниже чем в звании генерала. Под его начало отдадут три корпуса Американского легиона. Правда, по этому вопросу должен был еще сказать свое слово конгресс, но это уже мало беспокоило барона, тем более что вскоре Вашингтон принял его, имел продолжительную беседу, после чего пригласил домой отобедать. Барон, конечно, обворожил жену главнокомандующего прекрасными манерами, столь несвойственными большинству военных, истинно польской галантностью, тактом, образованностью… и, надо полагать, рассказами о своей невероятной одиссее.

Особая комиссия утвердила проект Беневского по всем пунктам. Никогда за всю свою жизнь барон не был так оживлен, энергичен, откровенно счастлив. Теперь он почти не вспоминал о Мадагаскаре. Нет, кажется, его судьба определилась раз и навсегда!

И тут, как снежная лавина, на него обрушилось известие, что конгресс не утвердил решение комиссии. Предстояло повторное рассмотрение проекта. Как? Почему? Чьи это происки? Но не было ничьих происков. Как и предупреждал Вашингтон, к этому времени просто-напросто изменилась политическая ситуация. 19 октября 1781 года войска английского генерала лорда Корнвалиса капитулировали, что оказалось равнозначным поражению англичан в этой войне.

Железные нервы Беневского не выдержали. Он слег в постель. Все чаще он вспоминал старую Европу, где у него было немало огорчений. Но там по крайней мере осталась хоть одна страждущая по нему душа — Сусанна. Там у него были милые дочурки. Он пишет жене письма, полные горечи и сожалений. Ведь он был далек от какой-либо корысти, разве что тщеславен…

О, как понимала его Сусанна! Впрочем, способны понять и мы: барон действительно хотел помочь сражающимся Штатам в их справедливой войне. Это дополняет облик Беневского еще одной симпатичной чертой.

Барон знакомится в Лондоне с потомком Магеллана

Ступив на палубу корабля, отходившего в Европу, барон едва ли мог представить, что ему суждено возвратиться в Америку еще раз.

В апреле 1783 года он высадился во Франции. Не для того, впрочем, чтобы отдохнуть после всех бед и неприятностей. Ныне опять пришла пора действий. Но каких? В Европе никто ни с кем не воевал. Вот и хорошо: такая обстановка может способствовать привлечению внимания монархов к белым пятнам на карте мира. Если уж и ныне ему не удастся серьезно заинтересовать кого-либо Мадагаскаром, то, видно, и впрямь не судьба…