А тут еще умер благоволивший барону Людовик XV. Из Парижа повеяло отчуждением. Вероятно, доносы Мальяра и Тернея делали свое дело. Бессильный против их интриг, Беневский готов был махнуть на все рукой. Однако с этим не могло смириться его честолюбие. Если рвать с французами, так с музыкой. Если на то пошло, он вообще выйдет из-под власти и контроля французской короны. Он может стать верховным вождем Мадагаскара и будет вести самостоятельную политику с учетом интересов мальгашских племен.
Эта идея все больше овладевала им. Вскоре представился случай осуществить ее, возможно им же и подстроенный. В Луисберге жила мальгашка, которая много лет была невольницей на Иль-де-Франсе. Вдруг она распустила слух, что барон не кто иной, как сын одного белого и ее приятельницы, дочери Рамини — последнего короля Мадагаскара. Значит, он прямой наследник Рамини. Мальгаши стали к ней прислушиваться: им нравился деятельный, справедливый по натуре барон, к тому же зарекомендовавший себя храбрым солдатом. Очень хорошо, если он станет представлять их интересы, защищая от посягательств европейцев.
И вот в Луисберг явилась делегация вождей ближних племен. Они стали произносить длинные и проникновенные речи, упрашивая барона принять королевский титул. Барон обещал подумать.
Месяц спустя из Франции прибыли давно ожидаемые инспекторы. Не сходя на берег, они прислали барону письмо с приказом явиться на фрегат. Беневский не знал, какие претензии имеет к нему двор. Не уполномочены ли эти инспекторы и впрямь арестовать его, как о том носились слухи? Барон ответил, что ему-де поручена защита колонии, из которой нельзя отлучаться. К этому официальному ответу приложил личное письмо, в котором приглашал инспекторов к себе. Само собой разумеется, их безопасность он гарантирует.
Комиссары Белькомб и Шевро сошли на берег и провели инспектирование деятельности барона в качестве главы колонии и коменданта гарнизона. Результаты инспекции оказались в общем в его пользу. Какова бы ни была его деятельность, доходы с острова в казну метрополии уже начали поступать. Барон как будто свой хлеб даром не ел, хотя, с другой стороны… Впоследствии, отчитываясь двору об этой поездке, Белькомб писал с предубеждением: «Трудно найти человека с более эксцентричными идеями и странными замыслами, нежели барон Беневский».
Комиссары на берегу не очень-то вмешивались в его распоряжения, тем более что обильный обед с пряными приправами и превосходным фруктовым вином волей-неволей привел их в благодушное настроение. Но, оказавшись под защитой пушек фрегата, они прислали ему приказ, что за дела колонии по-прежнему отвечает он. В следующем послании, выдержанном в более мягких тонах, они убеждали барона не слагать полномочий, пока не придет соответствующее указание короля. Барон пренебрег их просьбой и поставил в известность вождей, что ушел с французской службы.
Итак, барон стал королем на одном из крупнейших островов мира. Он, конечно, понимал, что сама по себе его попытка выйти из-под власти Франции не останется безнаказанной. Король Людовик XVI вряд ли признает независимость острова. Он не удивился, если бы вдруг в заливе появилась французская эскадра. Но в ту эпоху требовалось длительное время, чтобы организовать какую-либо карательную экспедицию к дальним берегам. Да и зачем дожидаться карательной экспедиции? Ведь если он хочет упрочить свое положение на Мадагаскаре, поездки в Париж все равно не избежать ради того, чтобы добиться определенного модус вивенди. Варясь в собственном соку, без помощи извне, без денег, которые на первых порах не мешало бы у кого-либо заполучить в кредит, особенно не развернешься. Поездка в Париж, предпринятая бароном в условиях, когда он фактически порвал с Францией, была шагом, потребовавшим трезвого и мужественного расчета.
Датой 14 декабря 1776 года, когда барон уехал с Мадагаскара, кончаются его мемуары. Тем лучше, пожалуй. Они достаточно внесли путаницы в книги авторов, не пожелавших отказаться от заведомых вымыслов барона. Дальнейшую его жизнь можно проследить пусть по немногочисленным, но более или менее точным свидетельствам очевидцев, письмам и документам.
Барона осыпают милостями, но не понимают
Против ожидания во Франции барона встретили с еще большим интересом, чем прежде: к славе человека, испытавшего необыкновенные приключения, теперь добавилась новая — завоевателя Мадагаскара. Как-никак он провел там три года!
В нем видели человека с широкой натурой, обаятельного, умного. Ему были рады. Но не так хорошо, как можно было надеяться после приема в обществе, обстояли его дела в министерстве, ведавшем колониями. Он представил туда проект постепенного овладения Мадагаскаром не с помощью войск, а осваивая его силами местной знати. Собственно, он предлагал Франции такое административное и политическое устройство на Мадагаскаре, при котором метрополия смогла бы осуществлять более действенное влияние на мальгашей. Правда, правительство должно было признать барона единственным главой этого острова-государства. Но его доводы французских чиновников не убедили. Надо сказать, что в те годы их колониальная политика вообще не отличалась гибкостью, какая, скажем, была присуща в подобных вопросах англичанам. Раз за разом они теряли позиции то в Индии, то в Канаде, а потом и в ряде других пунктов на колониальной карте мира.
Отчаявшись найти общий язык с французами, барон оказался вроде бы не у дел. А между тем его так чествовали за прошлые заслуги на Мадагаскаре! И это невзирая на все доносы! Людовик XVI жалует ему титул графа. В прошлом польский генерал, теперь он и во Франции получает чин бригадного генерала, орден св. Людовика, крупное денежное вознаграждение.
В 36 лет «дважды» генерал! Но служить в каком-нибудь захудалом французском гарнизоне, деля свое время между картами, вином и казарменной муштрой, — нет, это не для него. Хоть бы уж сражаться на поле брани. Но во Франции тихо — затишье перед началом революционных бурь.
Однако война не заставила себя долго ждать. Мария-Тереза, уже одряхлевшая, но не утратившая воинственного пыла, рискнула еще раз попытать счастья, двинув войска против своего заклятого врага Фридриха Великого. Дух неутомимого вояки взыграл в бароне. Правда, он имел кое-какие счеты о австрийскими властями, но кто старое помянет…
Увы, эта война не принесла ему ни славы, ни душевного удовлетворения. Он задыхался в тисках никчемных забот и унылой повседневности. В письмах жаловался на недооценивающую его Марию-Терезу. Правда, за боевые заслуги она простила барону старые прегрешения и даже велела возвратить ему часть конфискованного когда-то имущества.
Немного разбогатев таким образом, барон отдается хлопотам по хозяйству, в свободное время гостит у соседей и родственников. Однако голова его уже переполнена мыслями о неведомых островах Тихого океана, о наполненных ветром парусах, воспоминаниями о друзьях-мальгашах. Бросить бы опостылевшее хозяйство и двинуться туда, где разворачивались великие события, накалялись страсти. Сказано — сделано: в середине 1779 года барон опять в Париже. Здесь он пытается возвратиться к разговору о Мадагаскаре, о проведении в жизнь начатых там преобразований. Но, как и Прежде, натыкается на стену непонимания и равнодушия.
На счастье, в это время в Париже находился знаменитый ученый, писатель и философ Бенджамен Франклин. Здесь он довольно успешно выступал в качестве дипломата, представлявшего Северо-Американские Штаты. Франция в пику англичанам поддерживала нарождавшуюся заокеанскую республику военными поставками, большим денежным займом, Посылала инструкторов для обучения войск.
Думал ли барон прежде о заокеанской стране? Трудно сказать. Все же мы можем допустить, что думал, что ему небезразличен был исход борьбы янки против англичан. Несомненно, его место на стороне угнетенных. Можно допустить, кроме того, что тут не обошлось без влияния Франклина, с которым барон познакомился. Человек живого и острого ума, много повидавший и переживший, барон, разумеется, не мог не привлечь внимания великого американца. Франклин играл в шахматы, писал об этой игре. Им было о чем толковать, даже если бы они ограничились одной только шахматной темой. Однако Франклина должны были интересовать не столько способности барона как игрока, сколько его рассказы о землях на северо-востоке России и о других местах. В глазах Франклина барон был прежде всего путешественником, проплывшим неведомыми морями. Добавим к этому, что барон иногда' склонен был выдавать себя и за первооткрывателя, хотя, увы, ничего он не открыл (путать — путал).
