В БЕРЕНДЕЕВОМ ЦАРСТВЕ
Очерк
Рис. И. Шипулина
В детстве я любил сказки. Потом началась война. В нашем маленьком подмосковном городке разместились госпитали. Под городом в окрестных лесах солдаты рыли землянки. Укрытые ветками и маскировочными сетками на опушках стояли танки. На смену вымыслу пришли воздушные тревоги, очереди за хлебом. Мы играли в войну с настоящими автоматами и винтовками, подрывали тайком гранаты и зажигали в кострах разноцветные огни ракет.
И все-таки сказки жили где-то рядом. Сказочная страна берендеев, Снегурочка, весенние хороводы в честь солнечного бога Ярилы оставались такой же реальностью, как недалекие бои и яркие вспышки победных салютов.
Сказки учили мечтать. Они преображали леса, изрытые гусеницами танков и воронками от учебных стрельб. Тогда а не думал, что настоящее Берендеево царство находится так близко от меня — у Плещеева озера и древнего русского города Переславля-Залесского.
…Переславль похож на живой музей. И озеро возле города — тоже музей. И леса вокруг, и поля, и деревни, и древние валы укреплений, и зеленые оспины разрытых курганов — все это тоже музей истории и природы. Земля в Переславле была жирной, черной, набитой стеклом, железом, кусочками сопревшей кожи, берестой, камнями и бревнами древних строений, черепьем, костями и прочими свидетельствами старины.
Шумели сосны. Из-за леса с озера доносились плаксивые крики чаек. Солнечные лучи вонзались в зеленый сумрак корабельного бора, и кора сосен вспыхивала и светилась. Возле небольшого прямоугольника раскопа желтели кучи выброшенного песка, за ними блестели два рельса узкоколейки, по которым игрушечный паровозик вывозил вагоны с торфом.
«Кладовой солнца» называл эти места Пришвин — так много здесь торфяных болот, в которые превратились древние озера, оставшиеся после ледника.
…Это было лет семь назад. Из года в год наша маленькая экспедиция выезжала летом на берега Плещеева озера, чтобы вести раскопки неолитических стоянок. Это была дорога к истокам «Берендеева царства», как называл этот край М. М. Пришвин. И двигались мы по ней просто и буднично, без особых приключений…
В тот день раскопки тоже шли как обычно.
Крупные черепки, о которые то и дело спотыкалась лопата Олега, были от одного сосуда. Пока Таня Одинцова, студентка исторического факультета и мой помощник, отмечала их на плане раскопа, я сидел над расстеленным листом бумаги и пытался сложить бок горшка.
Олег не археолог, а студент-химик. На раскопки попал случайно: приехал в Переславль посмотреть на старину, пошел бродить вокруг Плещеева озера и наткнулся на нашу экспедицию. Расспросил обо всем, а потом уговорил меня оставить его до конца работ. Он невысок, белобрыс, с восторженными голубыми глазами и сильными руками. Но с лопатой ему приходится трудновато. Если бы просто землю кидать — на это сил хватит. А вот так, осторожно да медленно, снимая по сантиметру со всего квадрата, чтобы вовремя остановиться перед находкой, — на это нужна привычка.
— Олег, отдыхайте! Успеете еще…
— Я сейчас. Вот только дочищу…
Его лопата опять обо что-то задевает.
— Посмотрите, какой черепок! Как будто сетка на нем отпечаталась…
— Где, где сетка? — сбегаются ребята.
В самом деле, на внутренней поверхности черепка хорошо виден отпечаток мелкой рыболовной сетки. На глине отпечатались даже волокна и узелки. Это редкая находка. Вероятно, такие толстые и крупные сосуды делали на специальных болванках из моха и травы, обтянутых сетью или шкурой. Потом внутренность сосуда заглаживали, но иногда эти отпечатки оставались…
Сеть — самое необходимое орудие лова. Люди неолита были рыболовами и охотниками. Их стоянки мы всегда находим на древних берегах озер и рек.
Толя, самый старший из моих рабочих — он пошел уже в десятый класс — и самый серьезный на раскопках, повертев черепок, хмыкает:
— Рыбнадзора у них не было! А то с такой ячеей враз бы порезали…
Ребята хохочут. Все знают, что этой весной Толя с отцом ставил в озере сетки и попался рыбнадзору. В Плещеевом озере разрешается ловить рыбу только удочкой…
— Чего смеетесь? Уклея здесь даже не пройдет, не только плотва! Сантиметр, не больше…
— Андрей Леонидович, а как тогда ловили рыбу? Сетками? А крючки у них были? А из чего они делали крючки?..
— И сетками ловили, и заколы на реках устраивали, загородки. Ставили в ручьях и заводях верши, «морды». А крючки вырезали из кости. Здесь, в песке дюнных стоянок, к сожалению, ни кость, ни дерево не сохраняются, а то бы мы их нашли.
Пожалуй, ни одна эпоха не задает археологу такого множества вопросов и загадок, как неолит. Неолитическая эпоха начинается в восьмом или седьмом тысячелетии до нашей эры на юге, а конец ее наступает во втором тысячелетии. Точные хронологические границы меняются на каждой территории по-своему. Например, североамериканских индейцев европейцы застали еще на стадии неолита. В неолите в конце прошлого века жили полинезийцы, и сейчас живут индейские племена в бассейне Амазонки.
Неолит — это еще каменный век, когда человек не знал металлов.
Если спросить археолога, что определяет неолит, он, не задумываясь, ответит: три вещи — лук со стрелами, обожженная глиняная посуда и каменный топор как самый необходимый в лесу инструмент. И уже потом добавит, что кроме охоты в неолите широко развивается рыболовство, человек приручил почти всех широко известных сейчас домашних животных, научился возделывать почву, сажать растения и собирать урожай, научился прясть, обрабатывать дерево и делать еще многое другое. В том числе резать, пилить, шлифовать и сверлить камень.
Но может быть, самое главное — человек стал оседлым. Он прекратил свои скитания в поисках пищи и стал селиться на озерах и реках маленькими поселками, стоянками, кото* рые мы раскапываем.
Плохо только, что в песке сохраняются лишь камень да черепки, остальное — дерево, кожа, кость, пряжа — все исчезает бесследно. Разве что можно встретить отпечаток ткани или сетки на черепке вроде того, что нашел Олег.
Правда, выпадают еще на долю археолога такие фантастические удачи, как свайные и болотные поселения. Торф и вода сохраняют все. Они даже надежнее, чем абсолютная сухость. Только очень высокая влажность почвы сохранила для археологов древний деревянный Новгород. Торфяные болота сейчас расположены на месте древних озер. На мелководье, на островках, а то и прямо на торфе селились древние рыболовы, если сухой берег был слишком далеко от воды. Иногда так спасались от врагов — на воде можно раньше заметить нападающих. Свайные и болотные поселения были открыты на озерах в Швейцарии, на болотах Дании и Англии, в Эстонии и на Урале. Но их — единицы. Как правило, их находили не археологи.
На Урале, в Шигирском и Горбуновском торфянике, свайные поселения нашли золотоискатели. Под слоем торфа лежали золотоносные пески, и, когда торф стали убирать, наткнулись на сваи и жилые настилы. В Историческом музее в Москве хранятся остатки лодок, лыжи, лук, стрелы, деревянные идолы, кусочки ткани, различные фигурки из дерева, весла, чашки, ложки, берестяные сосуды — все это сберег от разрушения торф.
Но такая удача почти нереальна…
— А у нас на Талицком болоте лося нашли, — говорит кто-то из ребят. — Рога — во! В болото провалился, одни кости остались…
— Кости! Вон Морковников, директор, топор каменный нашел на Купанском, в музей сдал… А черепков-то там нет!
Нет черепков, верно! Я каждый год расспрашиваю рабочих, обхожу торфяные поля, но, кроме этого кремневого топора, невесть как попавшего в торф, ничего не находится. А ведь должны тут быть болотные поселения! Или достаточно было сухих мест? Здесь, на берегах Плещеева озера, на Век-се, на озере Сомино, стоянки разных культур на каждом шагу. А в торфе — нет.
