Даже в тех случаях, когда встречаются две различные стаи из соседних районов, дело обычно обходится без драк и грызни. Наоборот, при встрече обезьяны быстро взбираются на самые верхушки деревьев и оттуда начинают громко кричать и верещать, самцы хватаются одной рукой за сук и описывают вокруг него круги, словно на каруселях, затем спрыгивают вниз и начинают трясти маленькие деревца или ветки. При этом они близко наступают друг на друга.

Рейнольдс называет это обезьяньим карнавалом. Такое шумовое оформление первого знакомства может длиться иногда целый час.

Джейн Годалл наблюдала аналогичное поведение шимпанзе из лесов Гомбе во время дождя. Самцы устраивали те же безумные танцевальные представления: хватались рукой за ствол и дикими скачками вертелись вокруг него. Самки и детеныши в это время взбирались на соседние деревья, чтобы иметь возможность лучше следить за «самодеятельным концертом» в честь дождя.

Как мы их выпускали

Но все это можно будет наблюдать на Рувондо только через несколько лет. А сейчас у нас другие заботы; как их выпустить из клеток?

Для начала мы освобождаем тех обезьян, которые, по свидетельству Герхарда, дорогой показали себя как самые добродушные. Две самки не теряя ни минуты сразу же направились прямым ходом в лес, как будто попали к себе домой. Другие подошли к закрытым еще клеткам, в которых сидят остальные пленники, просовывают туда пальцы, ощупывая их физиономии, целуют их сквозь решетку. Они, видимо, уже все перезнакомились за долгую дорогу.

Шимпанзе-подросток и второй, совсем еще маленький, подбежали ко мне и ухватились за штанину, показывая всем своим видом, что никуда не собираются от нас уходить. Более того, малыш быстро взобрался по мне, «поцеловал» и крепко ухватился за шею обеими руками. Куда бы мы ни пошли, он неотступно бежал за нами вслед, причем почти все время на двух ногах, что выглядело крайне умилительно.

Но именно этого мы и боялись: ведь детеныш должен остаться здесь вместе со взрослыми обезьянами. Само по себе это дело совсем нетрудное, когда касается таких общительных обезьян, как шимпанзе. Они всегда очень приветливы с детенышами; даже взрослые самцы охотно играют с ними, позволяя проказничать, скакать по своим спинам, дергать за шерсть. Поэтому мы подводим малыша к двум самкам, сидящим на лесной опушке. Он действительно сразу направился к ним, и одна из них прижала его рукой к себе. Но не успели мы отойти, как он с воплем кинулся за нами. Прогнать его мы не решались, потому что тогда он мог бы поднять громкий крик и плач, на который сбежались бы взрослые обезьяны и, желая его защитить, могли бы нас искусать. Ну что ж, с малышом мы решили некоторое время выждать.

Ящик с огромной очень злобной самкой мы открывали за веревку, стоя в воде. Засов железной дверцы уже снят, но «злая» шимпанзиха и не думает вылезать. Она только слегка приоткрывает дверцу и выглядывает наружу. Когда к ней подбегает наш детеныш, она хватает его и берет к себе в бокс.

Нам уже надоело ждать, но самка и в ус себе не дует: сидит и сидит. Наконец спустя четверть часа она выходит, осматривает окрестности, продолжая держаться рукой за железную дверцу, явно обеспечивая себе отступление в случае необходимости. Когда она на какой-то миг выпускает дверцу из рук, та с треском захлопывается. Явно испуганная, самка тут же возвращается и открывает ее вновь. Поскольку мы хотим поскорее от нее избавиться, чтобы забрать ящик на катер, то начинаем брызгать на нее водой. И вот каков результат: она поспешно скрывается в своем «доме»!

Нам не раз приходилось наблюдать аналогичные случаи в зоопарке. Животные, пропутешествовавшие в портативных клетках несколько дней, а иногда и недель, начинают их рассматривать как свое жилище и, чувствуя себя в них в безопасности, не решаются перейти в другое, пусть даже более просторное, помещение.

После обеда мы снова подъехали на моторной лодке к этому месту. Все шимпанзе исчезли. Бананы, яблоки и хлеб, сложенные нами в кучу, остались нетронутыми. Когда шимпанзе не находят в лесу плодов, они неделями могут питаться одними листьями и молодыми побегами. Это показали наблюдения в лесу Будонго. Но для наших обезьян это, вероятно, покажется чем-то новым и непривычным, поэтому-то мы и решили подбросить им на первое время немного продовольствия.

Как только мы причалили и вылезли на берег, к нам сейчас же выбежали из леса три шимпанзе — самый большой из самцов, по кличке Роберт, и оба малыша. Роберт приветствует нас пожатием руки. Но самок почему-то нигде не видно. А ведь мы рассчитывали на то, что детеныши присоединятся именно к ним.

Постепенно Роберт начинает все больше возбуждаться. Шерсть на нем поднимается дыбом, он становится как бы вдвое толще и начинает бегать на задних лапах. Мы поспешно залезаем в воду прямо в ботинках и пробираемся до лодки вброд.

Сегодня 23 июня. Наша «операция» благополучно закончена. Все человекообразные обезьяны доставлены наконец на свою новую родину. Свыше пяти недель они просидели в своих боксах, а некоторые пропутешествовали и того больше, если считать дорогу, которую они проделали до Антверпена. Мы испытываем явное чувство облегчения. Наверно, и они тоже.

Как избавиться от Роберта?

На другое утро мы решили совершить пешком экскурсию к месту выпуска обезьян. Для начала нам пришлось преодолеть несколько холмов, поверхность которых вся сплошь заросла по пояс травой, похожей на спелую пшеницу. Идти нужно осторожно, потому что среди обломков скал нетрудно поломать себе ноги. Траву здесь не сжигают, как повсюду на материке, а холмы были значительно выше, чем нам казалось с катера, и преодолевали мы их с трудом. Между ними тянулись долины с девственным лесом и болота, поросшие камышом и тростником выше человеческого роста.

Пробираясь по этим зарослям, мы пользуемся тропинками, проложенными бегемотами. Идти по ним очень удобно, потому что они достаточно широки. Там и сям по сторонам попадаются примятые площадки, где эти толстяки, видимо, отдыхали. А может быть, это были носороги? Будем надеяться, что бегемоты здесь, как и в других местах Африки, выходят пастись только по ночам. Но кто может за это поручиться? Мне бы отнюдь не хотелось стоять на дороге у потревоженного чем-то бегемота, несущегося к спасительной воде…

Поэтому мы стараемся нарочно громко разговаривать, смеемся и стучим палками по деревьям, чтобы бегемоты или носороги издалека еще слышали наше приближение и не испугались нашего внезапного появления. Когда мы пересекали поляну с желтой высохшей травой, до нас донесся громоподобный топот копыт тяжеловесного животного. После мы долго потешались друг над другом, с какой проворностью каждый из нас бросился к ближайшему дереву, готовый залезть на него при первом же появлении толстокожего…

Но вообще-то смешного мало, потому что не так давно поблизости от этого места погиб один рыбак, который, нарушив запрет, причалил к острову. Заметив спящую самку носорога с детенышем, он начал швырять в них камнями, желая, видимо, прогнать от берега. Однако, вместо того чтобы убежать, животное бросилось на обидчика и убило его.

По скалистому склону холма мы с превеликим трудом спускаемся в лес.

Вдруг прямо посреди горной лужайки, поросшей высокой сухой травой, обнаруживаем автомобильную шину. Только я хотел рассердиться на тех, кто захламляет такими вещами остров, как обнаружил, что это… сетчатый питон. Хотя я и успел ухватить его за хвост, но он так прочно зацепился за обломки скал и запутался в зарослях травы, что без труда сумел у меня вырваться. Ну и бог с ним, не очень-то он мне сейчас нужен. А действовал я с ним так решительно лишь потому, что точно знал: питоны не ядовитые змеи. Иначе бы поостерегся. Именно в этот, момент мы с Синклером Дунеттом одновременно вспомнили, что коробку с сывороткой от змеиных укусов и шприцы к ней, предусмотрительно захваченные нами на остров, конечно, забыли в лагере.