Вышли, отработали свою короткую программу, а в конце решили исполнить недавно отрепетированного «Негра». Как только ребята сошли со сцены, к Ступе подошли два омоновца и спросили: «Ну что? Хорош тот мент, который мёртв?» Ступа ответил, что да, мол, в песне же так поётся, значит, так и есть, и тут же получил несколько сокрушительных ударов. Друзья даже не поняли, что произошло, увидели лишь истекающего кровью Костика с тяжёлой черепно-мозговой травмой.

В 97-м умирает мать Константина. Он очень переживал, но на похороны, мягко говоря, опоздал, были дела «поважнее». Возможно, именно эта ситуация повлияла на решение Костика завязать.

Он закрывается дома и какое-то время держится, отказываясь от всех предложений прогуляться, пока не зашла Роксетка и не спросила: «Ступа, поедешь в Москву на концерт “Моторхед”?» Против такого соблазна Костик устоять не смог, и они поехали. На концерт, правда, так и не попали. Вместо этого Костик ввязался в драку, когда кто-то оскорбительно высказался в адрес его подруги.

Потом они познакомились с ребятами – любителями винта и затусили с ними, на две недели выпав из реальности.

Тем временем кассеты с записями потихонечку расползалась по Микрону и за его пределами, дворовые исполнители охотно делились аккордами. «Ночная трость» становилась всё более популярной в Орле группой.

В 98-м проявил активность старый знакомый, барабанщик Сергей Дадонов. Он решил организовать репетиции и выступление на фестивале «Рок против наркотиков – 98». У Костика как раз родились свежие тексты – «Лёд и ветер», «Пушистый хвост», «Ночная трость». Эти композиции были исполнены на фестивале и запечатлены на видео, студийной записи сделано не было.

Ростислав решает в корне изменить свою жизнь и уехать работать в город США («Город США» – юмористический репертуар Константина и Миши). Перед концертом ему нужно было заехать в московское посольство США для получения визы. На собеседовании у Роста началась сильная ломка. Рост переживал, что сотрудники посольства, заметив это, откажут в визе, но в итоге он её получил, а вот рубли, которые не успел обменять, обнулились, и все планы рухнули.

В 1999-м состоялось ещё одно выступление Константина Ступина на Оrel butchers party с Павлом Чечуриным на басу и Думбой из группы «Паралон» на барабанах (ныне более известный как Доктор Роганов, барабанщик «Адового мужика»). На этом концерте впервые прозвучала песня «Секрет», окончательный её вариант войдёт в посмертный альбом «Ремесло». Концерт снимался на видео, но сохранилось оно у кого-нибудь или нет – пока не известно.

Константин менять свою жизнь не планировал, но она изменилась. Он вскрыл челночный пикап, загруженный шмотками. Добыча была солидной, но нужно было по-быстрому сбыть товар, поэтому всё отдавалось за бесценок, многое раздавалось просто так. Немудрено, что правоохранители без труда вышли на след.

Костика вызвали на допрос. Следователем оказалась девушка. Константин включил на максимум своё обаяние и магию, уверив, что обязательно явится на суд по повестке. Его отпустили под подписку о невыезде.

Выйдя из отделения, Костик решает: нужно валить. Но куда? И где взять денег на билет? Зашёл домой, и тут же зазвонили в дверь. Не успел, подумал Костик. Но у порога оказались молодые панки, начинающая группа «Эйфория». «Ступа, – спрашивают, – не знаешь, у кого можно купить гитару недорого?» «О, ко мне вас направили сами боги», – ответил Костик и продал им гитару, взятую у знакомого поиграть.

Деньги есть, но куда ехать, раздумывал Ступа, стоя в очереди за билетами, и вспомнил друга детства по пионерскому лагерю Илью Аболмазова.

Илья переехал жить в Краснодар и рассказывал, что его отец работает в каком-то ДК. Денег на билет хватило, и Костик благополучно прибыл в Краснодар, осталось только обойти все ДК и поспрашивать – работает ли у них Аболмазов.

Таким необычным образом друзья детства встретились.

Илья оказался творческой личностью – поэт, художник, музыкант и всё такое.

Илья Аболмазов: «Познакомились мы со Ступой в 82-м примерно, ещё до поражения подростковым онанизмом, в пионерском лагере “Кристалл”. Лопоухий и шелудивый мальчик привлёк моё внимание. В 90-е я тоже занимался музыкой, в Орле тогда ей не занимались только глухие безногие собаки. Но со Ступой я не сотрудничал, если не считать сотрудничеством то, что он мне иногда показывал свои тексты, а я его подбадривал фразой "Ты что, дебил!", после чего он переделывал их до более-менее вменяемых».

В Краснодаре друзья занялись совместным сочинительством, так появились такие вещи, как «Папа Карло», «Крошка Мегги», «Доктор Павлов», «Чёрный байк», «Кровавая осень». К рассказу Ильи мы ещё вернёмся, пока обратимся к воспоминаниям ещё одного свидетеля тех событий.

Иван Жалнин: «Что рассказать? Как он колбасу в магазинах тырил и обменивал её на рынке у бабушек на палёную водку? Мы с товарищем решили создать группу и повесили объявление на рок-магазине о поисках басиста для игры в ВИА в стиле "эх пойдёт". Вот так нам и нашёлся Ступа. Димон-Литровый приходит, говорит, басера нашёл. Ну вот, пошли пива попили, поговорили и через день-два уже на флете у меня стали пытаться что-то лабать – мы свои песни сыграли, Костя свои. Мы в восторге были, так и появился коллектив "Браунинг & Мауzер". Жил он сначала у Ильи Аболмазова, татуировщика из Орла, снимали они комнату у деда, которого называли Дон Мефисто, потом вроде пропал на месяц – где-то в Адыгее за чьей-то дачей присматривал, там и жил, потом на Горогородах у кого-то.

Песня “Чёрный Байк” появилась при мне. Нам предстояло выступить в мотоклубе, и Костик принёс этот текст, мы сыграли её, но байкеры прогнали нас со сцены, посчитав, что это стёб над ними.

Ещё, помню, делали песню про Майкла Джексона, про папу Карло и Буратино. А расстались так: Ступа взял у меня поиграть электрогитару, в общем, после этого я его больше и не видел. Поначалу я расстроился, но потом подумал, что мало ли, закрыли его или хз, короче, я на него не в обиде остался в итоге, но связи больше не было».

Нетрудно догадаться, что гитара, о которой говорит Иван, была успешно продана, а на вырученные деньги Константин вернулся в Орёл.

Илья Аболмазов: «В Краснодаре Ступа занимался спортом, вы не поверите, но каждое утро он пробегал по четыре километра, потом брусья и турник. Голова у него прояснилась, плюс, хотя и под моим давлением, был посажен за книги, что и послужило толчком к его творчеству, хотя бы он узнал много новых слов. Потом было четыре месяца жизни на побережье, много веселья и смеха. Как признавался впоследствии Ступа, это было лучшее время в его жизни, да и в моей тоже. А потом меня прикрыли, и Костя уехал в Орёл, где без надлежащего контроля пустился во все тяжкие, поймал роковой недуг… а, в манду! Сейчас мне 50, и я скучаю по Косте, он товарищем был охуительным.

Вот случай на побережье: сентябрь, утро, просыпаемся мы в палатке часов в шесть, великолепное утро, солнце ещё косо бьёт через листву кавказского леса, а мы, позёвывая, выходим к домику, где обитают местные рыбаки, этакие мужички-лесовички, их уже нет, ушли в море. “Ну что, Костя, надо позавтракать”. – “А что у нас есть?” – “Десяток картох есть”. – “Ну так и славно”.

Глядим, на пороге рыбацкого домика стоит ведро, полное каких-то грибов белого цвета, с виду как поганки. “Костя, – говорю я, – эти-то лес знают, говна не соберут, позаимствуем, с картофаном-то оно ого-го как славно получится”. Развели огонь и приготовили себе завтрак. Поели и сидим на бревне в наслаждении, практически как буддисты, слов нет, тихо перевариваем эту вкуснятину.

Тут приходит рыбак: “Здорово! Что, проснулись?” – и с этими словами шварк ведро на помойку. Мы как-то переглянулись и спрашиваем: “А чего это ты, Митя, грибы-то выбросил?” – “Да хер его знает, кто-то поганок насобирал, полгриба – верная смерть”. Мы опять переглянулись, потому как только что покушали четыре на двоих. “Да ну на хуй, – сказал рыбак. – Да вам пиздец! Давно?” – “Да только что!” “Сейчас”, – сказал рыбак и скрылся в доме.