Но окончание статьи я запомнила, хотя прошло больше шестидесяти лет. В конце статьи было написано: «Дисциплинированная, всегда подтянутая, горячо любящая свою профессию, эта скромная девушка является примером для работников авиационного отряда». Вот такое заключение о моих первых шагах трудовой деятельности в авиации. И я его не забыла до сих пор, хотя прошло уже около шестидесяти лет. А когда во время войны мы прилетели в Калинин в подразделение командира Косяк, то авиаторы встретились со мной и рассказали об этой статье из «Вестника воздушного флота».
Война началась 22 июня 1941 года. На нашу страну напала гитлеровская Германия. На седьмой день войны, 29 июня 1941 года, в составе одного из экипажей я вылетела в Московское управление ГВФ, а оттуда – на СевероЗападный фронт.
Я вылетела с Лёшей Панцирным: он знал моё отношение к делу, в каком отличном состоянии находятся подготовленные мной самолёты, и поэтому попросил командира летать на фронте именно со мной. Рано утром 29 июня 1941 года я покинула свой родной дом и моих беспомощных, дорогих мне маму пятидесяти восьми лет с маленьким трёхлетним сыном Володей. Когда мы взлетели, то сделали прощальный круг над нашими родными хатами и видели, как наши родные выбежали на улицу, задирают головы и машут нам ручонками, прощаясь со своими родными и близкими, может быть, в последний раз, ведь мы улетали не на прогулку, а на фронт, защищать свою Родину. В одном из экипажей вместе со мной вылетела и моя напарница Аня Столбикова. Её на аэродром провожала мама. Когда мы взлетели и делали прощальный круг над аэродромом, то заметили, что её мама упала на землю. Нам долгое время не было известно о её судьбе, а каково было её дочери?! Потом узнали, что с мамой Ани был обморок, и нам стало значительно легче.
Московское управление, в которое мы прилетели, направило наши экипажи на Калининский, впоследствии Северо-Западный, фронт. Первые дни войны были для нашей страны необыкновенно тяжёлыми. На своих маленьких самолётах мы делали за сутки по 6–9 вылетов к партизанам: доставляли продовольствие и боеприпасы им, а также к окружённым нашим частям, а их в начале войны была масса, вывозили с поля боя раненых бойцов и офицеров, выполняли различные задания штаба фронта, так как железные дороги были разрушены врагом. Было тяжелейшее время для нашей страны, и иной связи, как наши маленькие самолёты, тогда не было. Особенно запомнилось такое задание. Когда мы с Лёшей прилетели на Калининский фронт, командир поручил нам слетать на место гибели самолёта ТБ-3, этого солидного бомбардировщика, упавшего в лес и сгоревшего. Мы всё выполнили – разыскали все сохранившиеся документы, из членов экипажа никого не было в живых, все трупы превратились в распухшие массы – страшное дело, но мы во всём разобрались и взлетели с просёлочной дороги. Как не запутались в массе проводов? А иначе взлетать было неоткуда – кругом леса и посёлки, но на наше великое счастье всё обошлось благополучно, и мы задание выполнили.
Незабываемым осталось базирование на аэродроме в Новгороде в начале войны, где каким-то чудом мы остались живы. Немецкий аэродром с «Мессершмиттами-109» прилегал к нашему аэродрому, и в большинстве своём на взлёт и посадку немцы заходили с нашего аэродрома. Они над нами просто издевались: разбомбили взлётно-посадочную полосу нашего аэродрома, чтобы нам невозможно было взлетать, а впоследствии налетали на стоянки наших самолётов и почти все их сожгли, а обслуживающих их людей или расстреливали, или засыпали грудами земли, образующимися в результате бомбёжек. Мы с Лёшей хотели взлететь с заданием к партизанам, а «мессеры» на бреющем полёте начали нас расстреливать трассирующими пулями. Мы видели их морды, такие смеющиеся и радующиеся победам над нами. А у меня никогда не было личного страха, да и времени-то на него не было – опасность постоянно висела над нами. Я ещё не успела сменить форму ГВФ, в которой вылетела с аэродрома в Нижнем Новгороде, на армейскую, и при налёте фрицев и расстреле нашего самолёта в своих брючках, кителе с погонами упала на землю рядом со своим самолётом и с остервенением мысленно направила свои угрозы в адрес стервятников! А пули свистели вокруг меня, и чудом ни одна из них в меня не попала и в Лёшу тоже – словно Бог хранил наши нужные для защиты Родины жизни. Налёт прекратился, и мы рядом с нашей разбитой взлётной полосой чудом взлетели для полёта к партизанам. А стервятники в воздухе снова на нас напали, и нам пришлось сесть на случайную площадку – на нашем маленьком самолёте это было возможно. Мы временно покинули свой самолёт, а когда всё утихло, выполнили задание – доставили груз партизанам – и вернулись на свою базу, в это огненное чудище, и так было постоянно при выполнении всех заданий. Война есть война, тем более это было её начало, когда преимущество было явно на стороне врага.
Впоследствии, покинув аэродром в Новгороде, мы перелетели к озеру Селигер в район Осташкова. Выполнив задание, возвращаемся на ночлег домой, а немецкие самолёты, появившиеся откуда ни возьмись, начинают по нам строчить. Часть людей убьют, ранят, а мы, уцелевшие во время налёта, оказываем помощь раненым друзьям. Возвращаемся к дому, в котором ночевали после выполнения задания, а от дома остался только ворох мусора, а среди него погибшие и заваленные мусором наши хозяева – бабушка и дедушка. Похоронили несчастных стариков, и снова на выполнение заданий. У меня даже сохранился снимок построения отряда перед выполнением боевого задания.
Особенно запомнилось мне место новой базы для выполнения боевых заданий около Андреаполя. В этом районе немецкая армия потерпела страшное поражение от наших войск. Немецкая армия в районе Андреаполя впервые была разбита нашими войсками, а мы должны были помочь успешно закончить тяжёлую серьёзнейшую операцию. Нам было поручено доставить к месту действия РСы (реактивные снаряды), склад которых находился на одном из аэродромов, и стоило только один из снарядов кому-то поджечь, как весь этот склад взлетел бы на воздух и разгромил всю округу и находящихся на ней людей. А поджечь было кому – по лесу бродили недобитые немцы. Хата, в которую мы ходили ночевать после боевых заданий, находилась в деревне далеко от аэродрома, всюду валялись немецкие трупы. И случилось такое: в один из дней только мой самолёт вернулся на свою базу, о судьбе остальных десяти машин с их экипажами ничего не было известно. Для того, чтобы ранним утром вылететь на задание, я должна была пойти к своему самолёту и подготовить его к вылету на задание по перевозке РСов. И я одна в пять часов утра пошла по тропинке к своему самолёту. А на протяжении всего пути по лесу наставили замёрзшие трупы убитых немецких солдат и офицеров. Кто это сделал – неизвестно, но картина жуткая, и несмотря на это надо было идти и готовить самолёт. А по лесу бродили недобитые немцы, не менее страшные, чем эти трупы. На счастье, все самолёты, не вернувшиеся до этого на наш аэродром, на следующий день прилетели на свою базу. У них были вынужденные посадки по различным не зависящим от них причинам, а это было великое счастье, ведь каждый самолёт в боевой обстановке на вес золота! Случаи различных боевых эпизодов, которые невозможно перечислить, пережиты в нашей боевой жизни.
Зима 1941 года на Северо-Западном фронте была, как назло, страшно морозной (минус 30–35 градусов). Лица и руки у нас обморозились, с чёрными лицами мы были похожи на негров, да ещё с неимоверной физической болью, но мы и это всё перенесли, пережили до весны 1942 года. А весной наши женские судьбы с моим боевым другом Ксаной Санчук изменились. Родина была в опасности, и её надо было защищать всеми имеющимися в стране силами, и женщины-авиаторы выступили на фронт.
И. В. Сталин поручил известному в ту пору штурману Герою Советского Союза Марине Михайловне Расковой создать женские авиационные полки. Собрать со всей страны женщин, имеющих специальность авиаторов, а если их не хватит для организации авиационных полков, то обучить в момент организации полков. Ранее я уже писала, что в нашей стране в Батайской лётной школе действовала единственная женская эскадрилья, которая готовила только лётчиков, а женщин со специальностями техников авиационного профиля в нашей стране было мало. Правда, в Саратовском авиационном училище готовили эксплуатационников, но женщин там было гораздо меньше, чем мужчин. Например, в группе, которую я заканчивала, из сорока человек было только шесть женщин. То же самое в Московском училище, которое готовило прибористов – и в нём преобладали мужчины. Но М. М. Раскова всё же создала три женских авиационных полка: полк на самолётах У-2, бомбардировочный, командиром которого была Евдокия Бершанская – командир женской эскадрильи из Батайской лётной школы; полк истребителей из лётчиков Осоавиахима с командиром – сестрой начальника штаба нашего полка Казариновой; полк на самолётах Пе-2 – пикирующих бомбардировщиках, руководство которым М. М. Раскова взяла на себя, переучившись со штурмана, которым она была ранее, на лётчика. Полк состоял из лётчиц Батайской школы ГВФ с последующим пополнением из запасных авиационных частей как лётного, так и штурманского состава.
