– Невероятно! – выдохнул он и почувствовал движение за спиной. Все четверо бойцов его взвода, которым посчастливилось не вступить в контакт со странным веществом, сгрудились рядом и возбуждённо сопели.
У лежащего ближе солдата была вырвана с мясом рука. Не отрезана, а именно вырвана. «Это ж какую силищу надо иметь?» – пронеслось в голове у Максима. С рваных ошмётков на месте предплечья в примятую почерневшую траву капала вовсе не кровь, как должно было быть, а янтарная вязкая жидкость, в глубине которой хаотично метались сверкающие искорки: сталкивались, вспыхивали и вновь стремительно уносились вглубь странного вещества.
Как зачарованные парни смотрели на это чудо и растягивали бледные губы в глупых улыбках, пока Петренко с остатками своих солдат не оттеснили их от начавшего подниматься посеревшего тела.
Только после первого выстрела Михалыч пришёл в себя и растерянно захлопал глазами.
Впереди начинался хаос. Мирно лежащие солдаты начали вставать, но, как и говорил Паша, это были уже не люди.
– К оружию! – завопил командир, передёргивая затвор и опасливо отступая от всё уверенней наступающих бывших солдат.
Щеря страшные пасти, они уже ничем не напоминали людей, и в чёрных глазах их пылала голодная жажда.
– Огонь! – рявкнул Михалыч, – Огонь на поражение! – и мир взорвался оглушающей увертюрой кровожадной симфонии.
Лихорадочно соображая на ходу, командир медленно пятился от вопящих и лающих тварей, что есть силы давя на гашетку. Рядом с ним были его бойцы – треть от всей роты, испуганные и растерянные мальчишки, которых он должен вывести из этого ада непременно живыми.
– Мочи! Бей гадов! – орал справа Мартынов. Слева судорожно сопел взмокший Максим.
Михалыч готов был поклясться, что мальчишка не выдержит и сбежит, но нет. Вот он, упрямо стиснув зубы, бок о бок пятится с грозным отцом, щедро поливая свинцом из автомата бывших товарищей. И рука его не дрожит, не скользит по цевью, твёрдо сжимая горячую равнодушную сталь. Его сын, его гордость!
Краем глаза Михалыч уловил движение и проворно пригнулся. Серый урод, изловчившись, с немыслимой скоростью сиганул на него, но был срезан точной очередью и отброшен изломанной кучкой назад, сбивая с ног тварей.
Грохот стрельбы оглушал, но звучал музыкой для ушей, перекрывая свирепый вой чудищ.
Вскоре всё было кончено, и перед ошарашенными взглядами бойцов валялись серые трупы чудовищ, истекавшие искрящейся жидкостью. Они словно таяли, медленно исчезая в объятиях бурлящего янтаря. Едкая химическая вонь шибанула в лицо, заставив желудок подпрыгнуть, и, зажимая ладонями нос, Михалыч попятился. Уронив под ноги автомат, он, едва продышавшись, устало прислонился к шершавому стволу искромсанной ели. Рядом с ним сгрудились, зажимая носы, и жалкие остатки его славной роты.
– Петренко, соедини меня с базой, – сглотнув колючий ком в горле, прохрипел командир.
– Есть, капитан! – взбудораженный полной победой, лейтенант вытащил рацию. Отойдя в сторону, он бойко затараторил, едва сдерживая улыбку. Вызывая базу, Петренко с облегчением привалился к стволу под пушистой вечнозелёной кроной, вытирая рукавом со лба грязный пот.
Шушукающий ветерок в наступившей тишине, расслаблял, убаюкивал. После грохота канонады, он казался блаженством натянутым нервам.
И вот тут, совсем потерявший бдительность, лейтенант не успел даже вскрикнуть, как воздух мгновенно перестал поступать в мозг. Закатив глаза, он изо всех сил впился скрюченными пальцами в гибкую конечность сдавившую шею и захрипел. Серая тень, вся в янтарных прорехах, бесшумно свесилась с дерева и молниеносно настигла беспечную жертву. Прежде чем солдаты успели среагировать, Петренко конвульсивно засучил ногами, судорожно дёрнулся и вытаращив глаза, сполз на землю. Тень отступила так же бесшумно.
– Паша, ты что? – рявкнул Михалыч, кидаясь к поверженному и не замечая в ветвях чужака. Бойцы нервно повскакивали, вскидывая еще не успевшее остыть оружие. Настороженные взгляды заметались вокруг, силясь поймать хоть какое-то движение. Всё напрасно.
Склонившись над неподвижным бойцом, Михалыч внимательно осмотрел того и, не найдя жёлтой слизи, озадаченно нахмурился. Вытаращенные бельма стекленеющих глаз покрылись мелкой сетью лопнувших капилляр, а сплющенная шея несчастного лишала всякой надежды.
Злые слёзы застили взор, и капитан, яростно вытаращив глаза, заорал:
– Выходи, тварь! Где ты прячешься? Будь мужиком! Я тебя, сволочь, голыми руками! – и, отбросив прочь автомат, рванул на груди рубаху.
– Товарищ командир? Не надо, отец! – кинулся было к нему Максим, но взбешённый мужчина небрежно его оттолкнул.
А в это время Мартынов поднял рацию, выпавшую из рук лейтенанта, и быстро заговорил:
– Гнездо. Гнездо. Я Птенец. Как меня слышно? – помехи шипели, не давали сосредоточиться, и боец завертелся на месте, стараясь поймать частоту.
Внезапно серая тень размазанным пятном метнулась за толстый ствол, и Мартынов от неожиданности едва не выронил рацию. Не раздумывая, он вскинул автомат и рявкнул:
– А ну выходи, тварь! Сюда, капитан! Здесь!
Дважды повторять не пришлось, и настороженные бойцы столпились возле дембеля. Михалыч и пара солдат медленным шагом двинулись вокруг ствола, не убирая пальцы с пусковых крючков.
Шаг, ещё шаг… Пот градом катился ему за пазуху. Шаг третий, четвёртый… И челюсти свело до хруста в ушах. Казалось, вот-вот, и зубы посыплются изо рта острым крошевом.
Пятый, шестой… Глаза защипали, словно под веки сыпанули песок, но он боялся моргнуть и увидеть перед собой уродливую морду чудовища.
Седьмой… Серая тень метнулась навстречу, растопырив когтистые руки. Последнее, что отразилось в расширенных зрачках Михалыча – клочья жёлтой пены на оскаленных клыках. Палец на курке дрогнул. Грохнули выстрелы. Так и не добравшись до очередной жертвы, тварь скрюченной куклой рухнула замертво, орошая кусты янтарными брызгами.
Михалыч всё давил и давил, яростно скрипя зубами. За Пашку, за всех пацанов, нашедших свою смерть в жутких объятиях чужеродной заразы, за своего сына и за себя! Он давил, пока не закончились патроны, а по бледным щекам текли слёзы.
– Птенец, ты меня слышишь? На связи Гнездо! Куда вы пропали? Птенец? Гнездо вызывает Птенца! – ожила рация, и, выронив бесполезную железяку, Михалыч без сил грохнулся на колени, пряча в ладонях лицо.
– Гнездо, я Птенец, как меня слышно? – опомнился Мартынов.
– Ну наконец-то! – облегчённо вздохнули на том конце. – Что там у вас?
– У нас двухсотые… Запрашиваем помощь…
– Повторите, Птенец, вас не слышно! – и, прежде чем Мартынов открыл рот, Михалыч вскочил и ловким движением выхватил у него рацию.
– Гнездо, я Птенец. Запрашиваю помощь огня! Нам нужен огонь, сожжем здесь всё к чёртовой матери!
– Не понял… – обескураженно отозвалась рация обиженным голосом.
– Что не понятного, боец? Немедленно доложи генералу «Красный код». Запрашиваем зачистку огнём. Выдвигаемся к базе.
На том конце произошла заминка, и уже другой голос басовито ответил:
– Капитан Вильнёв, на связи генерал Коршунов. Доложите обстановку!
Тяжело вздохнув, Михалыч печально повесил голову.
Когда он закончил свой сбивчивый рассказ, на том конце воцарилась гнетущая тишина. Ещё с минуту оба молчали, затем генерал недоверчиво хмыкнул:
– Принеси мне то, что вы курили, Михалыч. Забористая трава…
– У нас сорок двухсотых… – перебил его капитан. – Ты думаешь, я буду этим шутить? – несмотря на всю абсурдность ситуации, голос Михалыча звучал вполне серьёзно, и генерал поперхнулся своим смешком.
– Ну, раз ты настаиваешь, высылаю тебе взвод чистильщиков. Заразу следует уничтожить. Говоришь, этот последний отличается от других?
Михалыч взглянул на уродливый труп и согласно кивнул:
– Да, этот другой. Шарообразная лысая башка, миндалевидные чёрные глазищи, бесцветные тонкие губы и клыкастая пасть. Ушей и вовсе нет. Весь какой-то непонятный, тощий и складчатый. Худые длинные руки с когтистыми пальцами, тонкие ноги. Думаю, это и есть наш пилот.