Моя комната была обычным местом обитания подростка в пубертатном периоде. Большое прямоугольное помещение, как и предыдущее на Тисовой, было в серо-голубых тонах. По стенам развешаны инструменты — гитары в количестве двенадцати штук, два синтезатора, мандолина, балалайка. Во встроенных шкафчиках хранились медиаторы, струны, колки, рычаги, отвертки, паяльники. Ещё был отгорожен угол под небольшую мастерскую, где я переделывал гитары — ставил новые струны, рычаги и пружинки, перепаивал схемы. Купленная гитара — это полуфабрикат. Её необходимо доделывать под конкретного гитариста и стиль музыки. Инструмент «Ibanez» я вообще напильником переделывал — меня не устроил вырез над грифом — неудобно лады доставать.

Ещё в комнате была большая кровать, которую я делил со Злыднем. Долли предпочитала спать у Гарри — у него всегда было, что покушать. Раньше Мардж и Уильям дали бы племяннику по шее за такое питание собаки, но сейчас им было не до него, и Поттер скармливал овчарке всё, что ни попадя.

Большой письменный стол был завален учебниками, книгами, газетами и журналами. Кстати, о газетах и журналах. Печатали нас часто. Статьи про Дадли Дурсля были в каждой захудалой газетёнке. От серьёзных статей про гитары и оборудование до откровенно идиотских, «Кто навёл порчу на знаменитого мальчика?». Убирать мне всё это было лень.

Одежда в шкафу, как и у Гарри, была разделана на концертную и обычную, но часто кочевала из одного отделения в другое.

Гитары и другое оборудование, которое должно было находиться на стене, валялись по всей комнате. Медиаторы можно было обнаружить в каждом углу, хотя их место было в большой трехлитровой банке. Хорошо хоть носков нигде не видно, и то, потому что их Злыдень жевал и выплёвывал, а ходить по собачьей слюне, мягко говоря, не айс.

Короче говоря, бардак ещё тот. Осталось только сказать: «Хрю-хрю». Но, в отличие от Гарри, ел я только на кухне — слишком часто вспоминались общажные тараканы. Горничные наотрез отказывались здесь убирать, после того как одну из них я довел до слёз, когда она свалила на пол дорогущий «Marshall». С той поры они только забирали мусор из ведра. Относить и забирать одежду в стирку, мыть и убирать комнату теперь нужно было самому, и никакие извинения не помогли. Вернон и Петунья поддержали обслуживающий персонал, и теперь моя комната представляла собой классический подростковый «хлев».

Рядом с комнатой соседствовал склад. Там мы хранили колонки, пульты, микрофоны, педальки, комбики, дорожные кофры и многое другое.

Закончилась «Кукушка», началась песня про «My December». Кстати, её взяли саундреком к детскому фильму «Суеверие», про мальчика, попавшего в волшебный мир. Нас с Гарри даже сняли в паре эпизодов фильма, чтобы в клип вставить. Киношка, я вам скажу, так себе. Но благодаря нашему «пиару» рейтинг был довольно высоким.

Петь у Гарри получалось неплохо — пронзительно и искренне.

Наши клипы всегда были в хит-парадах. «Phoenix» получился такой «страшилкой», что его показывали только после девяти вечера. «Так устроен этот мир» почти месяц уверенно держался в первой пятерке на МТV. А нас с Гарри ждал «квартирник» на канале МТV. Понятно, что гости и звонки будут подсадными, но всё же было немного страшно. Мой шрам перестал быть таким ужасным, но всё равно был. Жить не мешал и помогал ловко перевести тему разговора.

Из сада послышался недовольный вопль Фрэнка — нашего садовника, который прибыл к нам из Литтл-Хэнглтона:

— Скотина ты хвостатая, вот я тебя!

Видимо, Воланд опять гадит, где не нужно.

С Френком всё вообще случайно получилось. Я приехал, еще по осени, давать акустический концерт в Большой Хэнглтон, в школу. Там мне рассказали про дом с привидениями в соседнем городке. Привидения? Дом? Поехали! Охрана была рада размяться. В коттедж нас пустил хмурый садовник Фрэнк. Мы прошли по заросшей дорожке к дому, поднялись по скрипучей лестнице в какую-то комнату. Ну, походили и уехали. Ничего волшебного.

О том, что там было дальше, я узнал, по секрету, от Фрэнка. Моя охрана вернулась в дом, а в окнах появились отблески света — синий, желтый, зелёный. Затем один из мужчин предложил Фрэнку не работать здесь и уехать домой, но дома-то у него не было. Утром, когда старый привратник отправился в магазин, «дом с привидениями» загорелся. Как утверждали некоторые нетрезвые очевидцы, пламя было словно живое, и, как огромная змея, пожирало старое строение. А Фрэнку предложили работу в другом месте. Из обмолвок и недоговорок охранников выяснил, что в доме нашли в магическом анабиозе огромную змею и недобитого инфернала-младенца. Блин, во я дурак, даже не понял, в каком доме побывал! Как я мог забыть?! Хотя, с другой стороны — моя хата с краю, пусть сами разбираются. Главное, что духа Волдеморта и его змеи больше нет. Осталось натолкнуть Ардвидссона на мысль о крестражах, и пусть ищет, главное, чтобы Гарри к этому не приплетал.

В дверном проёме возник Вернон.

— Занимаетесь?

— Ага, — ответил я.

— Дад, убери свой… творческий беспорядок.

Убирать мне было, так сказать, влом!

— Папа, если я его уберу, то как я буду песни сочинять? Это же творчество!

— А если ты не уберешь, то его уберу я! — он оглушительно хлопнул дверью.

— Помочь?

— Гарри, — я попытался придать своему лицу о-о-очень серьёзное выражение, — мне нужно тебе сказать…

— Дадли, ты меня пугаешь, — малой сильно напрягся.

— Что я не могу убирать комнату. У меня аллергия на уборку! — сказал я и громко заржал (смехом это сложно было назвать).

В меня полетела нотная тетрадь, какая-то книжка, пара медиаторов.

— Скотина белобрысая! Убью!

Я стал со смехом убегать от Гарри по комнате. Мы оба запрыгнули на кровать, и начался бой подушками.

Через тридцать минут нашей «битвы» вся комната была в пухе и перьях (это вам не двухтысячные с их анатомическими подушками из супер-пены).

— Ты вроде мне помочь хотел? — жалостливо спросил я Гарри.

— Э-э-э, вроде как нет. Мне, это, надо… проверить Воланда! — отбрехался Гарри.

— Жалко времени для брата? — вопрос повис в воздухе, так как кузен уже резво сбежал за дверь.

Я со вздохом поплёлся на первый этаж за ведром, тряпкой и пылесосом. Через час после начала уборки надо мной сжалилась Мари, наша горничная. Она сменила постель, собрала всю грязную одежду, помогла разобрать письменный стол и разложить инструменты. Как выяснилось позже, это Гарька её уговорил. Интересно, надолго ли чистота и порядок обосновались в моей комнате? Думаю, максимум, на неделю.

* * *

Выпуск передачи-концерта на МТV был назначен на пятое августа в пять после полудня. Мы приехали к трём. По идее необходимо было взять с собой Воланда и Долли, но, после долгих уговоров, Нэш и Моника отказались от этой идеи.

Студия, где предстояло выступать, была… авангардной, что ли. Огромное граффити на стене с надписью МТV, куча просто сваленных друг на друга футляров, кофров, колонок. И, посреди всего этого великолепия, два барных стула. Зрителям в количестве двадцати-тридцати человек предлагалось сесть, где сядется. Осветители выставляли прожектора, операторы готовили камеры. Я с тоской вспоминал практически стерильно-белый фон на канале MUSICBOX. Нет, студия была чистой, но какой-то мрачной, что ли…

Гримеры колдовали почти сорок минут. Тут же вертелись фотографы и оператор, якобы настраивающий оборудование. Вот только я точно знаю, что камера работает как надо и пишет закулисную сьёмку.

Гарри был хмурым. Хоть и вопросы-ответы проговаривались заранее, хоть и зрители были подсадными, как и звонки в прямой эфир (а вы думали, что зрители с улицы набраны, вопросы с головы взяты и звонки случайны? Губозакаточную машинку подарить?), всё равно было страшновато. Нам предстояло исполнить четыре-пять песен и ответить на вопросы. Зал постепенно заполнялся людьми. Были и рокеры с ирокезами и в шипах, и байкеры, и школьники… Из знакомых пришли Кристиан Флинт и Джастин Финч-Флетчли. Освещение, камера, мотор!