Итак, Отто Скорцени — «Отто-призрак» — выполняет новые поручения. Судя по всему, ему вменили в обязанность следить также за Африкой. Во время борьбы алжирцев за независимость, как известно, действовала банда оасовцев. Она терроризировала население, устраивала провокации, взрывы, убийства. Многими операциями руководил бывший нацист, приближенный Отто Скорцени — Виммер-Ламквет. Он еще до войны много времени провел в Африке, считался ее знатоком, и «человек со шрамом» направил в Алжир своего подчиненного. Неужели в Анголу решил ехать сам?! Можно понять, почему именно он: реваншисты ФРГ рвутся к атомному оружию, все дела, связанные с достижением этой цели, они доверяют надежным людям.
Видимо, партизанам Анголы стало известно об этом, и они попросили художников школы Пото-Пото нарисовать портрет нациста. Его было решено размножить в листовках и распространить в городах и селах, чтобы люди знали, кто может пожаловать к ним в страну и зачем. Чтобы знали, кто принес и еще способен принести людям много горя.
Вот он, убийца, разъезжает с портфелем бизнесмена. Может быть, он уже встречался с господином Джекоб-соном, и я уверен: встреча эта прошла бы приятно для обеих сторон. Американец уже выкачивает из Африки уран. То же собирается делать и западногерманский капитал, и пробить ему дорогу должны люди, подобные Отто Скорцени.
Но времена настали иные. И здесь, в Конго, африканец уже поднимается над своими узконациональными интересами и живет судьбой человечества. А главное, он понимает связь таких явлений, как фашизм и неоколониализм. Скорцени и Джекобсон (даже если они лично незнакомы) действуют рука об руку. И поэтому все, кто живет ради свободы, удваивают бдительность.
Уже после встреч в Браззавиле я снова поехал в Киншасу. Там проходила Ассамблея Организации африканского единства. Прежде всего мне хочется рассказать о тех участниках встречи, которые пришли сюда партизанскими тропами. Я попросил своего старого друга Жоакима познакомить меня с ними. Партизанский командир, он знал здесь многих.
Красивые, сильные ребята. У одного из них рука на перевязи: совсем недавно вышел из госпиталя. Говорят, что это великолепный разведчик и по смелости ему нет равных в джунглях Анголы. Но Жоаким подвел пас к стройному молодому человеку и сказал:
— Знакомьтесь. Это художник из Эфиопии. Наш товарищ — Афеворк Текле.
Абиссинец Афеворк Текле никогда не был в Анголе. Он не шагал в отрядах партизан Мозамбика, «португальской» Гвинеи. И все же ребята, которые пришли с поля боя, считают его своим, товарищем по оружию. Почему?..
Шли последние часы работы Ассамблеи. В зале делегаты обличали колониализм, требовали осудить страны, которые вскармливают орды наемников-головорезов, слушали речь У Тана.
Мы, журналисты, ожидая окончания закрытого заседания, сидели в уютной комнате, из окна которой хорошо было видно реку Конго. С нами был Текле.
Его родители хотели, чтобы сын стал инженером-нефтяником. Послали учиться в Англию. Но талант художника, пробудившийся в восьмилетием возрасте, не дал забыть об искусстве, и юноша взялся за кисть. В его произведениях вылились вся боль Африки, ее надежды, страдания, любовь к людям, восхищение неисчерпаемой силой народа. Картины абиссинца увидел мир, слава тридцатичетырехлетнего художника разнеслась по свету.
… Я думал, что Текле начнет с рассказа о своем творчестве. Но он говорил о другом — о встрече африканских лидеров. Текле считает очень важным тот факт, что впервые на Ассамблее обсуждаются вопросы культуры, пути развития африканского искусства, возрождения тех духовных ценностей, которые были, казалось, навечно похоронены колонизаторами. Он, например, много времени провел с катангскими чеканщиками по меди. Их искусство не может не изумить, и художник уверен, что кладезь народного таланта неисчерпаем. Но нужно воспитывать этот талант, дать народу школы, глубже изучать достижения искусства других стран (журнал «Эфиопия миррор» писал как-то, что Текле создает свои произведения под музыку Чайковского, Листа, Брамса). Текле рассказывал еще о поездке в СССР, о том, что его выставку посетили 115 тысяч человек.
— Я многое почерпнул, — вспоминает, он, — для своего творчества из опыта советских художников, из сокровищницы русского искусства. Это была незабываемая поездка.
Текле рассматривает творчество африканского художника, музыканта, поэта как миссию, которая вместе с вооруженной борьбой и экономическим строительством должна сыграть для Африки важную роль.
Перед нами лежала газета, в которой сообщалось, что триста наемников готовятся вылететь из Бельгии на помощь расистам Южной Африки, на помощь тем отрядам, которые засели тогда в Конго.
— Расизм — это варварство, насилие над достоинством личности, снижение сознания до уровня пещерного человека, — говорит Текле. — Человека отличает то, что он чувствует ответственность за судьбы других. Расисту, так же как и фашисту, этого не дано.
Триста головорезов собирались в Африку. На Ассамблее люди думали над тем, как отрезать им путь, не допустить разбоя. Им и тем, кто, как германские промышленники, вскармливает фашизм, реваншизм, неоколониализм. В эту борьбу внес свой вклад и молодой художник из Абиссинии, внесли свой вклад и мастера из школы Пото-Пото.
…Когда председатель Ассамблеи ОАЕ оповестил о том, что заседание закончилось, мы спустились в холл парламента. Нас увидел Жоаким. Он обнял Текле и сказал:
— Я уезжаю сегодня. Туда. Доберусь, наверное, дней через десять. Приезжай к нам в отряд.
Они расцеловались.
Конго (Браззавиль) расположено рядом с Анголой. Когда выйдешь за пределы городской черты, снисходит благодать. Зеленые холмы Африки навевают думы о крае, лишенном волнений и переживаний. Но вот встреча с иностранным бизнесменом, художниками… Кто-то произносит имя «человека со шрамом»… И благодати как не бывало. Потому что ее нет. Потому что даже эта маленькая страна втянута в водоворот мировых событий, где противоборствуют силы прогресса и силы реакции.
В стране Белой горы
Меньше всего я был подготовлен к событию, которое мне пришлось увидеть в Найроби.
Вспоминая фотографии волков, рысей, медведей, гусей, сделанных нашим талантливым природолюбом корреспондентом «Комсомолки» Василием Песковым, хотелось отснять «царей», «князей» и «дворян» животного мира Восточной Африки. Мне неоднократно описывали, как разгуливает на воле «царь» зверей — лев, как оспаривает у него этот титул умный слон, а «князь» пернатых — страус свысока смотрит на выскочек бабуинов и прочих ниже его ростом и менее благородной осанки обитателей саванн.
Однако первые кадры пришлось потратить не на намеченные заранее объекты, а на… автомобили.
Сафари по саванне
Чувствовалось, что город охватила лихорадка. По улицам Найроби, попирая правила местной автоинспекции (а они здесь строгие до умопомрачения), проносились разукрашенные автомашины — участницы восточноафриканских автомобильных гонок — сафари. Около банка Барклай — напряженная толпа: нужно было предсказать, какая машина придет первой (за правильный прогноз — новенький форд, который стоял тут же). Соревнования захватили буквально все сферы жизни города. Казалось, отодвинулись в сторону все другие дела и заботы. Торговцы рисовали автомобили везде, где только можно. Владельцы заводов прохладительных напитков, потеряв чувство меры, утверждали, будто участники гонок все шесть дней будут питаться только кока-колой или фантой (сорта лимонада) и чуть ли не зальют ими свои радиаторы. Одним словом, уйти от такого события не представлялось никакой возможности.
И вот я у серого величественного здания ратуши. Молодая жена президента Джомо Кениаты и мэр города господин Рудиа с золотой цепью на груди готовятся дать старт шести десяткам ревущих «зверей». Кто победит? Вопрос этот мучил всех: и ловцов удачи у банка Барклай, и репортеров, и ребятишек, и стариков, и, естественно, водителей, а главное — владельцев фирм, чьи автомобили должны были пройти по красным дорогам трех стран — Кении, Танзании и Уганды. Вопрос этот мучил всех, кроме одного человека — звездочета господина Садруддина, живущего в Найроби. Ему не нужно было знать объем цилиндров автомашин, прочность рессор или мастерство водителей. Он ткнул в небо и сказал:
