Такого множества шляп я никогда не видел. Одни сложены в гигантские стопки, другие еще сохли. Был, понедельник, и их только что привезли из четырех деревень. В каждой над заказом компании «Лукбан хэтс энд хэндикрафтс инк» трудятся в перерывах между работой в поле пятьдесят семей, то есть минимум четыреста человек. За продукцией едут в пятницу, заодно отвозят надомникам очередную порцию сырья, а также деньги — крестьяне обычно просят дать им хоть какой-нибудь аванс. В цехе шляпу доводят до нужной кондиции. Делают работу пятнадцать человек, в основном женщины. Трудятся они в этом полутемном и жарком помещении (даже во дворе при 32 градусах прохладнее) восемь часов с короткими перерывами.
— Мы процветаем, — улыбается г-н Кабунгкал.
Неплохо идут дела и у сотен других, таких же как он, бизнесменов: налоги не очень обременительны, транспортировка сырья и изделий не дорога. А труд? Дешевле, пожалуй, и не бывает: крестьянину за шляпу платят два песо (у рабочего в среднем получается немногим больше), а в столичном магазине она продается за пятьдесят-семьдесят пять песо.
Кроме дешевого труда на кустарное производство «работают» и другие, не менее важные факторы. Государство увидело в людях, подобных Кабунгкалу, некоего посредника, способного одновременно использовать и примитивный труд крестьянина, и труд городского рабочего. Таким образом, создается цепь, которая служит основой довольно устойчивого и достаточно гибкого хозяйственного механизма, дающего крестьянину дополнительные средства, способные спасти от разорения, и тем самым привязывает его к деревне. Одновременно происходит укрепление прослойки местных бизнесменов.
Не последнюю роль в поддержке домашней промышленности и ремесленничества сыграли патриотически настроенные филиппинцы, которые занимают важные посты в государственном аппарате, известные деятели культуры, видные литераторы и журналисты. В популярности плетеных кресел, успехе абажуров, вышивки, носящих неповторимые черты самобытного искусства, они видят утверждение национального самосознания. В свою очередь, филиппинские мастера почувствовали себя увереннее, когда их родина обрела политическую независимость. Возникли дополнительные возможности показать всем свой товар лицом.
— Я возил образцы продукции нашей компании, — рассказывает г-н Кабунгкал, — в США, Канаду, Западную Европу. И каждая такая поездка приводила к расширению деловых связей.
Оценив возможности домашней промышленности, особенно той ее части, которая дает экспортную продукцию, правительство приняло ряд мер, обеспечивающих дополнительную помощь «своему бизнесмену» и содействующих укреплению его позиций. Одной из них было создание в 1962 году Национального управления по развитию ремесленного производства (НАСИДА).
Г-жа Балмес, занимающая руководящий пост в НАСИДА, отмечала, что администрация старается облегчать мелким предпринимателям доступ к кредитам, определять и устанавливать базовые розничные цены, чтобы как-то контролировать рыночную стихию, помогать в разработке новых изделий. Но, пожалуй, самая главная задача — защита филиппинского ремесленника от иностранных конкурентов. Еще до второй мировой войны вышивальное производство, например, попало под полный контроль американских фирм. Сегодня наряду с ними в домашнюю промышленность и ремесленничество активно и быстро проникает иностранный капитал — японский, западногерманский и китайской буржуазии (Гонконга, Сингапура, Тайваня). Последствия такой экспансии уже сказываются. Так, сейчас многие резчики по дереву, создававшие раньше великолепные национальные маски, тысячами строгают каблуки для вошедших в моду туфель, на которых стоит марка западных фирм. Или, например, газеты сообщали, что американский предприниматель и дизайнер О. Кассина решил построить на Филиппинах фабрику массового пошива баронгов, что приведет к разорению многих кустарей. Подобная угроза существует и для производителей мебели, соломенных изделий и т. п.
— Мы, — говорит г-жа Балмес, — делаем все, чтобы соблюдался закон: предприятие ремесленного производства должно принадлежать филиппинцам; если же в дело вступает иностранец, то он имеет право на вложение максимум двадцати пяти процентов капитала или на приобретение стольких же процентов акций. Такая же пропорция соблюдается в правлении смешанного предприятия — семьдесят пять процентов мест должны быть заняты филиппинцами.
Правда, закон нередко обходят. Так, иностранцы женятся на филиппинках, чтобы открыть дело от их имени, но, естественно, со своим капиталом. Тем не менее положение о 75 процентах является довольно серьезной «защитной стеной». НАСИДА следит также за тем, чтобы из страны не вывозилось сырье, например ратан, который идет на производство легкой, изящной мебели. Однако здесь, на Филиппинах, все чаще и чаще говорят о принятии более серьезных, глубоко социальных мер. Одной из самых надежных (об этом заявила газета «Буллетин тудей») представляется объединение крестьян-надомников в кооперативы. Выгоды очевидны: легче получить кредит, появляются дополнительные возможности для приобретения современных орудий труда, удобрений.
А что думает о своей судьбе сам ремесленник? Мигуэль Кагаят продает бусы и изделия из ракушек на «Пистанг пилипино». Это крупный современный базар Манилы, занимающий несколько кварталов.
— По правде говоря, — улыбнулся он, — трудно ответить на ваш вопрос. Покупателю безразлична моя судьба. Рядом такой же ремесленник, как и я. По это ведь прежде всего конкурент. А что если завтра вдруг снова поднимутся цены и я не выдержу очередной волны инфляции? Она смоет мою мастерскую, разорит. Дай бог, чтобы этого не случилось…
УТЕНОК ПО-ФИЛИППИНСКИ,
ДУРИАН ПО-ЦАРСКИ
В половине четвертого в ресторанчик на улице Орокьета, которым владел Сантьяго Кастро, пришли гости. Но за столик не сели, а направились прямо в кухню. Это были инспекторы. Проверив содержимое двух кастрюль, они сделали вывод: «Блюдо из собачатины». Хозяин не отрицал.
За нарушение закона, то есть за приготовление собачьего мяса, полагается штраф и тюрьма — до шести месяцев. Объявив о мерах наказания, инспектор зачитал соответствующий параграф («запрещается собак убивать, продавать или покупать их на мясо, хранить его или предлагать на продажу ресторанам, отелям, постоялым дворам, пансионатам и другим общественным заведениям Большой Манилы») и арестовал Кастро. Однако тут же нарушитель был отпущен под залог в сто песо (столько стоит обед из собачатины).
На Филиппинах, правда, не так уж часто встречаются любители блюд из этого запрещенного мяса. Здесь предпочитают овощи, фрукты, рыбу, рис, сладости. Основу многих любимых блюд составляет банан. Его варят, жарят, парят, из него, предварительно превратив в муку, делают лепешки. Не уступает в популярности кокосовый орех. Однако самое характерное для Филиппин блюдо — это балут.
— Балут! Балут! Балут! — кричит парнишка.
В голосе не мольба, а задор и торжество. Он самый удачливый из разносчиков. Ни у кого не идет товар (сигареты, гирляндочки из белых цветов сампагиты, газеты, веники) так бойко, как у продавца балута. Балут любят здесь и стар, и млад. Что же это такое? «Это» — утиные яйца, но не просто яйца, а уже полежавшие под наседкой — уткой или курицей. И вот, когда до появления утенка остается совсем немного, яйцо опускают в воду и кипятят. В результате, когда разбиваешь его, обнаруживаешь темную, почти черного цвета жидкость, которая поначалу вызывает отвращение. Но это с непривычки. Знатоки и любители осторожно высасывают содержимое с выражением величайшего наслаждения. Жидкость, однако, — всего лишь часть блюда. За ней невылупившийся утенок, которого съедают целиком вместе с головой, косточками, пухом. И даже с остатком мешочка, который держит желток. Вид их европейцу неприятен (когда при мне американцу предложили яйцо, он отказался, сказав: «Я не утенок, я цыпленок»), но знаток и гурман филиппинец считает, что нет запаха приятнее, а главное, балут — сгусток питательных веществ. По утверждению «Буллетин тудей», он делает человека крепким, стимулирует кровообращение.
