380

айвенго

Медленным и торжественным шагом спустились они по лестнице

руками, Ревекка даже не заметила, как кто-то из толпы сунул ей в руку обрывок

пергамента. Она почти бессознательно взяла его и продолжала держать, ни разу

не взглянув на него. Однако уверенность, что в этом страшном собрании у нее

есть какой-то доброжелатель, придала ей смелости оглядеться. И она увидела

картину, которую мы попытаемся описать в следующей главе.

ГЛАВА XXXVII

Жесток закон, что запрещает горе

И о людском не даст грустить позоре;

Жесток закон, что запрещает смех

При виде милых, радостных утех;

Жесток закон: людей карая строго,

Тирана власть зовет он властью Бога.

В. Скотт. Средневековье

рибунал, перед которым должна была предстать несчастная и ни в чем не повинная Ревекка, помещался на помосте огромного зала, который мы уже описывали как

почетное место, занимаемое хозяевами и самыми уважае-мыми гостями, и был обычной принадлежностью каждого старинного дома.

На этом помосте на высоком кресле, прямо перед подсудимой, восседал гроссмейстер ордена храмовников в пышном белом одеянии; в руке он держал посох, символ священной власти, увенчанный крестом

ордена. У ног его стоял стол, за которым сидели два капеллана, на обязанности

которых лежало вести протокол процесса. Их черные одеяния, бритые макуш-ки и смиренный вид составляли прямую противоположность воинственному

виду присутствовавших рыцарей — как постоянных обитателей прецептории, так и приехавших приветствовать своего гроссмейстера. Четверо прецепторов

занимали места позади кресла гроссмейстера и на некотором от него расстоянии; еще дальше, на таком же расстоянии от прецепторов, на простых скамьях, сидели рядовые члены ордена, а за ними на том же возвышении стояли оруженосцы в белоснежных одеяниях.

382

айвенго

Картина была чрезвычайно торжественной; в присутствии гроссмейстера

рыцари старались изобразить на своих лицах, обычно выражавших воинскую

отвагу, важность, которая подобает людям духовного звания.

По всему залу стояла стража, вооруженная бердышами, и толпилось множество народа, собравшегося поглазеть на гроссмейстера и на колдунью-еврейку.

Впрочем, большинство зрителей принадлежало к обитателям Темплстоу и потому носило черные одежды. Соседним крестьянам также был открыт доступ

в зал суда. Бомануар желал, чтобы как можно больше народу присутствовало

при столь назидательном зрелище. Большие голубые глаза гроссмейстера блестели, и на лице его отражалось сознание важности принятой на себя роли.

Заседание открылось пением псалма, в котором принял участие Бомануар, присоединив свой глубокий, звучный голос, не потерявший силы, несмотря

на преклонный возраст. Раздались торжественные звуки «Venite, exultemus Domino» 1. Этот псалом храмовники часто пели, вступая в битву с земными

врагами, и Лука Бомануар счел его наиболее уместным в данном случае, так

как был уверен, что ополчается против духа тьмы и непременно восторжеству-ет над ним. Сотни мужских голосов, привычных к стройному пению хоралов, вознеслись под своды и рокотали среди арок, создавая приятный и торжественный поток звуков, напоминающих грохот мощного водопада.

Когда пение смолкло, гроссмейстер медленно обвел глазами все собрание и заметил, что место одного из прецепторов было свободно. Место это

принадлежало Бриану де Буагильберу, покинувшему его и стоявшему около

одной из скамей, занятых рыцарями. Левой рукой он приподнял свой плащ, словно желая скрыть лицо, в правой держал меч, задумчиво рисуя его острием

какие-то знаки на дубовом полу.

— Несчастный, — проговорил вполголоса гроссмейстер, удостоив его со-страдательного взгляда. — Замечаешь, Конрад, как он страдает от нашего святого дела? Вот до чего при содействии нечистой силы может довести храброго

и почтенного воина легкомысленный взгляд женщины! Видишь, он не в силах

смотреть на нас. И на нее не в силах взглянуть. Как знать, не бес ли его мучит

в эту минуту, что он с таким упорством выводит на полу эти кабалистические

знаки? Не замышляет ли он покушение на нашу жизнь и на спасение души нашей? Но нам не страшны дьявольские козни, и мы не боимся врага рода человеческого! Semper leo percutiaturl 2.

Эти замечания, произнесенные шепотом, были обращены к одному лишь

наперснику владыки — Конраду Монт-Фитчету. Затем гроссмейстер возвысил голос и обратился ко всему собранию:

— Преподобные и храбрые мужи, рыцари, прецепторы, друзья нашего

святого ордена, братья и дети мои! И вы также, родовитые и благочестивые

оруженосцы, соискатели честного креста! Также и вы, наши братья во Хри-1 Придите, вознесем хвалы Господу (лат.).

2 Пусть лев будет всегда поражаем! (лат.)

глава xxxvii

383

сте, люди всякого звания! Да будет известно вам, что не по недостатку личной нашей власти созвали мы настоящее собрание, ибо я, смиренный раб

Божий, силой сего врученного мне жезла облечен правом чинить суд и расправу во всем, касающемся блага нашего святого ордена. Преподобный отец

наш святой Бернард 1, составивший устав нашей рыцарской и святой общи-ны, упомянул в пятьдесят девятой главе оного, что братья могут собираться

на совет не иначе, как по воле и приказанию своего настоятеля, а нам и другим достойным отцам, предшественникам нашим в сем священном сане, предоставил судить, по какому поводу, в какое время и в каком месте должен

собираться капитул нашего ордена. При этом вменяется нам в обязанность

выслушать мнение братии, но поступить согласно собственному убеждению.

Однако когда бешеный волк забрался в стадо и унес одного ягненка, добрый

пастырь обязан созвать всех своих товарищей, дабы они луками и пращами

помогали ему истребить врага, согласно всем известной статье нашего устава: «Всемерно и во всякое время предавать льва избиению». А посему призвали мы сюда еврейскую женщину по имени Ревекка, дочь Исаака из Йорка, — женщину, известную своим колдовством и гнусными волхвованиями.

Этим колдовством возмутила она кровь и повредила рассудок не простого

человека, а рыцаря. Не мирянина, а рыцаря, посвятившего себя служению

святого храма, и не рядового рыцаря, а прецептора нашего ордена, старшего

по значению и почету. Собрат наш Бриан де Буагильбер известен не только

нам, но и всем здесь присутствующим как храбрый и усердный защитник креста, совершивший множество доблестных подвигов в Святой земле и многих других святых местах, очистив их от скверны кровью язычников, поно-сивших их святость. Не менее чем своей храбростью и воинскими заслугами, прославился он среди братии и мудростью своей, так что рыцари нашего

ордена привыкли видеть в нем собрата, к которому перейдет сей жезл, когда

Господу угодно будет избавить нас от тягости владеть им. Когда же мы услышали, что этот благородный рыцарь внезапно изменил уставу нашего Храма

и, вопреки произнесенным обетам, невзирая на товарищей, презрев откры-вающуюся ему будущность, связался с еврейской девицей, рисковал ради нее

собственной жизнью и, наконец, привез ее и водворил в одну из прецепторий нашего ордена, — чему мы могли приписать все это, как не дьяволь-скому наваждению или волшебным чарам? Если бы мы могли думать иначе, ни высокий сан его, ни личная доблесть, ни его слава не помешали бы нам

подвергнуть его строгому наказанию, дабы искоренить зло. Auferte malum ex vobis 2. Ибо в этой прискорбной истории мы находили целый ряд престу-плений против нашего святого устава. Во-первых, рыцарь действовал самовольно, в противность главе тридцать третьей: «Quod nullus juxta propriam 1 Бернард Клервоский (1090 –1153), средневековый мистик, известный своими

преследованиями еретиков, один из инициаторов Второго крестового похода.