мы верные защитники креста и по своему призванию жертвуем не только своими похотями и порочными склонностями, но и всеми удобствами, всеми утеха-ми жизни, даже семейными привязанностями, и действуем как люди, убежден-ные в том, что многие радости, вполне законные для других, для нас, воинов, посвятивших себя защите Святого Храма, незаконны и непростительны.

В эту минуту на дорожке сада появился оруженосец в поношенном платье

(новички, поступавшие на искус в этот монашеский орден, обязаны были оде-ваться в обноски старших рыцарей). Он почтительно поклонился гроссмейстеру и молча остановился перед ним, ожидая позволения говорить.

— Ну вот, — сказал гроссмейстер, — не приличнее ли выглядит Дамиан, облеченный в ризы христианского смирения, в почтительном безмолвии перед

своим начальником, чем два дня тому назад, когда я застал его в пестром наряде, прыгающим, словно попугай! Говори, мы разрешаем тебе, зачем ты пришел?

— Благородный и преподобный отец, — отвечал оруженосец, — у ворот

стоит еврей и просит дозволения переговорить с братом Брианом де Буагильбером.

— Ты хорошо сделал, что пришел доложить мне об этом, — сказал гроссмейстер. — В нашем присутствии каждый прецептор — такой же член ордена, как и остальная братия, и не должен иметь своей воли, но обязан исполнять волю своего начальника. Как в писании сказано: «Что достигло его

слуха, в том и обязан мне послушанием…» А что касается этого Буагильбера, то нам особенно важно знать о его делах, — прибавил гроссмейстер, обращаясь к своему спутнику.

— По слухам, это храбрый и доблестный рыцарь, — сказал Конрад.

— Это слух справедливый, — сказал гроссмейстер. — В доблести мы еще

не уступаем нашим предшественникам, героям креста. Но когда брат Бриан

вступал в наш орден, он казался мне человеком угрюмым и разочарованным.

Казалось, что, произнося обеты и отказываясь от мира, он поступал не по

искреннему влечению, а скорее с досады на какую-то неудачу, заставившую

его искать утешения в покаянии. С тех пор он превратился в деятельного

и пылкого мятежника. Он ропщет, строит козни; он стал во главе тех, кто

оспаривает наши права. Он забыл, что власть наша знаменуется все тем же

368

айвенго

символом креста, состоящего из двух пересекающихся жезлов: один жезл дан

нам как опора для слабых, а другой — для наказания виновных. Дамиан, —

продолжал он, обратившись к послушнику, — приведи сюда еврея.

Оруженосец, низко поклонившись, вышел и через несколько минут возвратился в сопровождении Исаака из Йорка.

Ни один невольник, призванный пред очи могучего властелина, не мог

бы с большим почтением и ужасом приближаться к его трону, чем Исаак подходил к гроссмейстеру. Когда он очутился на расстоянии трех ярдов от него, Бомануар мановением своего посоха приказал ему не подходить ближе. Тогда еврей стал на колени, поцеловал землю в знак почтения, потом поднялся

на ноги и, сложив руки на груди, остановился перед храмовником с поникшей

головой, в покорной позе восточного раба.

— Дамиан, — сказал гроссмейстер, — распорядись, чтобы сторож был

готов явиться по первому нашему зову. Никого не впускать в сад, пока мы

не уйдем отсюда.

Оруженосец отвесил низкий поклон и удалился.

— Еврей, — продолжал надменный старик, — слушай внимательно. В нашем

звании не подобает вести с тобою продолжительные разговоры, притом мы ни

на кого не любим тратить время и слова. Отвечай как можно короче на вопросы, которые я буду задавать тебе. Но смотри, говори правду. Если же твой язык будет

лукавить передо мною, я прикажу вырвать его из твоих нечестивых уст.

Исаак хотел что-то ответить, но гроссмейстер продолжал:

— Молчать, нечестивец, пока тебя не спрашивают! Говори, зачем тебе нужно видеть нашего брата Бриана де Буагильбера?

У Исаака дух занялся от ужаса и смущения. Он не знал, что ему делать.

Если рассказать все, как было, это могут признать клеветой на орден. Если не

говорить, то как же иначе выручить Ревекку? Бомануар заметил его смертель-ный страх и снизошел до того, что слегка успокоил его.

— Не бойся за себя, несчастный еврей, — сказал он, — говори прямо и откровенно. Еще раз спрашиваю: какое у тебя дело к Бриану де Буагильберу?

— У меня к нему письмо, — пролепетал еврей, — смею доложить вашему доблестному преподобию, письмо к сэру благородному рыцарю от приора

Эймера из аббатства в Жорво.

— Вот в какие времена мы с тобой живем, Конрад! — сказал гроссмейстер. — Аббат-цистерцианец посылает письмо воину святого Храма и не может найти лучшего посланца, чем этот безбожник еврей! Подай сюда письмо!

Еврей дрожащими руками расправил складки своей шапки, куда для большей сохранности спрятал письмо, и хотел приблизиться, намереваясь вручить

его самому гроссмейстеру. Но Бомануар грозно крикнул:

— Назад, собака! Я не дотрагиваюсь до неверных иначе, как мечом. Конрад, возьми у него письмо и дай мне.

Приняв таким способом в свои руки послание приора, Бомануар тщательно осмотрел его со всех сторон и начал распутывать нитку, которой оно было

обмотано.

глава xxxv

369

— Преподобный отец, — сказал Конрад опасливо, хотя в высшей степени

почтительно, — ты и печать сломаешь?

— А почему же нет? — молвил Бомануар, нахмурив брови. — Разве не сказано в сорок второй главе «De Lectione Literarum» 1, что рыцарь Храма не должен

получать письма даже от родного отца без ведома гроссмейстера и обязан читать

их не иначе как в его присутствии?

Он сначала бегло прочел письмо про себя, причем на лице его изобрази-лись удивление и ужас; затем перечитал его вторично и наконец, протянув

Конраду, ударил рукой по исписанным листкам и воскликнул: Приняв таким способом в свои руки послание приора, Бомануар тщательно осмотрел его со всех сторон

— Нечего сказать, хорошая тема для письма от одного христианского

мужа к другому! Особенно если оба довольно видные духовные лица. Когда

же, — спросил он, торжественно возведя глаза к небу, — когда же, Господи, снизойдешь ты на ниву и отвеешь плевелы от зерна доброго?

Монт-Фитчет взял письмо из рук начальника и стал читать.

— Читай вслух, Конрад, — сказал гроссмейстер, — а ты, — он обратился

к Исааку, — слушай внимательно, ибо мы учиним тебе допрос.

Конрад прочел вслух следующее:

— «Эймер, милостью Божьей приор цистерцианского монастыря святой

Марии в Жорво, сэру Бриану де Буагильберу, рыцарю священного ордена храмовников, с пожеланием доброго здоровья и обильных даров кавалера Бахуса

и дамы Венеры. Что до нас лично, дорогой брат, мы в настоящую минуту находимся в плену у неких беззаконных и безбожных людей, не побоявшихся

1 «О чтении писем» (лат.).

370

айвенго

задержать нашу особу и назначить с нас выкуп. При этом случае узнали мы

и о несчастии, постигшем барона Фрон де Бефа, и о твоем бегстве с прекрасной еврейской чародейкой, которая околдовала тебя своими черными очами.

Сердечно порадовались мы твоему спасению от плена. Но тем не менее просим тебя: будь как можно осторожнее с этой новой Эндорской волшебницей.

Ибо частным образом нам удалось узнать, что ваш гроссмейстер, который ничего не смыслит ни в черных очах, ни в алых ланитах, едет к вам из Нормандии, чтобы помешать вам веселиться и поправлять ваши ошибки. А потому

усердно советуем вам соблюдать осторожность, дабы вас застали бодрствую-щими, как сказано в святом писании, Invenientur vigilantes, а так как отец Ревекки, богатый еврей Исаак из Йорка, просит у меня, чтобы я замолвил за

него словечко перед тобою, то я и поручаю ему сие послание и притом серьезно советую и даже умоляю непременно взять за эту девицу выкуп, так как

он отвалит за нее столько денег, что на них можно будет достать полсотни девиц на менее опасных условиях. Подожди только, когда мы снова будем вместе. Тогда повеселимся, как подобает истинным братьям, причем не забудем