— Часть? — не сдержалась Алиана.

— Может быть, большую часть. В Мультиверсуме полно свободного места. Но Креон — истинный Владетель. То есть упрямый, ограниченный, помешанный на истории своего «великого рода». «Сотни поколений предков», — ядовито процитировала она. — Предков, происходящих от мародёров, удачно ограбивших Цитадели. К сожалению, он остановил меня тогда, а сейчас уже поздно. Этот мир закрыт, и мы встретим финал тут, каков бы он ни был.

— Почему он закрыт, Берана? — спросил я. — Как вообще можно закрыть целый мир?

— Это называется «коллапс», — ответила она спокойно. — Череда социальных или природных катастроф, которые уничтожат население. Наверняка где-то в городе найдётся ребёнок с ненормально синими глазами, это один из симптомов. Это гекатомба, массовая жертва Ушедшим. Чем больше проливается крови, тем больше сил они получают для своего возвращения. Мир за миром. Мультиверсум пустеет, их приход приближается.

— Какие-то супервампиры, — комментирует Дмитрий.

— Я не знаю этого слова.

— Легенды нашего мира содержат обильную мифологию о существах, которые бессмертны, потому что пьют кровь людей, — поясняю я.

— Легенды чаще всего просто чушь, — под плащом Берана пожимает плечами. — Но у Ушедших многое завязано на кровь, взять хотя бы оболочки… Впрочем, неважно. Когда я поняла, что коллапсы провоцируются Ушедшими, то многие годы занималась вычислениями, пытаясь понять, где именно состоится их возвращение. Этот мир — точка проекции ортогонального Мультиверсума на наш. То, что Креону удалось туда добраться, стало окончательными доказательством моей правоты. Ушедшие вернутся здесь.

— Так он всё-таки встретил там Ушедших? — спросил Дмитрий. — Мне всегда было интересно…

— Нет, но он встретил тех, кто с ними близко связан. Тех, кто делает кристаллы для энергостанции.

— Я думал, их делает второй город, — удивился я.

— Не делает. Получает. В их Цитадели есть портал, они имели к нему доступ с самого начала. Креон так обрадовался, добравшись до своего, потому что надеялся наладить прямые поставки и наконец-то избавиться от необходимости иметь дело со старинными врагами. К счастью, мне удалось его убить, и сделка не состоялась.

— Тебе?

— Руками Калидии. Это было несложно, девочка глупа как пробка и до скуки предсказуема. Даже не знаю, в кого пошла.

— Послушай, — спросил я, — зачем ты тут?

— Для того, чтобы Ушедшие не вернулись, надо сделать этот мир безлюдным. Убрать тех, кто станет жертвой, откроющей им проход.

— Убрать? — спрашивает Шоня.

— Они всё равно умрут в процессе коллапса, — говорит равнодушно Берана. — Но если их убрать раньше, то Ушедшие не получат то, что им нужно.

— Нет, не вообще «здесь», а конкретно здесь? — настаиваю я. — Тебе что-то надо, но я никак не соображу, чего. Что у нас есть такое, что тебе необходимо, но ты не можешь снять с трупа?

— Девочка, — Берана указала рукой на Нагму. — Боюсь, что, если снять её с твоего трупа, она будет бесполезна.

— А так полезна? — спросил я, рефлекторно загораживая собой ребёнка и прикидывая, не рискнуть ли вытащить пистолет.

— Она…

Речь Бераны прервал катящийся по полу круглый предмет чуть крупнее мяча, но с глазами.

«Колобок-колобок, докатился, голубок…» — глупо подумал я, провожая взглядом голову оболочки.

— Глупа как пробка, мам? — спросила Калидия, стряхивая кровь с меча.

Один охранник сползает по стене, оставляя красную полосу на краске, а второй, ставший короче на голову, обильно портит жидкостями тела ковёр. Я прижимаю к себе лицо Нагмы, не надо ей на такое смотреть.

Двое оставшихся вскидывают своё оружие, но, если бы тут был букмекер, я бы поставил все бесконечные деньги Дмитрия на Калидию. Ряженые горцы — это не гвардия Домов. Если нарядить крестьянина в рыцарский доспех, он может легко навалять другим крестьянам, но на турнире у него шансов нет.

Надеюсь, по полу катилась не голова Абдулбаки. Испытываю иррациональную вину перед бывшим старейшиной, всё-таки именно я втравил его в этот блудняк.

— Увы, дочка, печальный факт, — Берана говорит спокойно, но отступает назад. — Твой отец не дал мне тебя нормально воспитать.

Сдаётся мне, кто-то сейчас станет полной сиротой. Сиротинушкой.

— А вот отец так не думал, — синтетическим голосом оболочки трудно передать интонации, но мне чудится в нём подростковая глубокая обида. — Я прочитала его записи. Он ведь тебя любил, ты знаешь?

— Это имеет значение? — спрашивает женщина.

— Да. Из-за этого я тебя сейчас не убью. Хватит того, что ты сделала меня отцеубийцей. Уходи и не возвращайся. Бежать некуда, и ты примешь все последствия того, что я не дам тебе уничтожить город.

— Ты уничтожишь не только город, но и всех людей в Мультиверсуме.

Калидия объяснила, где она видела Мультиверсум, так красочно, как будто её отцом был не Великий Владетель, а боцман с вонючего ржавого сейнера.

* * *

— Иногда мне кажется, что отец был единственным взрослым в городе, — говорит задумчиво Калидия. — Все остальные поглощены собой и своими интересами, категорически не желают ничего видеть и брать на себя ответственность. Промы, Дома, верхние, нижние… Один сплошной детский сад. А я должна изображать воспитательницу, хотя сама не старше них.

— Думаю, твои слова повторит любой правитель любой страны любого мира. Но ваше общество действительно инфантильно выше среднего.

— Может быть, это не так и плохо, — продолжает она. — Моя мать — воплощение взрослости, и это ещё хуже. В городе никто не хочет ни за что отвечать, а она готова убить кучу людей ради высшей цели.

— Они с твоим отцом нашли друг друга.

— Может быть, мне следовало её убить. В этом была бы какая-то логическая завершённость, тебе не кажется? Повесила бы на стену за троном две головы.

— Боже, ты что, притащила голову Креона?

— Нет, я не настолько безумна. Это фигурально.

— Хорошо. И хорошо, что ты её не убила.

— Тебе её жалко?

— Мне жалко тебя.

Мы стоим у кровати Дженадин. Она без сознания, это меня уже пугает. Но что меня пугает ещё сильнее, из её глаз сочится тёмный экссудат, стекающий на подушку, как чёрные слезы.

— Ты не знаешь, что это? — показываю я Калидии испачканную чёрной жидкостью салфетку.

— Кто из нас врач? — удивляется она.

— Это не медицинская проблема. Это что-то местное. Может быть, какие-то легенды, слухи, мифы? Типа: «И возрыдают дети чёрными слезами, и отверзнется…». Ну, что-нибудь отверзнется. Или разверзнется. Жопа какая-нибудь.

— Нет, извини. Ничего такого. Ты думаешь, это связано с Ушедшими?

Калидия оставила оболочку плавать в стеклянном стакане, ходит в легкомысленном халатике и пушистых тапочках, волосы завязаны в хвост. И не скажешь, что Великая Владетельница. Просто молодая женщина. Красивая молодая женщина — её тело восстановилось после шока глубокого слияния с оболочкой, и она выглядит лет на двадцать пять.

— Мне кажется, здесь всё связано с Ушедшими, — отвечаю я. — Так или иначе.

— Ты веришь моей матери?

— И да, и нет. В то, что происходит какое-то говно, — скорее да, чем нет. В то, что это именно Смертельное Возвращение Кровожадных Чудовищ, — скорее нет, чем да. Берана слишком долго копалась в мифологии Ушедших, и теперь не видит ничего, кроме них. А в жизни никогда и ничего не бывает таким однозначным, как в триллерах.

— Почему?

— Потому что не бывает никакого Идеального Сферического Зла в вакууме. Оно невозможно, потому что не экосистемно. Берановские Кровавые Ушельцы для начала выжрали бы всю кормовую базу, а затем сколлапсировали в Глубокую Чорную Задницу, которая поглотила бы сама себя.

— Может быть, именно это с ними и произошло?

— Тогда с чего бы им возвращаться? Нет, вся эта история кажется мне натянутой. А вот то, что Берана помянула ребёнка с синими глазами…