Только близкие друзья могут поинтересоваться столь личными вопросами.

— Ремонт, а что ремонтируешь? — с интересом спросил Влад, пожимая мне руку.

Форкх меня дери! Зачем же так сильно сжимать?

— Клуб, — с непринуждённой улыбкой ответил я.

— Какой клуб? — оживилась Инна.

— Свой ночной клуб. Потом приглашу на открытие. А сейчас с вашего позволения, я хотел бы повторить материал перед экзаменами, — проговорил я, пока меня снова не засыпали вопросами.

— Опять планируешь раньше всех закончить? — упёрла руки в бока Маша.

— А то, — хмыкнул я.

Ребята смотрели на меня с подозрением, но больше ничего спрашивать не стали.

Никита Сергеевич Арефьев, наш классный руководитель и учитель истории и обществознания, сразу заметил мои перчатки, но тоже промолчал.

Да, в школе не принято носить перчатки, и он вправе был сделать мне замечание по поводу внешнего вида, как только заметил. Однако раньше за мной подобных нарушений не водилось.

Значит так надо.

И всё же Арефьев подошёл к моей парте, когда начался экзамен.

— Аскольд Игоревич, — тихо проговорил он. — Вам нездоровится? — кивком головы мужчина указал на мою кисть. Ручку я держал большим и среднем пальцем.

— Нет, всё в порядке, Никита Сергеевич, — проговорил я серьёзно.

Он выдержал мой взгляд и кивнул.

Заставляя мозг работать на полную катушку и записывая ответы, невзирая на жгучую боль в запястье и ноющую боль во всём теле, я чувствовал, как поднимается температура.

Но я всё сделал правильно. Вадим предлагал вчера вызвать врача бояр Морозовых с артефактами и алхимическими мазями, но я не хотел беспокоить Катю. Я верю в её разумность, но… очевидно, мой недоброжелатель не её полёта птица. А с Морозовой станется совать нос, куда не нужно.

Кое-как я покончил с экзаменационными заданиями.

Умудрившись снова оказаться первым в классе.

Сдав работу и кивнув на прощанье учителю истории, я на автопилоте пошёл на вахту за ключом. Мысленно надеясь, что в кабинете учсовета сейчас никого нет.

Повезло!

Войдя в кабинет, я закрыл за собой дверь и быстро прошёл к окнам. Открыл три окна нараспашку. На улице лёгкий снежный морозец… Здорово!

Девяносто девять процентов ресурсов организма я тратил на исцеление, поэтому мозг мало анализировал происходящее. Правда, совсем он не отключился, иначе когда я раздевался, то стянул бы с себя и трусы.

Собрав с подоконников снег, я растёр им тело и плюхнулся в рабочее кресло главы учсовета. Софья редко на нём сидит, обычно предпочитая «общие» стулья.

А зря, удобное кресло. И спинка откидывается…

Мне нужно несколько минуток, чтобы охладиться…

Так, развалившись в кресле Троекуровой возле распахнутого настежь окна, я и вырубился.

* * *

Сдав работу на последнем в этом семестре экзамене, Софья Троекурова, цокая каблучками по мраморному полу, шла по коридору к кабинету учсовета.

«Одно дело сделано, можно немного расслабиться», — думала она.

Хотя по её серьёзному лицу мало кто мог бы понять её мысли. Со стороны практически всем, кто общался с Софьей, казалось, что она всегда предельно собрана.

«Хм, прохладно. Кто-то забыл закрыть окно?» — мелькнула мыль в голове девушки, когда она подошла к двери, вставила свой собственный ключ в замочную скважину и ощутила лёгкий сквозняк.

«И правда», — было её первой мыслью, когда она вошла в кабинет.

«Боги, что здесь происходит?» — было второй.

Возле одного из открытых окон на её кресле с обнажённым торсом спал Аскольд Сидоров.

Софья обомлела и на несколько секунд замерла.

«Что за наглость?! А ему… не холодно?»

Софья осторожными шажками начала приближаться к спящему чемпиону.

Вот она подошла к столу и…

Остолбенела.

«Он ещё и брюки снял!!!» — с этого ракурса было отчётливо видно, что чемпион спит в одних трусах.

На пару секунд девушка залюбовалась рельефом мышечного каркаса чемпиона…

Софья никогда раньше не видела парней в одном нижнем белье. Разве что совсем мальчишек в далёком детстве. Хотя девушки-аристократки иногда посещают закрытые пляжи или дорогие аквапарки, Софья Троекурова, достигнув того возраста, когда девушка начинает интересоваться противоположным полом, бывала в бассейне либо одна, либо с Алисой.

«И ведь даже не проснулся, извращенец!» — гнев и восхищение смешались в сердце Троекуровой.

А затем она вспомнила одну развлекательную книгу, которую ей как-то посоветовала Алиса. В ней была похожая сцена. Герой, который чуял врагов за версту, не проснулся, когда к нему подошла его обнажённая ученица. В книге герой сравнил себя с собакой, которая может не обратить внимание, если рядом с ней пройдёт хозяин, но вскочить на все четыре лапы, стоит лишь на горизонте показаться кому-то постороннему.

Потому что хозяин — свой.

«Может быть, и для Аскольда я — своя?», — поймала себя на совсем уж дикой мысли Софья.

Однако необычные щекотливые чувства, когда девушка любовалась красивым юношей, резко сменились привычной рассудительностью, стоило лишь заметить опухший синий палец чемпиона. В следующий миг она увидела обожжённую ладонь. А затем синяк и опухоль на ноге!

«Он ранен! И тяжело дышит!» — тонко чувствующая женственная натура, едва заметно приподнявшая голову во внутреннем мире Софьи Троекуровой, тут же спряталась, уступив место властной Царице лицея.

Софья пристальным взглядом посмотрела на распахнутые окна, на очищенные от снега подоконники, на исходящий паром торс Аскольда. Затем она чуть отошла от кресла и достала из сумки телефон. Найдя номер Ирины Александровны, она нажала кнопку вызова.

— Софья Антоновна, добрый день, — удивлённо поприветствовала её первый заместитель директора.

— Здравствуйте. Аскольду Игоревичу нездоровится, возможно, он с кем-то сражался. Я сейчас стою рядом с ним в кабинете учсовета, мне нужен дежурный медик. Но, Ирина Александровна, всё должно быть сделано очень тихо. Если у него травма, о ней поползут слухи, которые быстро доберутся до организаторов турнира. Аскольда Игоревича могут не допустить до боя.

— Так, секундочку, — напряжённо проговорила Шапочкина. В трубке повисло напряжённое молчание, но через миг женщина произнесла: — Всё поняла. Скоро будем.

Положив трубку, Софья тихо выдохнула. Теперь нужно понять, что же именно произошло и насколько серьёзны последствия.

Она повернула голову, чтобы посмотреть, как там Аскольд и замерла. На неё смотрели усталые голубые глаза чемпиона.

— Прекрасно выглядите, Софья Антоновна, — нагло улыбаясь, проговорил Аскольд.

— Не могу сказать о вас то же самое, — собрав волю в кулак, невозмутимо произнесла Троекурова. — Вы… нарушаете устав лицея, находясь в кабинете в таком виде.

— Прошу прощения за это, — ответил он, не спеша вставать со стула.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Софья поджала губы. Она уже не сомневалась, что чемпион чувствует себя очень плохо. Ему тяжело и, вероятно, больно.

Так почему в его взгляде столько самоуверенности?!

«Откуда это желание тащить всё на себе одной?! Делать всё самой, взвалив на себя груз тысячелетней истории?»

Она будто бы смотрела в зеркало. Наглое, самодовольное, мутное, но всё же зеркало.

— Вы слишком много на себя берёте, Аскольд Игоревич, — строго проговорила Софья.

— Как и вы, — хмыкнул Сидоров. — Такие мы есть.

— Вы правы, — не стала спорить Софья. — Я поставила на вас деньги, как и мой отец, и многие мои друзья. Так что я взваливаю заботу о том, чтобы вы выиграли турнир, на себя.

— Вряд ли вы поможете мне восстановиться до боя, — хмыкнул он.

— Не попробуешь, не узнаешь, — отрезала она.

Именно в этот момент в кабинет ввалились Ирина Александровна и Николай Иванович — дежурный медик. Оба застыли, изумлённо глядя на Софью и почти голого Сидорова.

— Ирина Александровна, — с улыбкой проговорил Аскольд. — Какая встреча.