— Приношу свои извинения, Вар Квинтилий, — медленно и очень серьезно сказал он. — Я, пожалуй, подарю тебе что-нибудь другое. Например, лучший меч из моего собрания оружия. Или нет… пусть это будет редчайший кубок из камня, распознающего любой яд. Если хочешь, забирай даже «Илиаду», которую я держу в шкатулке у изголовья. Брысь! — рявкнул он на черноволосую рабыню, которая побледнела и тут же словно испарилась. — Да-а… Я и не предполагал, что у тебя есть настолько могущественная… и настолько прекрасная покровительница. Не стоит гневить ее, вызывая ненужную ревность.
Я вздохнул. Потом взял со стола бронзовое зеркало, сунул его в чашу с водой, вытащил и посмотрел в мокрое отражение.
Катрина выглядела неприветливой. Да что там, она выглядела чертовски злой. Татуировка изменилась, и теперь девушка на ней улыбалась, обнажая в этой улыбке острые и весьма опасные клыки. В ее глазах тлели маленькие багровые искорки. Изумительная детализация. А еще от татуировки шел пар, будто на нее только что вылили кастрюльку с кипящей водой. Болело, кстати, примерно так же.
Валлиец подпер щеку кулаком и сочувственно глядел на меня.
— Ничего, — сказал я. — Пройдет. Уже никто никого никому не дарит, правда? Вот и хорошо. Давайте лучше выпьем.
Выпили.
— Луций Корнелий, — сказал я, поставив кубок. — Прими наши извинения, достойнейший хозяин, но мы должны безотлагательно отлучиться к себе.
— Понимаю, — Сулла безмятежно развел руками. Он вновь был невозмутим и обаятелен, воплощение хмельного радушия. — Никаких объяснений не нужно, Вар Квинтилий. Но завтра я жду вас снова! И не отказывайтесь, нам нужно о многом поговорить…
Обратный путь я проделал в той же лектике. Грудь уже почти не болела, но для верности я прихватил с собой бутылку из запасов Фараона, и то и дело к ней прикладывался. Это был неведомый мне Fettercairn 30-летней выдержки, наверняка стоивший, как небольшой паровоз. Но мне было все равно. Кстати, татуировка изменилась снова — насколько я мог судить, она стала той самой, вполне обычной, никакого намека на злость, просто мастерски выполненный рисунок.
— Чего она от меня хочет? — устало спросил я у лектикария. Тот покосился на меня и не ответил – ну еще бы.
— Подарок ей вынь, да положь, — пробормотал я, отхлебывая из бутылки. — Найди неведомо где... Вот подарю ей пучок лазерпиция, будет знать!
В грудь тоненько стрельнуло болью, точно укусом электричества от батарейки.
— Ладно, ладно, — тут же пошел я на попятную. — Не подарю! Лазерпиций мне самому пригодится в хозяйстве.
Я погрузился в мрачные мысли, и не сразу заметил, когда лектика дернулась и остановилась. Очнулся только от того, что бледный и очень серьезный Фараон отдернул занавеску лектики и похлопал меня по ноге.
— Вар, дружище, — сказал он тоном, от которого у меня неприятно заныло в животе, — у нас проблемы.
— Большие? — глупо спросил я.
— Сам посмотри, — валлиец ткнул большим пальцем себе за плечо.
Я посмотрел. Проблемы были очень большие.
Мы стояли в переулке, у той самой стены, где еще недавно, под светильниками, располагалась дверь нашей каупоны. Стена была на месте. Даже лавочка, на которой коротал дни наш бессловесный караульный, никуда не делась.
А «Дубового Листа» не было.
Глава 13. Гостеприимство Суллы
Загородная вилла Луция Корнелия Суллы. 78 год до нашей эры
Варфоломей
Наше возвращение на виллу Суллы Счастливого было совсем не таким веселым, как полупьяное прибытие в первый раз.
Я ехал в лектике, и мысли в голове метались, как стая рыбок гуппи в аквариуме, который хорошенько встряхнули. Что случилось? Где «Дубовый Лист»? Какого черта все это значит? Почему? Раньше наш паб таких номеров не откалывал. На Аляске… ну, тогда мы просто застряли вместе с заведением. Полный набор «прелестей»: холод, не самая лучшая публика, необходимость приспосабливаться к суровой реальности времен «золотой лихорадки». Отсутствие моего любимого сайта с аниме-сериалами — что ж, все это было неприятно. Но ведь, как говорится, дома и стены помогают. А дом у нас был: в стенах «Дубового Листа» мы оба чувствовали себя под защитой.
И вот теперь эта защита сбежала в неизвестном направлении, помахав нам вывеской. Что делать дальше — совершенно непонятно.
В соседней лектике сидел такой же мрачный Фараон, который еще и ругался сквозь зубы по-валлийски, поминая на этом заковыристом языке всех святых и чертей вперемешку. Перед тем, как мы отправились в обратный невеселый путь, мой приятель свистнул, и к нему подбежал какой-то невзрачный оборванец — видимо, из местных, с рожей прожженного мошенника и носом, по которому можно было, даже не являясь Шерлоком Холмсом, определить, что регулярно выпивать горячительные напитки данный гражданин любит, умеет, практикует. При этом держался мужичонка с таким достоинством, точно был правнуком самого Ромула, не меньше, и все вокруг ему должны.
— Видел? — лаконично спросил валлиец, ткнув пальцем в стену. Оборванец, вытаращив глаза, кивнул и сделал пальцами «рога», отвращающие зло.
— В точности, — просипел он простуженно. — Сначала было. И бычара этот у входа сидел, как обычно. Я только было собрался заскочить, хлопнуть парой ассов об стойку… А тут — раз! — и ничего! Только стена маревом пошла, как будто в жару. И — клянусь приаповой елдой! — как овца языком слизнула! Я как увидел: ну все, думаю, Спурий Руга, допился ты до того, что мерещится тебе… Потом хватаю своего соседа, ну, сандальщика Мутия, ты ж его знаешь, он тебе чинил обувку при мне… Хватаю Мутия, волоку его и спрашиваю — что видишь? А он мне шепчет: «Ой, беда, Спурий, это, должно быть, боги наказали Авла Мурия!» «За что, — говорю, — наказали, дурья башка? За то, что вино всякой дрянью не разбавлял и смолы не пихал в него?» А он…
— Я понял, Спурий, — похлопал его по плечу мой компаньон. — Ты вот что. Хочешь заработать пару полновесных денариев?
— А? — Спурий на секунду потерял дар речи. — Денариев? Это ж деньжищи какие! Что надо-то, Авл Мурий? Тока ты это… я на мокрое дело не пойду, слабость у меня, вида крови не переношу.
— Да что ты такое говоришь? — невесело посмеялся Фараон. — Чтобы я честному квириту что-то такое предложил? Нет, всего-то и попрошу у тебя, чтобы ты глядел в оба за этим переулком. И как только увидишь, что все вернулось на свое место — а оно вернется, Спурий, вот чую я нутром! — так сразу чтобы известил меня. Денарий сейчас получишь, а второй — потом, как только я добрую весть узнаю.По рукам?
— А то! — красноносый Спурий Руга закивал так, что я побоялся за крепость его тонкой шеи. — Своих щенков пошлю, чтобы смотрели, все равно носятся тут целыми днями! И сам буду как стоглазый Аргус!
— Ты только не пропей денарий-то сразу, Аргус, — ласково попросил валлиец. — А то второй получит кто-то другой.
Спурий Руга оскорбленно засопел и поклялся кладбищенскими божествами, что будет трезв, как родниковая вода. Хлопнули по рукам, и на том расстались. Фараон поймал мой унылый взгляд и пожал плечами.
— Не может быть, чтобы вот так все закончилось, — бодро сказал он, и полез в носилки.
— Ладно, — вслух сказал я, чтобы успокоить самого себя. — Проблемы будем решать по мере их поступления. Вот сейчас они поступили. Что мы имеем в активе?
Носильщики-лектикарии не обращали на мой бубнеж никакого внимания. Им вообще, похоже, было на все наплевать. Ну подумаешь — увозили клиентов из нормального кабака, привезли к сбежавшему. Эка невидаль. Рим и не такое видел.
Я вздохнул, и, мерно раскачиваясь на подушках, продолжил:
— В активе — два моих любимых ножа, — тут я невольно потянулся к ножнам под одеждой и погладил рукояти сантоку, — то есть, безотказный рабочий инструмент при мне. И не только рабочий… Смена одежды в сумке, мешочек монет на шее. Пара бутылок виски. Опять же, я успел побриться, и, кажется, мой станок тоже в сумке… Отлично, пока что обойдемся без щетины.
