— Очень благородный поступок с вашей стороны, мистер Джоуин, — сухо отметил судья.
— Благородный он или нет, просто показалось, что так будет правильно. В общем, когда мои парни перетаскали весь этот хлеб по шлюпкам, я их собрал вместе и сказал: «Братцы, теперь спасайте свои жизни. Я вам больше не начальник. Выживем – свидимся». И ушел. Потому что — ну какой из меня командир, а? Тем временем пароход уже начал крениться, палуба ощутимо так наклонилась.
— Вы видели кого-нибудь из старших офицеров?
— Капитана, вы хотите сказать, судья? Нет, не видел. Это ж по нашим меркам небожители, они до нас никогда и не снисходили. Ни капитан, ни старпом… Вот Берта Питмана видел, да, он как раз на «Титанике» за палубные дела отвечал.
— Герберт Питман, вы хотите сказать? Третий офицер?
— Ну да, он. Мы все его звали Бертом… В общем, Питмана я увидел, когда таскал буханки на шлюпочную палубу. Он меня по плечу похлопал: все, мол, верно делаешь, продолжай — и куда-то убежал.
— Продолжайте, мистер Джоуин.
— Я и говорю. Попрощался я со своими ребятами, и прямиком пошел, куда глаза глядят. А глядели они у меня в бар, куда же еще.
— В бар? — приподнял бровь судья Бигман.
— Так точно, Ваша честь, судья. Именно в бар. Я решил: уж если сегодня на тот свет, так дам я себе поблажку, отправлюсь туда под хмельком, а то и совсем пьяный. Так веселее. Потому как страшно мне было — до чертиков, хоть перед своими я и храбрился, как мог. А сейчас махнул на все рукой и отправился… Хотя нет, не так. Сначала я дошел до шлюпок.
— Зачем?
— Мне ж место в шлюпке было назначено. Мог сесть и спокойно сидеть, ждать, пока спустят на воду. А потом — знай, греби… Но я к тому времени уже подогретый был, — бывший главный пекарь смущенно кашлянул в кулак, — в закутке-то у меня была бутылка доброго виски припрятана. Ну знаете, глотнуть с устатку, чтобы ночью не так холодно и сыро было. Вот я и выхлебал ее всю.
Судья Джон Бигмен терпеливо слушал, чуть поджав губы.
— Пришел я к шлюпке, а там уже идет погрузка. Женщины, дети… Какой-то сучий сын… извините, судья! — фрачник какой-то, так и лез в шлюпку поперек всех, прямо ужом вертелся. Пришлось отвести его за угол и сунуть пару раз в ухо. Как на духу говорю — просто не стерпел. Смотрю, а шлюпка-то уже полным-полна, но для меня место еще нашлось бы. Да только я плюнул на это, и какую-то дамочку с сыном посадил туда. Что я, не из Биркенхеда родом, что ли? У меня дед был на том судне, которое в честь нашего города назвали. Ну знаете, судья, тот самый «Биркенхед», который в пятьдесят втором на дно пошел…
— Мне известно про этот случай, — кивнул головой судья.
— Мой дед был там. Сержантом в Западно-Суррейском Ее Величества полку. Ему повезло, уцелел, и от акул спасся чудом. Он мне и рассказывал, как солдаты и офицеры до конца оставались стоять на палубе, пока женщины и дети садились в шлюпки. Вот я его рассказ на «Титанике» и припомнил.
— Что было потом?
— Потом… А вот потом я точно пошел в бар, уже без всякого промедления. Странное это было местечко, доложу вам, судья. Но приятное…
Несколько месяцев назад. Апрель 1912 года. Где-то в Атлантике
Фараон
Бар на трансатлантическом лайнере — не то заведение, которым я мечтал управлять. Честно скажу, уж больно хлопотное местечко. По неисповедимой прихоти судьбы, на этот раз наш «Дубовый лист» превратился в шикарный, обшитый дубовыми панелями (натуральными, между прочим!) зал, в котором хватало места на десяток столиков и длиннющую барную стойку все из того же дуба. Люстра, кстати, тоже была, хрустальная и с кучей каких-то бронзовых висюлек. Что касается самого бара, то бутылок здесь была целая прорва, но вот беда — названия большей части из них мне не говорили ровным счетом ничего. «Ирландский особый виски от Корморана» — что это, скажите на милость? Это хорошо или плохо? А перегонка тройная или нет? «Содовая МакКинли»… ладно, содовая она и в Африке содовая, как ни крути. Но вот «Бодрящий сироп Лапуа» своим названием напоминал мне какое-то лекарство. Следовало ли добавлять его в коктейли, или этот самый сироп предназначался для чего-то другого?
Впрочем, бедняге Вару пришлось еще хуже. Кухня в этом баре вообще оказалась не предусмотрена — только легкие холодные закуски и бутерброды, всякие там канапэ на шпажках. Вместо холодильника был ледник, благо запасы льда там не иссякали.
Похоже, этот бар не числился ни на одном чертеже «Титаника». Я это понял, когда к нам забрел один из офицеров лайнера, который, похоже, относился к механикам. У мужика глаза на лоб полезли, когда он внезапно нарисовался на пороге нашего заведения. Он даже зажмурился, а потом крепко потер лицо ладонями. Потом решительно подошел ко мне.
— Простите, мистер… э-э…
— К вашим услугам, сэр. Я Бриан, сэр. Бриан… Смитсон.
— Мистер Смитсон, это что — бар?
Я оглянулся по сторонам и пожал плечами.
— Конечно, сэр. А на что еще это похоже?
— Но… Откуда он здесь?
Какой-то джентльмен в серой клетчатой визитке, прислушивавшийся к нашему разговору, негромко хохотнул и тут же сделал вид, что всецело занят своим стаканом виски с содовой.
— Что значит — откуда, сэр… не имею чести знать вашего имени… — пришло время прикинуться этаким непробиваемым барменом. Берем в руки бокал, полотенце, вытираем, смотрим прямо в глаза.
— Я Питман. Герберт Питман, третий палубный офицер. Моя работа — знать все, что творится на палубах «Титаника». Я знаю каждый чертеж лайнера до мелочей. Но бар… я просто не припомню…
Бедняга был в растерянности, на него прямо смотреть было жалко. Питман даже снял фуражку и вытер большим фуляровым платком вспотевший от волнения лоб. Нервно поерошил бакенбарды и снова уставился на меня.
— Мистер Питман, сэр. Я не понимаю вашего вопроса. Это палубный бар второго класса, сэр. Мы здесь с самого выхода из порта. Как еще, по-вашему, это заведение могло здесь оказаться? Ведь не из воздуха же?
Так. Подбавить немного деловитой наглости в голос: мол, смотри, я занятой человек, у меня клиенты, соображай быстрей.
— М-да… — Герберт Питман медленно и озадаченно покачал лысеющей головой. — Прямо какое-то помрачение рассудка. Простите, мистер Смитсон. Что-то со мной не то сегодня.
— Понимаю, сэр. У вас очень много работы, все эти хлопоты, пассажиры, палубное хозяйство. Такой огромный пароход, сэр. Не желаете ли капельку нашего фирменного коктейля?
— Коктейль? — офицер отреагировал со слабым интересом. — Признаться, никогда не пробовал, считал это американской блажью. Хотя один мой старый друг по морскому училищу — большой любитель такого рода напитков. Даже не знаю…
— Ну что вы, сэр! — ага, сейчас я тебя поражу наповал. — Это, можно сказать, давным-давно выбор тех, кто следует за модой. Конечно, хороший шотландский виски остается вне конкуренции, сэр. Но коктейли смешивают уже сто лет, и пока что эта наука — да-да, именно наука, сэр, не улыбайтесь! — еще ждет своих колумбов. Кстати, могу предложить вам «Кровавую Мэри».
— Что-что? — теперь уже заинтересовался не только Питман. Оторвался от своего виски мужчина в клетчатой визитке, и еще два джентльмена, лениво перекидывавшихся в бридж за столиком неподалеку, тоже навострили уши.
— Извольте. Для начала позвольте вас слегка шокировать. Берем настоящую русскую водку.
— Водка! — Питмен был поражен до глубины души. — Это же грубый напиток без всякого аромата!
— Да, сэр. Исключительно грубый и резкий. Но дайте мне всего минуту.
Да, я знаю, что «Кровавую Мэри» впервые подали аж в 1921 году, и было это в Париже. Кажется, в баре со странным для французской столицы названием Harry’s New York Bar. Тогда все получилось случайно — тамошний бармен Петио страдал от безделья и перепутав бутылки, ливанул в водку томатного сока. Ну, а я сейчас сделаю все по правилам. Так-так. Где тут у нас ворчестерский соус? Вот он. Щепотка перца… соль… пара капель табаско. Водка, томатный сок, несколько капель лаймового. Теперь веточка сельдерея и — вуаля! — подаем.