Сайнус и глазом не моргнул. Он хорошо знал, чего стоит бояться, а чего нет. Оскорбление Айрес Тибель, особенно неверием в неё, смерти подобно; то, о чём она заговорила, даже провинностью назвать было нельзя – спасибо принятым ею законам.
Впрочем, её законы вызывали одобрение далеко не у всех. Именно поэтому Айрес сочла необходимым обсудить этот вопрос.
– Ничего серьёзного. Гости нашли одну мою горничную достаточно привлекательной, чтобы она могла скрасить им остаток вечера. Та не оценила чести и оцарапала Болеру лицо. Болер спросил, могу ли я уступить выбор и проведение наказания им с Медибелем, и я решил, что это в некотором роде моя обязанность как добропорядочного гостеприимного хозяина.
Возразить было нечего. Простолюдины не имели права поднимать руку на аристократов. Никогда не имели. Зато аристократы имели право относиться к прислуге как к вещам: Айрес сама вернула им это право, отобранное её дедом. Подразумевалось, конечно, что они могут сколь угодно жестоко наказывать прислугу за реальные провинности, и смертью – в том числе. Но вылилось это в то, что прислугу приравняли к домашним питомцам, только без привилегий последних.
Хотя те простолюдинки, что были поумнее погибшей девчонки, тоже виляли несуществующими хвостами, когда им дозволяли спать в хозяйской постели. В конце концов, послушным сукам в награду могла перепасть вкусная косточка или красивый ошейник.
– И в ходе наказания, что оба проводили со спущенными штанами, они перестарались. Особенно когда пустили в ход бутылки.
– Девчонка всё равно была не слишком сметливой и радивой. Насколько я понял со слов моей экономки. Для меня все горничные на одно лицо. – Сайнус пожал плечами. – Не волнуйтесь, Ваше Величество. Она приехала из Лобдэйна. Я даже не знал, что такой городишко существует, пока не поговорил с экономкой. Её семье передали, что приключился несчастный случай, но бедняжка получит достойные похороны в столице и возможность помочь в посмертии славному дому, которому она счастлива была служить при жизни. Я помню, что нынче не лучшее время, чтобы давать черни повод распускать языки.
Пару лет назад Сайнус спокойно мог написать родным той дурочки, что она поплатилась за разбитую вазу. Или за воровство. Никто ведь не осудит тебя, если ты утопишь щенка или пристрелишь пса, что кусает твоих визитёров. Но сейчас не стоило подливать масла в огонь, тлевший под троном Айрес тирин Тибель, даже письмом в такую глухомань, как Лобдэйн. Мало ли кто мог узнать об этом и закричать, что за время её правления таких дурочек стало слишком много.
Сейчас эти крики и так раздавались куда чаще, чем им бы хотелось.
– Рада, что вы проявили предусмотрительность…
– Мне не привыкать.
– …и всё же постарайтесь удерживать своих гостей от подобных развлечений хотя бы до Жнеца Милосердного. В конце концов, правда о произошедшем известна не только вам. Мало ли кому из ваших домочадцев вздумается распустить язык.
Она сказала это без упрёка, без осуждения. То, что все люди не без греха, Айрес уяснила давно и легко прощала грехи своим подчинённым. Главное, эти грехи должны быть известны тебе, и тебя должны уважать и бояться достаточно, чтобы ты могла в любой момент заставить подчинённых обуздать свои дурные наклонности.
Сама Айрес ни разу в жизни не подняла руку на слуг. С детства не видела ничего интересного в том, чтобы унижать слабых. Но подобное поведение других людей, из другой, очень распространённой породы, она считала вполне естественным… Пока это рикошетом не ударяло по ней.
– Мне жаль, Ваше Величество, что вы до сих пор сомневаетесь, могу ли я держать своих домочадцев в узде. Впрочем, вы правы: это было лишним, и до Жнеца Милосердного такого не повторится. – Сайнус непреклонно вернул на карту указательный палец – будто кость из анатомического музея обтянули пергаментом. Обвёл ногтем разноцветные стрелки. – Перед атакой Мирстофа мы заставим людей распылить силы, ослабив оборону столицы. Взяв Дьян, Гордок двинет войска в сторону Корна. Едва ли люди оставят свой экономический центр без защиты, особенно зная воинственную натуру королевы Навинии. Она выведет часть армии из города, чтобы дать нам бой. Самый короткий путь от Мирстофа до Корна – здесь, через переправу Фьётур, а тут мы возьмём их в клещи. Маги помогут скрыть нашу передислокацию от вражеских разведчиков. Этот лес послужит отличным укрытием коннице, чтобы Гордок мог ударить с фланга. Если разрушить мост, отступать им будет некуда, и…
Больше к теме они не возвращались. Айрес дослушала план с прежним одобрением, внесла незначительные поправки (в ходе войны придётся корректировать куда больше, но это было неизбежным: как бы ни был умён Сайнус, предсказать действия противника полностью не мог даже он) и отпустила Советника на все четыре стороны, зная, что остаток вечера он снова проведёт с Болером и Медибелем. Не прислушаться к настойчивому пожеланию Её Величества и не передать его всем, кого оно касалось, осмелился бы только глупец, а её генералы глупцами не были.
Что касается Гордока, тот не испытывал тяги к подобным увеселениям, из-за чего присутствовал на вечерах в доме Сайнуса куда реже. Впрочем, за ним водились другие грешки, которые стараниями Охраны Айрес были хорошо известны. Не столь тяжкие, но вполне весомые, чтобы служить рычагами воздействия, если деньги и высота текущего положения в определённый момент утратят для Гордока свою привлекательность.
Опустившись в кресло, Айрес повернула голову. Взглядом нашла на полке книжного шкафа золотой листок, мерцавший в деревянной коробке под стеклом: лист с эльфийского древа, что магия сберегла от тлетворного действия времени. Сувенир из Риджии, подарок её отцу от Повелителя людей; песчинка из того воза подарков, который много лет назад риджийцы привезли с собой в Керфи, надеясь взамен забрать нечто куда более ценное.
Её.
Айрес перевела взгляд левее. Там среди других переплётов золотом по зелени вилась надпись «Брачная мудрость»: подарок отца на совершеннолетие, толстый том, написанный за сотни лет до её рождения, с советами юным лиэрам и лиореттам, как быть примерными мужьями и хорошими жёнами.
…их с братом воспитывали одинаково, в отличие от Инлес: младшую сестру никогда не воспринимали всерьёз. Инлес любили, её носили на руках, однако она родилась и росла слишком милой малюткой, чтобы выдержать груз власти. А у их отца в своё время созрел гениальный план: взрастить двух детей правителями, но лишь одного – для керфианского трона. Неспособный усилить страну изнутри, Его Величество Дэлар тирин Тибель решил, что сделает это через выгодный альянс с соседями. Династический брак подходил для этого как нельзя лучше, а стельной коровой, проданной чужеземцам в обмен на блага для Керфи, предстояло стать Айрес. В большинстве стран до сих пор действовали смехотворные законы, делавшие женщин последними кандидатами на корону, и, женившись на иностранной принцессе, её брат Зайлер едва ли смог бы пробиться к трону. Зато, всучив дочь наследнику заморского престола, Дэлар Тибель мог быть уверен, что однажды его крошка Айрес станет королевой; а там ей, с её интеллектом, образованием и характером, не составит труда вертеть мужем и добиваться самых выгодных условий для родного Керфи, где к тому времени воцарится другой Тибель.
Айрес, правда, узнала об этом далеко не сразу. Она-то росла в убеждении, что им с братом предстоит честное соревнование за право наследия, и искренне старалась его выиграть: отец решил, что всё же не стоит растить старшую дочь подстилкой, которой она являлась по сути. Нет, маленькая Айри должна стать умной и волевой, чтобы править чужой страной из тени за троном, а не раствориться в роли примерной жены – эту долю оставили Инлес…
Айрес снова взглянула на золотой лист, и улыбка алым призраком проявилась на её губах.
…тот визит риджийцев был недолгим. Гордые державы вроде Нотэйла в союзе с Керфи оказались не заинтересованы, зато Риджия – очень даже. Люди тогда враждовали с дроу, и пара некромантов, прибывших ко двору в свите керфианской принцессы, могла изменить ход этой войны. К моменту, когда Лиларий Сигюр, принц людского королевства, прибыл в их дворец, Айрес точно знала, зачем люди из-за гор явились к их двору – чтобы увезти её с собой в дикую страну, что равняла женщин с постельными грелками и раздиралась изнутри трёхсотлетней войной. Отец известил её о предстоящем сватовстве задолго до этого – тогда же, когда подарил старшей дочери «Брачную мудрость». Её мнение на этот счёт никого не интересовало, и хочет ли она оставить свой дом, её не спросили.