– Это самое малое, что я могу сделать для кузин своего покойного мужа, – мягко улыбнулась Бианка. – Прошу вас, Ромина, Рогнеда… не отказывайтесь.

Ромина и Рогнеда отказываться от роскошного подарка не собирались. В коридоре тотчас воцарилась суета: обе кликнули слуг да принялись за переезд, в то время как носильщики уже заносили сундуки новоприбывших в указанные комнаты. Лишь когда за дворцовыми окнами стемнело, великое переселение закончилось, невзирая на ворчание Омуша, который угрюмо предупреждал, что ллей Салават останется недоволен.

Ллейна Бианка велела горничной затворить общие двери в их смежные покои и распорядилась подать воды для омовения. Камилла, которая всё время суматохи тихонько простояла в углу, с интересом разглядывала богатую приемную выменянных у сестёр покоев. Осторожно заглянула и в две смежные спальни. В одну, побольше, ллейна Бианка распорядилась перенести мягкий диван из приемной, и собиралась занять её с дочерью. Вторую любезно предоставили Камилле – по словам ллейны Бианки, пока ей не отведут собственных покоев.

– Я похлопочу об этом, сразу после аудиенции, – пообещала она. – Как только его величество проведёт обряд крови.

– Всё ещё сомневаетесь, что я говорю правду? – догадалась Камилла. – Это ничего, – тут же заверила нахмурившуюся Бианку она, – мэм Фаиль тоже всегда проверял монеты на зуб.

– Мама, – позвала Одетта, позволяя камеристке снять с себя плащ и ослабить шнуровку платья, – почему же ты отдала лучшие покои кузинам отца? Ведь сам ллей Салават отвёл их нам.

– Именно поэтому, – вздохнула Бианка, снимая с плеч чудесную накидку. – Не желаю, чтобы нас слушали чужие уши, а через потайную дверь приходили ночные посетители. Ступай, – кивнула дочери ллейна. – Приведи себя в порядок перед ужином.

Одетта, как и предполагала Камилла, оказалась на редкость тихой и послушной дочерью. Младше самой Камиллы года на три, Одетта казалась ей ребёнком, воздушным и нежным, как мягкое облачко.

Камилла не помнила, чтобы она сама хоть когда-нибудь была такой же. Тихой, послушной или же мягкой.

– На ужин ты не пойдёшь, – проронила Бианка, как только дочь с камеристкой отошли в небольшую смежную залу, служившую купальней. – И я попрошу тебя не покидать покоев. Ведь о твоём присутствии никто во дворце не знает, кроме ллея Салавата. Я обращусь к его величеству после ужина и попрошу, чтобы он провёл аудиенцию до празднества, иначе после – станет не до тебя. Эдна, наша камеристка, поможет с омовением и побудет рядом, на случай, если что понадобится.

– Это верно, – кивнула Камилла. – Незнакомому человеку доверять не следует. Но вряд ли я пробралась в самое сердце дворца с дурной историей, чтобы стянуть у вас драгоценности, светлейшая ллейна.

– Я не беспокоюсь о драгоценностях, – нахмурилась Бианка. – Я беспокоюсь о тебе.

Камилла насторожилась, мигом понимая: благородная не шутит. И встревожена, судя по потемневшим глазам, всерьёз.

– Я верю, что вижу перед собой дочь Золтана, – тяжело, через силу выталкивая слова, выговорила Бианка. – И дело не в твоей устойчивости к магии. Привычки и движения сложно подделать, дитя. Твой отец… мы росли вместе. Никто не знал Золтана лучше, чем я. И я… прекрасно помню, как он точно так же, как ты, поджимал губы… как дёргал щекой… как опирался плечом о косяк – вот так, как делаешь это сейчас ты, хотя это совсем не по-женски и пахнет дурным воспитанием…

Камилла дёрнула щекой и выпрямилась, неохотно отрываясь от косяка.

– И если глаза и сердце не обманывают меня, то ты в большой опасности, дитя.

– Из-за прений с Эйросским замком? – понятливо кивнула Камилла. – На Рыжих Островах из-за наследства тоже частенько дрались. Даже до кровопролития доходило. В смысле, – задумавшись, поправила себя дочь Рыжего барона, – каждый раз доходило.

Ллейна Бианка покачала головой, с горечью и недоумением разглядывая Камиллу – так, словно вновь увидела.

– Твой отец совсем ничего не рассказывал? Про род Эйросских ллеев? Про королевство Айрон?

Камилла отвела взгляд и привычно дёрнула щекой, некстати вспомнив, что именно так Рыжий барон и делал, когда избегал откровенных бесед.

– Батюшка сторонился праздных разговоров о прошлой жизни, а потому и не рассказывал. Да и дома не так уж часто появлялся, – не стала церемониться Камилла. А что? И правду сказала, и на жалость пробила. – Всё леса от нечисти зачищал да местным помогал. Полагаю, сбегал от неудачного выбора да грязного быта, как мог, светлейшая ллейна.

– Ох, Золтан…

Бианка сокрушённо покачала головой, прислушалась к плесканиям в купальне и решительно выпрямилась.

– Я распоряжусь, чтобы в покои принесли ужин, – быстро заговорила она. – Эдна поможет с одеждой, мы вернёмся ближе к полуночи. Не покидай покоев, – снова предупредила ллейна Бианка. – Мы поговорим сразу, как только я и Одетта вернёмся с ужина. Услуга за услугу, Камилла. Так, кажется, говорят на Островах? Я помогу тебе с аудиенцией у его величества, а ты – расскажешь мне всё, чем жил твой отец до того, как исчез.

– Дело, – согласилась Камилла. – Можно вопрос?

– Разумеется.

– Батюшка, верно, обошёлся с вами не очень учтиво, когда сбежал себ знает куда, – проницательно заметила Камилла. – Возможно, даже помолвку сорвал. Почему вы мне помогаете?

Бианка обречённо выдохнула и потёрла виски пальцами. Взглянула на Камиллу бесконечно усталым взглядом.

– Твой отец всегда был мне дорог. Его выбор – не причина для ненависти. Я всё так же любила Золтана и желала ему лучшего, даже когда он объявил о собственном выборе прилюдно. Как сестра может желать брату дурного?.. Я надеялась только… что Золтан не жалеет о скоропалительном решении – и что он счастлив. Но даже если бы я и хранила обиду – с чего бы мне желать зла тебе? Ты едва ли в чём-то виновата, дитя.

Камилла подумала, что редкие из её знакомых полагали бы так же. Пожалуй, даже никто бы не полагал. Вслух дочь Рыжего барона заметила:

– Учитель говорил, что мой дед жив. Вы знаете ллея Тадеуша?

– Знала, – снова погрустнела ллейна Бианка. – После моего замужества мы почти не держали связь, а теперь, после приключившегося с ним несчастья… мне до сих пор сложно в это поверить. Впрочем, я верю, что он сильно страдал из-за сумасбродства сына. Возможно, это в конце концов и лишило его разума.

– Нерадостно, – заметила Камилла, подсчитывая собственные шансы на успех. Все они так или иначе сходились на ллейне Бианке – и на невиданном шансе, отпущенном ей судьбой. – Не смею вас задерживать, светлейшая ллейна. Из комнат – ни ногой, – предвосхитила замечание Камилла, чинно усаживаясь в углу.

***

Сборы благородных ллейн продолжались не менее двух часов – Камилла даже задремать на стуле успела, и уже не стыдилась требовательного урчания в желудке. Кто ж знал, что еда во дворце строго под расчёт и в оговоренное время, она здесь как бы неучтённый гость, и под сень королевского замка лучше вообще приходить с набитым животом?

– Мы готовы, – задержалась на пороге ллейна Бианка, а дочь Золтана Эйросского вздрогнула и проснулась. – Прости, что тебе придётся в одиночестве коротать вечер.

– Ночь уже, – не подумав, сонно отозвалась Камилла. – Не заскучаю.

Дочь Золтана Эйросского разглядела наконец ллейну Бианку, в серебристом платье и с богатым ожерельем на шее, затем ллейну Одетту, виновато улыбавшуюся ей из-за спины матери, в нежно-сиреневом платье и без всяких украшений; скользнула взглядом по тщательно уложенным волосам благородных и невольно выпрямилась, одёргивая засаленный рукав собственного платья.

– Хорошего вечера, ллейна Бианка, – вежливо пожелала Камилла. – Ллейна Одетта.

Обе улыбнулись ей на прощание, а камеристка Эдна и личная горничная ллейны Бианки принялись за уборку. Двери закрылись, оставив шлейф духов и воздушных тканей снаружи, и Камилла облегчённо выдохнула, тотчас выдав своё местоположение.

– А, гостья! – вспомнила Эдна, с прищуром оглядывая девицу. Хозяйка общалась с Камиллой учтиво, но у камеристки оказалось собственное мерило человеческой ценности. – Что ж… значит, будем и из вас делать ллейну.