— Куда? — удивился я. — В низы за бесплатной дышкой?

— Да, — пригорюнился Младший. — Не поверят.

— Кроме того, всегда найдётся тот, кто сдаст.

— И это правда… Та же Лоля вообще не отдупляет, что к чему, когда упоротая. И просить её бесполезно, не запомнит.

— Вот видишь, — киваю я. — Придётся нам расстаться. Мы, конечно, крутая корпа, но со службой безопасности бодаться не станем. Не наша весовая категория.

— Неужели ничего нельзя придумать? — Сегоний готов зарыдать, уже и глаза блестят. — У меня там… Всякое! Я хочу туда снова!

— Ну, — говорю я неуверенно, — в принципе, есть один способ… Но…

— Блин, да говори же! — воспрял духом Младший.

— Как тебе маечка? — я натянул вниз подол футболки с опоссумом.

— Ничего так. Круто, что у вас есть свой символ.

— Как тебе идея примерить такую же?

— Ты сейчас про… — не поверил Сегоний. — Я правильно тебя понял?

— Да, я предлагаю тебе вступить в корпу «Шуздры». Если, конечно, крайм не противоречит твоим жизненным убеждениям.

— Да я! Да блин! Да конечно! — вскочил Младший. — Я даже мечтать не смел…

Вот вам и «золотая молодёжь». Я знал, что он согласится, романтик хулев. Он видел крайм только с приятной стороны: Средка, веселье, свобода, никакой унылой учёбы, никаких родительских поучений. Это кажется таким притягательным и ненапряжным, но однажды крайм непременно приводит тебя туда, где ты стреляешь кому-нибудь в башку и становишься тем, кем никогда быть не собирался. Но я не тот, кто ему это скажет. Я тот, кто будет его использовать. Плохой я человек.

— Поздравляю, ты принят. Обмоем позже, торжественный приём и маечку отложим тоже, сейчас не лучший момент для демонстраций. Поэтому сразу к делу.

— Что от меня требуется?

— Для начала подумай, кто ещё из ваших захочет к нам присоединиться. Надо человека три-четыре. Если сможешь — будет твоя личная команда, а ты станешь моим заместителем в башнях.

— Оу, круто! Я думаю…

— Не спеши, — перебил я его, — и не делай поспешных предложений. Учти, что ты вверяешь этим людям свою судьбу. Если кто-то из них не оправдает надежд, ответишь за него ты. И не только передо мной. Это крайм, дро. Тут всё серьёзно.

— Я понимаю! Я справлюсь, прем!

— А теперь к главному. Отныне ты не платишь за Средку, а зарабатываешь на ней. Задача — твоя и твоей будущей команды — быть посредниками между приятелями из верхов и остальной частью корпы. Мы какое-то время не сможем появляться в башнях, поэтому на Средку их будете выводить вы. А мы — встречать там.

— Но как…

— Подробности я тебе объясню, не волнуйся. Готов?

— Всегда готов!

Ай, какой хороший мальчик! Его ждёт много сюрпризов.

***

— Ты специально слил Тамэя? Мне назло? — шипит на меня Лирания.

Нашла, наконец, возможность застать меня одного и наехать.

— Нет, — ответил я коротко.

— Я тебе не верю! Ты знал, что у нас отношения!

— А у вас отношения? — я неплохо сыграл удивление, но она не повелась.

— Не ври мне! Ты всё видишь и всё знаешь! Ты хитрая сволочь!

— Прям сволочь?

— А кто ещё? Убить парня за то, что он мне понравился?

— Лирания, ты совсем охренела? — внезапно разозлился я. — Что за дерьмо в твоей башке?

Я сегодня совершил, наверное, худший поступок в своей жизни. Я сам себе предельно омерзителен, хотя вернись всё назад – поступил бы так же. Я обломал надежды тех, кто на меня рассчитывал. Я снова бросаюсь в полную неизвестность с теми, кто мне доверился. Я подставляю детишек с верха, которые виноваты только в глупости и инфантильности, вполне естественных для их возраста и образа жизни. Я ощущаю себя полнейшим гондоном, и совершенно заслуженно. Но вот эта херня — уже перебор. Не надо со мной так.

— Ты, мазохистка сраная, кем себя вообразила вообще? Ты реально берёшь в свою пустую тыкву идею, что я развалил весь бизнес, подставил всех наших, обломал всех клиентов, просрал отличное место в башнях, чтобы ты не поеблась лишний раз с каким-то верхним мудилой?

— Я…

— Заткнись, дура! Ты понятия не имеешь, в какую жопу я влез из-за этого козла! Ты даже представить себе не можешь, чего мне это стоило! Всем нам, в итоге, стоило, коза ты драная! Ты реально думаешь, что всё ради того, чтобы он не щипал тебя за сиськи?

— Откуда ты… — она рефлекторно загородила ладонями грудь.

— Оттуда, блин! Этот сраный маньяк… А, что с тобой разговаривать… Знаешь, что? А иди ты на хер, Лирания! Ты же хотела валить из корпы? Вот и вали. Найди того, кто будет тебя унижать и мучить, выкручивать соски, бить в промежность, щипать за бёдра, срать на голову, что ты там ещё любишь…

— Ах, ты… — Лирания попыталась отвесить мне пощёчину, но я перехватил её руку и вывернул назад и вверх. Жёстко, до боли, заставив выгнуться и встать на цыпочки.

— А вот ни хрена, — сказал я, успокаиваясь. — Я не ты. Я не позволяю себя бить.

Выпустил руку, оттолкнул. Она споткнулась, упала на кровать, уставилась на меня оттуда своими странными магическими глазами. Блин, да что со мной творится? Ещё немного, и я бы её ударил. Чёрт бы побрал гормононасыщенную подростковую психику.

— Лирания, — решил я всё ж извиниться, — не хотел…

— Иди сюда, — сказала она неожиданно глубоким грудным голосом, от которого у меня что-то завибрировало внутри. — Молчи. Просто иди ко мне.

Она рвёт с себя рубашку, открывая кровоподтёки на груди, и задирает ноги, стягивая с них штаны.

— Ты это…

— Иди, я так хочу! Ну!

И я пришёл, конечно. Моему телу шестнадцать, и плевать оно хотело на этику отношений и на то, что будет потом.

А потом она лежит молча, не одеваясь, смотрит в потолок. Я сижу рядом, рассматриваю — худые бёдра, узкий таз, небольшая, но красивая грудь, выпирающие рёбра, впалый живот с продолговатым пупком. И синяки. На груди, руках, животе, внутренней поверхности бёдер. Как будто кто-то хватал кожу, изо всех сил сжимал пальцами и выкручивал её до багровых кровоподтёков. Не «кто-то». Я знаю, кто. Он больше никому так не сделает, но он не последний на её жизненном пути. Наверное.

— Я ненавижу себя, — говорит она тихо и скучно. — Ненавижу это тело.

— Оно красивое, — не соглашаюсь я.

— Особенно за это. Иногда мне хочется изуродовать себя так, чтобы ни одна сволочь на меня больше не посмотрела.

— Сволочам неважно, как ты выглядишь. Они питаются не красотой, а болью.

— Я тоже ей питаюсь.

— Они питаются чужой.

— Без разницы. Я понимаю, какая я дрянь, и ненавижу себя за это. Меня от себя тошнит. Иногда буквально. Я не скинулась до сих пор только из-за Оньки. И ещё немного из-за тебя. Не хотела расстраивать, ты столько регенератора на меня перевёл…

— Ещё есть немного, — я потянулся к одежде.

— Не надо, само заживёт. Небольшая память о Тамэе. Ты ведь его убил?

— Да.

— Так я и подумала.

— Но не из-за тебя.

— Я знаю. Просто хотела сделать тебе больно.

— У тебя получилось.

— Мне не стыдно. Я бессовестная. Он плохо умер?

— Не хуже, чем жил.

— Тогда почему мучаешься? Когда ты застрелил кланового на Средке… Да тебе патрона было жальче, чем его!

— Вряд ли я смогу объяснить это тебе.

— А ты попробуй.

— Он был мерзким говном, его ничуть не жаль. Но не моё дело решать, кому сдохнуть. Моё — спасать жизни.

— Почему?

— Долго объяснять. Считай, что я однажды так решил. Но дело не только в этом.

— В чём ещё?

— В моём мире был такой народ — монголы. Однажды завоевали половину тогдашнего мира, потом всё просрали, ну, как обычно. Те ещё были живорезы, если честно, но не без понятий. Так вот, по их закону, самое страшное преступление — обман доверившегося. Если так сложится, что твоим гостем станет убийца твоих детей, — терпи, скрипи зубами, улыбайся. Если на него нападут, защищай даже ценой жизни. Ты впустил его в дом, он доверился тебе, ты обязан. В следующий раз можешь удавить собственными кишками, но не сейчас.