- В каждой женщине я вижу Ма, и я не могу допустить, чтобы Ма страдала. Однажды, гостя у своего приятеля, я услышал стоны из соседней комнаты. Я спросил его, в чём дело, и он ответил: «Ох, это моя сестра. Весь день у неё схватки, а родов никак нет. Боюсь, что придётся делать кесарево сечение». - «Дай мне блестящий металлический поднос, - попросил я его, - что-нибудь из того германского серебра, которое ты так обожаешь». На подносе я пальцем начертил янтру. Видеть её он не мог и, озадаченный моими действиями, спросил, что это я делаю. Я не стал отвечать и прошёл в комнату, где лежала его сестра. Я показал поднос ей. Она тоже не видела янтру, но через несколько минут ребёнок благополучно появился на свет.
- Теперь я понимаю, почему все твои приятели так докучают тебе просьбами о лечении их самих, их родных и знакомых. Они знают, на что ты способен.
- Убедившись в некоторых моих способностях, люди стараются использовать их с выгодой для себя. Их корыстные намерения очевидны. Некоторые даже советовали мне всерьёз заняться широкой врачебной практикой. Но не считая того, что известность в корне разрушила бы мою личную жизнь, как быть с рнанубандханой? Я ведь должен всегда иметь соответствующую рнанубандхану с тем, кого я лечу.
- И это справедливо для любого врача?
- Да, и для любого астролога, и вообще для всех тех, кто своим умением хочет помочь людям. Но рнанубандханы связывают меня с таким огромным числом людей, что если бы я захотел вылечить всех их сразу, я бы быстро лишился всей своей шакти. Я не Иисус и я никогда не называл себя бхагаваном.
- Иногда моя собственная карма становится трудно выносимой, так что приходится стараться, чтобы спасти самого себя. Не скажу, что эти самоисцеления мне особенно по душе. Я считаю, что лучше пострадать сейчас и снять с себя тяжесть своих карм, чем прятаться от них. Всё равно они когда-нибудь тебя достанут. Но если ситуация критическая, надо действовать не рассуждая.
- Несколько лет назад в Бомбее жил доктор Дурандар. Когда погиб его сын, он чуть не сошёл с ума. А через некоторое время он начал обращаться со мной как со своим сыном. Он не давал мне прохода, лез в мои дела, беспокоился о моём здоровье. Он доставал мне лекарства, когда надо, а иногда и когда не надо. В качестве антибиотика он обычно колол мне пенициллин, но однажды пенициллина под рукой не оказалось, и он сделал мне укол стрептомицина. До этого я никогда не имел дела со стрептомицином, и он подействовал на меня ужасно: температура, озноб, запор. Я подумал, что мне конец. Я позвал друзей, и они сели вокруг меня с плачем, думая, что я умираю. Повторяю, что я и сам так думал. Фарам по обыкновению ругался на меня. Обычно, если я не слышал его ругани несколько дней, я спрашивал: «Дитя моё, с тобой всё в порядке? Что-то я давненько не слышал твоего ангельского голосочка». Он заводился опять, кляня на чём свет меня и всю мою родню. А мне нравилось: ведь таким образом он выражал свою любовь.
Как раз когда Фарам поносил последними словами Дурандара за его укол, Дурандар неожиданно вошёл, чтобы проведать своего пациента. Я не мог допустить, чтобы он застал меня в этом плачевном положении - во мне он видел своего сына, и моё предсмертное состояние было бы таким повторным шоком для него, которого он бы уже не перенёс. И жар как-то исчез, и я почувствовал себя совершенно нормально. Я вежливо поблагодарил за лечение, чем страшно осчастливил его. Но как только он вышел, меня охватил новый приступ жара, и Фарам снова начал издеваться надо мной.
- Я потерял терпение. Я попросил Рошни принести мне её одеяло. Это было изумительное одеяло из коричневого сатина, которое отец привёз ей из Бирмы, она накрывалась им каждую ночь и никому его не давала. Как только она услышала мою просьбу, она без колебаний вручила мне одеяло. Я попросил накрыть меня и минут через пять почувствовал, что жар из меня перешёл в одеяло. Я сбросил его, и оно лежало на полу и буквально дрожало! Фараму я сказал: «Будь осторожнее! Кто накроется этим одеялом, у того будет жар!» Тогда Фарам, громко выругав всех и выкрикнув на персидский манер «Только не в моём доме!», заставил Рошни выбросить одеяло из окна.
- И что?
- И всё. Я выздоровел. И не спрашивай как.
- Но если жар ты как-то переправил в одеяло, то куда ты переправил свои кармы? Должно быть, они тоже как-то вошли в одеяло.
- Ну, что-то в этом роде.
Я немного попереживал за того бедолагу, который подобрал, должно быть, одеяло на улице, а потом сказал:
- Мораль сей басни такова: никогда ничего не подбирай на улице!
Особенно в Индии! - засмеялся он.
Глава 8
РЕДСТОУН
Бывали времена, когда интерес Вималананды к делам «духовных детей» заметно падал. Это происходило из-за того, что они выказывали не больше почтения и желания учиться, чем «сыновья» Шанкарачарьи. Так случилось и в то утро, когда жена Доши зашла навестить его. Они с мужем приехали в Пуну на выходные, чтобы выполнить хому где-нибудь в окрестностях, и остановились в той же гостинице, что и Вималананда, в соседнем номере. Эта пара почему-то решила, что Вималананде пришла пора поделиться с ними сексуальными секретами тантры. Должно быть, их подстрекали другие ученики Вималананды. Полуодетая госпожа Доши, - сари едва скрывало от взоров её грудь, - постучалась в дверь Вималананды, и стала умолять его показать ей ваджроли или научить совокуплению в позе лата мудра. Невозможно было представить, чтобы такая развратная особа, как госпожа Доши, могла преуспеть в лата мудре - совершенно особой практике, в которой возлюбленные призывают в свои тела Господа Шиву и его супругу Парвати перед тем, как начать любовную игру. И кто надоумил её спрашивать о ваджроли - ещё более недоступной для неё практике, состоящей в том, чтобы с помощью гениталий всосать в себя выделения половых органов партнёра.
Помню, Вималананда часто повторял совет: «Не спеши и расслабься, и всё само собой пойдёт к лучшему, особенно в любовных делах». Видимо, не менее справедливо было и обратное: «Напрягайся и торопись, если хочешь испортить всё дело, особенно в любви». Я ломал голову в поисках приемлемого выхода из столь щекотливой ситуации, в которой оказался мой раздосадованный наставник, как вдруг услышал его в сердцах брошенные слова:
- Да кто она такая?! Неужели она думает, что, показав мне свои голые сиськи, сведёт меня с ума?! Я видал и получше, подо сих пор владею собой!
Я стал успокаивать его всякими нежными словами, а затем решил сознательно плеснуть масла в огонь, чтобы таким образом окончательно разрядить Вималананду от негодования по поводу нашей нетерпеливой гостьи:
- Быть может, она решила, что стала уже какой-нибудь великой бхайрави, - сказал я. Бхайрави - это женская роль в практике лата мудры.
Вималананда отреагировал мгновенно:
- Бхайрави, за ногу меня дери?! Да какая она бхайрави, если нияма у неё на нуле! В любой садхане, прежде чем преуспеть, нужно научиться говорить нет всему, что стоит на твоём пути. Рошни кое-чего добилась в своей садхане только потому, что вызубрила три ступени этого «нет».
- Три ступени?
- Первая - это просто «нет», которое ты говоришь своему соблазну. Если это не помогает, ты говоришь: «Уходи! Исчезни!» Это вторая ступень. Обычно этого бывает достаточно, но если нет, то ты берёшь третье, самое сильное «нет» и орёшь во всё горло: «Проваливай к чертовой матери, так тебя перетак!» Не бойся переборщить. Третья ступень творит чудеса.
Этот инцидент заставил Вималананду вновь вспомнить о моей недавней полуромантической связи с одной студенткой нашего колледжа. Он сильно расстраивался из-за того, что я посвящаю девушке время, которое мог употребить на медитацию или учёбу. Он боялся, что мои недоброжелатели в колледже смогут воспользоваться какой-нибудь нашей неосторожностью и обрушиться на меня. Он опасался, что девушка может потерять своё честное имя, особенно если дело дойдёт до физической близости (что и она и я считали крайне неразумным). Собственно девушка его интересовала мало.