– Что ты имеешь ввиду?

– А то, что вас там не было! – Бенджамин держался профессионально. – Вы не видели, как все горит… словно это не имеет значения и всем плевать! Люди умирали страшной смертью, даже не зная, почему… просто так. Никто не помог, мы были сами по себе! Ни я, ни Майя не могли им помочь, да что уж там, мы сами уже готовились к смерти! Мы были отрезаны, сами по себе, связи не было, словно весь мир вокруг перестал существовать. Как такое вышло? Ответьте мне, пожалуйста!

– Я не знаю! – Строго отрезал Бенджамин. – Это одна из причин, почему никто не рискует туда возвращаться.

– Все это какой‑то детский сад, – Соломон стал топтаться на месте, отводя взгляд и мотая головой

– Послушай меня внимательно. Нельзя терять самообладание и выпускать на волю эмоциям. Она была мне дорога не меньше твоего, ты это сам знаешь. Вместе с ней, ты, я, мы все потеряли многое, а значит нужно адаптироваться и чтить ее память, пытаясь делать так, как она считала бы лучше.

– Она бы не оставила там людей. Спасатели появились, погрузили нас, забрали оборудование и просто вернулись обратно. Разве так делается? А как же остальные люди, наши сотрудники, которые пытались помочь людям, которые пострадали от ваших с Итаном рук!

– Не учи меня истории! – Строго парировал Бенджамин, уставая от этих разговор и истерик. – Лучше других знаю!

– Кристина пропала! Это вы знаете? Ее нет среди тех, кто вернулся, и нет среди погибших. Она там, одна, возможно умирает или захвачена этими уродами… И вместо того, чтобы идти ее искать, я тут, распинаюсь и выпрашиваю у вас ответов, словно на спасение жизни нужно разрешение. А она там, ждет меня, и я даже не знаю, жива она или нет! – Соломон почти задыхался, охваченный страшными мыслями, и Бенджамин прекрасно понимал, как ему дорога та девушка.

– Я постараюсь сделать все возможное, – медленно, успокаивающим тоном начал Бенджамин, – чтобы вернутся туда и спасти всех, обещаю, но сейчас крайне неустойчивое положение. Мы так и не восстановили всю сеть, вот почему туда нет дороги. Все сразу слепнет, работает только аналоговое оборудование, а его осталось мало. У нас есть зацепки, но пока мы не найдем в чем причина и не устраним ее, никто и никуда не отправится – это факт, закрепленный прямым приказом военных. Сейчас Природные земли под их руководством. И если кто‑то и может туда попасть, то квалифицированные и обученные люди, но не ты. По понятным причина я не могу позволить тебе этого сделать.

Соломон молчал, терзаемый самыми разными чувствами. Шагая из стороны в сторону, он словно потерялся в пространстве, сломленный и уставший.

– Ты должен быть сильным, ведь именно на тебя Майя возлагала надежды. На тебя и на Кристину. Да, ее я знаю. А от тебя жду, что ты возьмешь себя в руки. У нас много работы и, поверь, в такие моменты нельзя никогда забывать, зачем мы все это делаем.

– И что мне делать? – устав спросил Соломон. – Просто жить дальше, ходить на работу, на которой я даже не знаю, чем буду сейчас заниматься…

– Отдохни пару дней, потом приходи в ЦРТ. У тебя есть люди и средства, продолжишь вашу с ней работу, касающуюся возможного бесплодия. Это очень важный вопрос. Майю это волновало не просто так, – Соломон впервые всерьез задумался, – это требует всего твоего внимания, я рассчитываю на тебя.

– Спасатели забрали не все оборудование, многое осталось там.

– С каких пор это проблема? Если это действительно обладает тенденцией к увеличению, то надо быть на шаг впереди, иначе все было зря, как и смерть Майи.

– Мы не можем бросить там людей, – практически не осознанно произнес он, – куда мы тогда скатимся, кем мы тогда будем?

– Занимайся своей работой, а я займусь этим, договорились? Уже сейчас готовятся группы для вылазки и поиска людей. Это военные, профессионалы своего дела. Тебе делать там нечего, оставь это другим.

– Хорошо‑хорошо, я согласен, – Соломон посмотрел на Бенджамина, не сводившего с него оценочный взгляд, и, оглянувшись вокруг, произнес, – я очень устал, можно прогуляться, пока мы не уехали?

– Конечно.

Соломон сразу же зашагал куда‑то в сторону, убрав руки в карманы и чуть сгорбившись. Сам Бенджамин еще какое‑то время смотрел вслед юноше, которого Майя так ценила, что даже заставила взять его на должность, к которой он, несомненно, подходил, хоть и был несколько молод. Бенджамин в итоге рискнул и сейчас так хочет сказать ему спасибо, за помощь женщине, которую сам не смог защитить. Соломон скрылся за деревьями, оставив Бенджамина наедине с оголенными чувствами, которые он так долго держал, и вот они наконец‑то хлынули потоком – он почти плакал. Опершись руками о ближайшее дерево, он чуть согнулся и спрятал голову между предплечьями, уткнув лоб в гладкую кору. Его разрывала боль от того, что его не было рядом, когда она умирала… от того, что он никогда больше не увидит ее и не скажет, как сильно любит… а из головы все не выходил их последний, настоящий разговор, который произошел два года назад. Было сказано много слов, но как он помнил, именно эти были последними…

– Да хватит так утрировать! Майя, сколько можно! Ты просишь меня сделать что? Забыть обо всем и начинать помогать каждому пострадавшему? На это есть врачи, есть служба помощи пострадавшим от того же ЦРТ, которое еще существует лишь благодаря мне! Ты хоть знаешь, что приходится делать, на какие уступки идти, ради сохранения этого места и возможностей, которые оно еще сможет создать? Я практически на войне, потому что если мы не сохраним это место и людей, то никакого будущего не будет! Все жертвы будут напрасны. – Вопреки тому, как сильно он ценил в ней филантропию, в тот момент ему казалось, что она неверно расставляет приоритеты. Он и вправду делал все для сохранения за собой власти и ресурсов, ведь лишившись их, не будет того, ради чего они работали. Она почему‑то не понимала этого, и это злило его, ведь Майя всегда находила оптимальный выход, правильно видя шахматную доску. А сейчас она бросала его одного, ставя людей выше их и работы.

– В этом наша разница, ты смотришь на все слишком узко, а я вижу все в перспективе, потому что знаю… – откровенно злился он, но не на конкретного человека, а на примитивную для него точку зрения, ведь цели всегда были глобальнее, чем простое «здесь и сейчас».

– Делай это без меня. Я не собираюсь закрывать глаза на то, какой ущерб мы нанесли, следуя твоей мечте изменить этот долбанный мир.

– Майя… – он был шокирован и, впервые, даже разочарован ею.

– Остановись, пожалуйста. Все пошло не по плану и, раз ты выбираешь такой путь, то… я собираюсь взять полный контроль над Саламисом, работая прямо оттуда, это сейчас все, что меня волнует, и никакие твои уговоры, никакие доводы не изменят моего решения, ты это прекрасно знаешь. Надеюсь, когда‑нибудь ты поймешь меня.

Бенджамин злился: она выбрала не его, а их, людей, которых они так хотели изменить… людей, что потратят все ее силы, доброту и ресурсы ЦРТ ради примитивной жизни. В то же самое время, ему предстояло работать как никогда, ведь если он позволит ЦРТ развалиться, а проекты будут переданы иным людям, вся его работа, как и вся его жизнь, будет напрасна.

Пока Майя решительно помогает людям напрямую, создав лагерь Саламис и забросив какую‑либо иную работу, кроме организации помощи жертвам, он, как человек видящий мир с большей высоты, сможет сохранить то, что они создали. Для него и вправду все случившееся – лишь небольшая кочка. Но она не понимала, ведь Майя, как и всегда, смотрела на жизнь здесь и сейчас.

Ныне эти мысли мучают неописуемо сильно, принося невероятные, живущие будто бы своей жизнь внутри него, страдания, ведь это была их последняя беседа, закончившаяся не так, как он хотел. Бенджамин, глотая редкие слезы и скрипя зубами, смотрел на клумбу, с трудом выговаривая слова, шептал – почему же ты не послушала меня?

– С момента нашего последнего разговора, я пришел к неутешительному для себя выводу, что не могу просто принять факт смерти, как ситуативное событие.