– Уж не хочешь ли ты сказать, что такие штуки плавают по твоей Англи? Хотел бы я на них взглянуть. Особенно на того смельчака, который захочет попытать счастье в нашей Бехеме. Советую как-нибудь погулять по стенам и посмотреть внимательно на реку. Мысль интересная, но я давно перестал верить в сказки.

Вил как будто не обиделся такой отповеди, а может, просто не понял. Хейзит же решил, что в словах чужеземца есть зерно истины, до которого нужно только докопаться. Если многочисленные замки Англи не выдумка, то зачем называть сказкой плавание по реке? Парень не похож на человека, который говорит о том, чего не знает. С таким же успехом можно сказать, что не он принес на заставу доспехи Дули по той простой причине, что они – часть древней легенды.

Дальнейший разговор прервало появление Олака. Подойдя к их столу, он шепнул что-то на ухо Локлану. Тот выругался, громко поставил кружку и, объявив, что скоро вернется, поспешил следом за слугой.

Оставшись наедине с Вилом, Хейзит в первый момент смутился, однако несколько глотков крока развязали ему язык, и он принялся, как мог, расспрашивать собеседника о его стране. Вил охотно отвечал, но постепенно, обрадованный вниманием слушателя, пустился в такие словоизлияния, что Хейзит окончательно перестал понимать его речь, в которой половина слов проглатывалась, а другая была настолько исковеркана, что после нескольких кружек хмельного пива могла быть воспринята как издевательство над языком вабонов.

В какой-то момент Хейзит сообразил, что голос Вила – единственный источник шума. Все разговоры за соседними столами замолкли, а виггеры с укоризной смотрят на странного болтуна.

В дверях кухни стоял Ракли.

Заметив, что на него наконец обратили внимание, Ракли поднял руку и поманил Хейзита пальцем. Хейзит торопливо вытер рот и уже выбрался было в проход, но спохватился и вернулся за мешком. Замолчавший Вил вместе со всеми присутствующими наблюдал за его метаниями. Только в отличие от них он едва ли осознавал необычайность происходящего: сам Ракли оказывается на кухне, чтобы позвать его, никому не известного паренька с залатанным мешком. Обычно даже важные эдели вынуждены были ждать дозволения войти в тронный зал для заранее назначенной им встречи. Не иначе как теперь за ним у здешних обитателей закрепится слава «дружка Локлана». Ладно, была ни была…

Облаченный в охотничий костюм, состоявший из легких кожаных доспехов, Ракли сегодняшний отличался от того уставшего от жизни старика, каким Хейзит запомнил его во время последней встречи. Он приветствовал юношу крепким рукопожатием и выразил надежду о том, что тот пришел второй раз не с пустыми руками.

– Судя по той легкости, с которой ты несешь этот внушительный мешок, ты либо очень силен, либо у нас есть тема для серьезного разговора, – почти дружески усмехнулся он и жестом пригласил Хейзита следовать за собой. – Только хочу предупредить, что у меня крайне мало времени, так что попрошу быть кратким. Где Локлан?

Этот вопрос относился уже не к Хейзиту, а к одному из сопровождавших их виггеров.

– За ним послали, – ответил тот с поклоном.

– Хорошо. Пусть зайдет в тронную залу. Если мы найдем с этим молодым человеком общий язык, я хочу, чтобы дальше им занимался Локлан. Какие вести из Пограничья, Тиван?

Хейзит с любопытством посмотрел на высокого воина с узким лицом, кажущимся еще более вытянутым из-за длинной седой бороды с заплетенными по краям косичками. Так вот как выглядит отец Норлана! Похоже, Хейзит, вовсе того не желая, снова оказался в самой гуще событий.

– Вестей мы ждем сегодня к полудню, – отвечал между тем командующий конной гвардией замка, запросто перешагивая через две ступеньки. – Если все будет хорошо, и они нигде не задержались.

– То есть, ты хочешь сказать, что первый отряд по-прежнему молчит?

– Ему ставилась другая задача, хевод Ракли, – нахмурился Тиван.

– Чушь! Почему-то добрые вести мы получаем сразу, а как дело касается несчастий, я узнаю о них последним. Это никуда не годится. Знайте все, – оглянулся он через плечо на притихшую свиту, – если с нашим войском в Пограничье снова что-нибудь произойдет, кто-то за это поплатится головой. Мы обязаны знать, что происходит. Обязаны знать раньше, чем это произойдет. Я устал прозябать в неведении. Дойдет до того, что мне самому придется отправляться в Пограничье, чтобы сберечь наших нежных гонцов, которые знают слово «быстрота», но забыли, что оно значит.

Оставшийся путь до тронной залы прошел в напряженном молчании. Хейзит уже смирился с тем, что ему придется рассказывать о своей выдумке в присутствии посторонних и тем самым ставить крест на секретности, однако в последний момент Ракли словно услышал его мысли и мановением руки распустил свиту, чем вызвал всеобщий вздох облегченья.

Дежуривший возле дверей стражник распахнул перед ними массивную створку. Ракли вошел первым.

Зала была точно такой же, какой запомнил ее Хейзит: дубовый стол в центре, радужный луч, падающий на него и бокового окна, ряды стульев вдоль стен. Только свечи в подвешенном на цепи круге еще горели.

Ракли сел в одно из пяти почетных кресел, украшенных гербами, и указал Хейзиту на стол.

– Выкладывай прямо сюда. Эй, закройте там дверь!

– Это я, отец, – послышался за спиной Хейзита голос Локлана. – Мне сказали, ты зовешь меня.

– Разве тебе не интересно взглянуть, что принес нам твой приятель? Где ты прячешься?

Локлан приблизился к столу и сел рядом с Ракли, украдкой подмигнув Хейзиту.

– Я не прячусь. Мне сказали, ты на охоте, вот я и решил, что ты не вернешься так рано.

– Гони в шею того, кто тебе такое сказал. – Ракли брал в руки выкладываемые на стол странно легкие прямоугольные камни и внимательно их рассматривал. – Прохлаждался, небось, со своей рыжей пленницей, будь она неладна?

– Кстати, она заговорила.

– Вот как?! Похвально. Ты делаешь успехи. Надеюсь, она заговорила не как женщина, а как враг?

– Не знаю, что ты имеешь в виду, отец, но через некоторое время она расскажет нам все.

– И тогда, я надеюсь, ты послушаешься меня и избавишься от нее. – Он отложил в сторону последний камень и взвесил на ладони плитку из семи слипшихся. – Хейзит, я под впечатлением от того, что ты принес, но, признаться, не понимаю, как ты это сделал.

– Я назвал мои камни лиг'бурнами, – стараясь справиться с охватившим его волнением, начал пояснять Хейзит. – Хотя это не совсем так…

– «Рожденные в огне»? – переспросил Ракли, откашлялся в кулак и вопросительно воззрился на юного собеседника. – Которые не рождены огнем? Ладно, надеюсь, кое-что понимает мой сын. так что продолжай.

– Я только хотел сказать, что те, которые вы держите в руке, не прошли обжига. Они высохли сами по себе и прилипли друг к другу, поскольку сделаны из глины. Как и все остальные. – Хейзиту стало неловко при взгляде на грубые грязные камни, лежащие теперь не на полке в хлеву, а на столе, за которым собираются на совет самые уважаемые мужи Вайла'туна. – Но я не предлагаю поступать так при постройке зданий. Лучше их как следует поджарить на огне?

– Поджарить на огне? – Ракли недоверчиво снова перебрал все камни и поиграл маленькими, сложив из них нечто вроде колодца. – И ты хочешь сказать, что из них был построен Меген'тор?

– Разве ты не понимаешь, отец! – воскликнул притихший было Локлан, и Хейзит, переведя на него встревоженный взгляд, увидел в глазах своего негласного покровителя затаенный восторг. – Это же настоящее чудо! И настолько простое, что до сих пор никто из твоих строителей не смог до него додуматься.

Хейзит уловил, что между Локланом и Ракли ведется скрытое соперничество, в центре которого теперь оказался он сам. Он уже собрался открыть рот и заметить, что едва ли должен соглашаться на пальму первенства, поскольку задолго до него кто-то придумал именно таким образом соорудить не только башню, но и колодец, да вовремя осекся. Лучше прослыть тугодумом, чем сболтнуть лишнего, гласила одна из излюбленных поговорок его отца. Вслух же он сказал: