Из-за спины смотрителя кладбища раздалось низкое гортанное мычание. Смирнов поёжился. Герр Вёрфлюхт позволил себе ухмыльнуться чуть сильнее обычного.

– Работа не приятная. Плачу мало. Мои приказы выполнять беспрекословно. Зато в этом Богом забытом месте можно быть спокойным за свою конфиденциальность. Плюс проживание и еда за счёт заведения. Так вы согласны, человек с чужим именем? – он протянул ему свою тонкую, похожую на кривую ветку чахлого дерева руку и ещё шире улыбнулся, показывая свои поломанные зубы. Человек с чужим именем цокнул языком, с горечью вспоминая свои прошлые сделки, вздохнул и крепко, с хрустом, пожал руку Вёрфлюхту. Герр расплывался в мерзкой улыбке, а человек сжимал ему руку всё сильнее, всё яростнее, как будто пытаясь разломать её. Он видел перед собой только эту ублюдскую улыбку.

И застыли бы они в таком положении на вечно, если бы в глубине комнаты что-то не рухнуло.

– Осторожнее Грэг, – опомнился герр Вёрфлюхт. Ему вновь ответило жуткое мычание. Человек вернулся в настоящее и отпустил руку герра.

– Ты, вероятно, устал после долгой дороги. Можешь пока отдохнуть. Приступишь к работе завтра с утра, – сказал герр Вёрфлюхт, вернувшись в своё привычное состояние, – Долли!

В кабинет вошла женщина в маске.

– Долли, расстели нашему новому работнику и дай ему поесть.

Женщина послушно кивнула и тут же ушла выполнять свою работу. Смирнов подхватил свой саквояж и последовал за ней. На выходе герр Вёрфлюхт сказал ему:

– Ночью, чтобы ни случилось, никогда, ни в коем случаи, не открывай двери или окна. Спокойных снов.

Смирнова расположили в столовой, она же по совместительству была и кухней. Тут не было кровати, поэтому ему постелили на шкуре огромного медведя. В данном случаи «постелили» значит, что Долли положила на шкуру зверя подушку и одеяло.

Смирнов уселся за длинный обеденный стол, во главе которого стояло мягкое кресло. Долли подала Александру Ивановичу миску с кашей.

– Спасибо, – Смирнов с жадность принялся за еду. Долли кивнула и тихо вышла из столовой, закрыв за собой дверь. Доев, Смирнов содрал с себя грязную одежду и, спрятав под подушку нож, заснул.

Посреди ночи его разбудил какой-то громкий звук. Ещё не понимая, что происходит, он обнажил нож и прислушался. Кто-то яростно колотил во входную дверь. В доме всё было тихо. Бытие молчало, только двери что-то не нравилась, и она глухим стуком монотонно повторяла: «От-крой, от-крой, от-крой, от-крой…». Почти две минуты он лежал и прислушивался к глухому приказу двери. Но, как это обычно и бывает, стук прекратился так же внезапно, как и объявился. Тишина вновь обрушилась на старый дом, смыв все следы каких-либо звуков. Сама мысль о том, что тут могли бы родиться звуки, казалось глупой. Как будто если бы человек даже попытался крикнуть, то из темноты высунулась бы рука и залезла ему в глотку, чтобы ещё в чреве придушить не родившийся звук.

Человек долго лежал с ножом в руке, вслушиваясь в тишину, вглядываясь в темноту, словно пытаясь настолько навострить на них свои органы чувств, чтобы слиться с ними и превратиться в ничто, в отсутствие звук, в отсутствие света, в отсутствие человека.

– ОТКРОЙТЕ! – хриплый истошный вопль разорвал тишину и тут же исчез. И вновь ничего не осталось.

– ОТКРОЙТЕ! ОТКРОЙТЕ! ОТКРОЙТЕ! – хрипел кто-то за окном. Кто-то кричал и кричал, а тишина всё накатывала и накатывала, и с каждым разом его крик становился всё громче и громче, а тишина после него – всё глуше и глуше. Человек с ножом тихо поднялся, подкрался к окну, и лезвием отодвинул штору в сторону. Он держался на расстоянии руки от окна, чтобы его было сложнее увидеть с улицы. Под окном стояла тёмная фигура и смотрела на него.

Мгновение. Вспышка света. Грязное, гнилое, уже пожранное червями лицо смотрит на него. Грохот. Фигура падает. Кто-то схватил его за шкирку и куда-то поволок. Ему что-то орут. Где-то загремели выстрелы, где-то застрекотали пули. А он вцепился в свой револьвер и думает: «Кого же я убил? Кого же я убил?!»

Глава

I

Утро на кладбище было тихим и светлым, как надежды на посмертную жизнь. Герр Вёрфлюхт сидел во главе стола и аккуратно отчищал варёное яйцо, чтобы, не дай Бог, ему в глотку не попал кусочек скорлупы. Смирнов ел кашу на другом краю стола. Долли чем-то занималась на своей маленькой кухоньке.

– Долли, отнеси остатки каши Грэгу, – сказал герр Вёрфлюхт, доев своё яйцо, это было не сложно, учитывая, что большую его часть он снял вместе со скорлупой. Женщина поднесла ему чашку кофе, забрала миску у Смирнова и послушно понесла небольшую кастрюльку в кабинет администратора.

– Иди помоги Псу. Он в сарае. Он тебе скажет, что делать, – приказал герр Вёрфлюхт своему новому работнику и осторожно, испытывая мучения из-за изломанных пальцев, пригубил кофе. Смирнов кивнул и пошёл безропотно выполнять свою работу.

Открыв штук пятнадцать различных щеколд, замков, крючков, цепочек и прочих средств запирания входной двери, он вошёл в кладбищенское утро. Маки цвели, верёвки на старой иве тихо качались в такт ветру, пара ворон сидела на ограде, в тени деревьев молчали могилы. Всё было как обычно. Но Смирнова не интересовал общий антураж кладбища. Внимательно осматривая территорию, он заметил следы, которые сохранила бесплодная кладбищенская земля. Это могло быть маленьким доказательством ночного происшествия. Ни герр Вёрфлюхт, ни Долли не сказали ни слова о ночном происшествии. Смирнов обошёл дом и встал под окнами столовой. Примерно здесь ночью была таинственная жертва. Теперь на её месте были отчеканены следы. Они рассказали Смирнову о том, что тут была драка, и один из двух её участников проиграл. Его потащили за дом.

Следы взяли Смирнов за руку и указали на курящего перед косым сараем старика. Человек с чужим именем заметил у него старый револьвер, который был демонстративно засунут за пояс. На стариковских костях, переживших многочисленные переломы и потому сросшихся в некоторых местах неправильно, была натянутая почерневшая кожа, которую прикрывали лохмотья. Вместо бороды, усов или какой-либо причёски у него из головы торчало несколько клочков волос. Сквозь клубы дыма, его чёрные, как будто без радужки, глаза напрыгнули на Смирнова.

– Так, ты у нас новенький? – прохрипел старик.

– Да. А, вы, я полагаю, господин Пёс? – поинтересовался Смирнов.

Старик ещё раз затянулся сигаретой, затушил её об сапог, поднялся и зарычал:

– Ты меня псиной назвал? Ах ты мелкий сучёныш! Я тебя убью!

Он вытащил револьвер. Человек с чужим именем пинком выбил у него из рук оружие, прижал его к стене, подставил нож к горлу и ровным голосом процедил:

– Будешь мне угрожать – убью.

Пёс проскулил что-то невнятное, и человек отпустил его. Смирнов поднял револьвер.

– Откуда он у тебя? Такое оружие сняли с производства лет десять назад, – сказал он, осматривая оружие.

– С трупа снял, – ответил Пёс без задней мысли и протянул руку. Смирнов смерил его взглядом.

– Мне чё, к хозяину идти, чтоб ты вернул мой револьвер? – возмутился Пёс. Смирнов вздохнул, вытряс все патроны на землю и вернул оружие старику. Пёс выругался и стал подбирать боеприпасы.

– Герр сказал, что тебе нужна помощь, – Смирнов перешёл к делу.

– О, конечно, – Пёс бросил патроны и юркнул в сарай. Он вышвырнул оттуда две лопаты.

– Будешь могилу перекапывать, – сказал старик и деловито пошёл к могилам. Смирнов подхватил лопаты и последовал за ним. Пёс, поминутно принюхиваясь, привёл его к не докопанной могиле. Старик улёгся на землю и показал на могилу:

– Копай.

Работа пошла неплохо. Лопата была привыкшая, и земля с удовольствием расходилась перед ней, только Смирнов был без сноровки в могильном деле. Пёс постоянно на него покрикивал:

– Куда прёшь-то? Ну куда прёшь? Ни черта не выкопаешь, только устанешь. И не маши так! Ты меня засыпаешь. Чего такой резкий-то?

Он нежно погладил почву под собой.

– С землёй надо нежно. Она добрая. Она всех любит. Она и уродливые корни обнимет, и червей обнимет, и наши гнилые тела обнимет, – Пёс поцеловал землю.