Ночь была окончательно испорчена. Но, как говорят, нет худа без добра. Даже в таком пустынном месте нельзя было размагничиваться, если они не хотели лишиться чего-либо более ценного. Поэтому остаток ночи и утро Марк посвятил устройству платформы-сейфа из колючих ветвей на верхушках трех росших рядом акаций. Теперь по крайней мере за пожитки можно было не беспокоиться. «Какое-никакое, пусть временное, но жилище у нас теперь есть», — так оценила Делия строительные усилия супруга, не подозревая, что в течение семи лет это место будет их домом. Возможно, не слишком комфортабельным, ибо каждая капля воды была на учете: восемь месяцев в году дождей в Калахари не выпадает, и за водой приходилось ездить за 150 миль в оба конца на речку Ботети. Тем не менее здесь всегда сохранялось достаточно травы и кустов, которые давали пропитание сернобыкам, антилопам, шпрингбокам. А они в свою очередь позволяли существовать львам, леопардам, гепардам, гиенам и шакалам. Поскольку все хищники вели в основном ночной образ жизни, Оуензам волей-неволей тоже пришлось стать «ночными птицами» и с заходом солнца заводить свой «лендровер», чтобы не пропустить чью-нибудь охоту.

«Нас нередко спрашивают, почему мы выбрали для своих научных изысканий столь примитивные условия. Ведь есть достаточно биостанций, где в более цивилизованной обстановке ученые изучают жизнь животных. Я отвечу на это так, — пишет Марк. — Сама наша изолированность, отсутствие контакта с внешним миром, наше общение с животными, никогда ранее не видавшими людей, делают наш опыт уникальным. Если можно так выразиться, мы постарались максимально слиться с природой, и то, что в других обстоятельствах отбрасывается как мелочь или вообще не замечается, превращалось для нас в событие. Первые годы мы жили даже без радио и оружия, а посторонних встречали три-четыре раза в год, когда ездили за припасами в Мауну. В отличие от других исследователей мы не стали строить даже хижины. Нет, это не была одна из причуд. Просто мы хотели постоянно находиться в такой же обстановке, что и наши подопечные: зной, ветер, ливень — все поровну. Нам хотелось испытывать те же чувства, что и животные, слышать те же звуки, воспринимать те же запахи. Мы считали, что таким образом легче поймем тех, кто населял Долину призраков».

И вот что характерно. Читая дневник добровольных отшельников, вы почти не встретите жалоб на бытовые неудобства, хотя они существовали почти без свежих овощей, на одних консервах. Разве что иногда Делия с юмором отмечала, что, если случалось найти страусиное яйцо для яичницы, она всегда предпочитала находиться подальше, пока Марк не просверлит скорлупу и не убедится в его доброкачественности. Или что из-за отсутствия холодильника вода в бочках, а следовательно, и все, что из нее было приготовлено, отдавало затхлостью. Впрочем, со временем Оуензы настолько свыклись с этим, что недоумевали, почему кисло морщатся изредка навещавшие их гости, хотя их угощают изысканными блюдами.

Правда, когда однажды утром Делия открыла ящик с кухонными принадлежностями и обнаружила там свернувшуюся и плюющуюся кобру, по ее собственному признанию, она, так завопила, что еще более перепуганная змея исчезла в мгновение ока. А вообще, весело заканчивает она этот эпизод, африканские гадюки и черные мамбы не слишком досаждали им. Стоило хоть одной из них появиться в лагере, как птичья охрана поднимала неистовый гвалт и не успокаивалась, пока опасный нарушитель не был обнаружен и удален.

Лучше же всего о настроении добровольной изгнанницы свидетельствует запись о том, что не было дня, когда бы она не подкрасилась и не попудрилась. Правда, птичье население так и не примирилось с бигудями и, увидев их на голове Делии, поднимало тревогу, словно в лагере была змея.

Первые успехи

Позвольте, но где же научные наблюдения, открытия, наконец, просто встречи со львами? Приблизительно такие вопросы возникают у нетерпеливого читателя. Можете поверить, что всего этого у Оуензов было предостаточно. Но так уж устроена любая экспедиция, пусть даже из двух человек, что быт занимает в ней немалое место. Что же до остального, то…

«К концу первого года мы могли с полным основанием сказать, что узнали кое-что новое о львах Калахари и редких бурых гиенах, — читаем мы в дневнике. — Но денег у нас оставалось 200 долларов, а об обещанной стипендии не было ни слуху ни духу. И все-таки, поверьте, отнюдь не с легким сердцем мы решили оставаться в Долине призраков, пока не кончатся продукты. Мы уже потеряли счет неделям, когда жили на сорговой каше, сваренной на порошковом молоке, и похудели соответственно: я — на семь, а Марк — на семнадцать килограммов. Днем мы едва передвигали ноги, а ночью не могли уснуть из-за рези в желудке, как я считаю, вызванной безденежьем».

Ради экономии бензина зоологи стали следить за подшефными львами и шакалами пешком. И вот в одно прекрасное утро, когда, поддерживая друг друга, они вышли в обычный обход, над лагерем появился самолетик.

«Я не знаю, откуда взялись у нас силы, — рассказывает Делия, — но мы принялись плясать как сумасшедшие. Еще бы, ведь это были люди! Из сказочной машины вылез Норберт Драгер, врач-ветеринар из Мауны, и его жена Кейт с целой корзинкой всякой домашней вкуснятины.

За завтраком мы тараторили, как заведенные, обо всем, начиная от воришки шакала и кончая пожаром в буше, когда мы до конца отстаивали наш «лендровер».

— Позвольте, — прервала нас Кейт, — но у вас новый президент, вы знаете об этом?

— А что произошло? — довольно вяло поинтересовались мы, поскольку наши мысли были весьма далеки от политики.

— Из-за какого-то скандала мистер Никсон ушел в отставку, а его место занял мистер Форд…

Возможно, милая Кейт еще долго делилась бы с нами последними событиями «большой политики», но Марк довольно бесцеремонно достал у нее из сумочки полугодовую пачку писем, на которую мы накинулись с не меньшей жадностью, чем на домашние деликатесы. Не глядя, я вытащила из середины желтый конверт и разорвала его:

— Ура, Марк! Свершилось! Национальное географическое общество выделило нам пособие! Ты только подумай: кто-то поверил в нас на целых 3800 долларов!»

Тут же экспромтом Оуензы решили послать с супругами Драгер свой первый научный отчет, обобщавший более тысячи часов наблюдений за одной из стай бурых гиен. В солидных источниках, с которыми ранее знакомились зоологи, указывалось, что гиены «изредка держатся небольшими стаями на открытой местности, причем очень трусливы и неагрессивны. Кормятся дохлятиной любого рода, которую отыскивают по ночам». Правда, другие авторитеты безапелляционно заявляли, что «когда гиены голодны, то охотятся загоном на антилоп, но бегают плохо и удача редко сопутствует им».

Отчет Оуензов начинался с сакраментального утверждения, будто бурые гиены вовсе не одиночные, а стайные хищники с весьма сложной социальной системой. Взять хотя бы молодняк. В каждой стае он воспитывается в своеобразном «детском саду» — одной большой норе под присмотром постоянных самок-воспитателей. Поскольку бурые гиены часто становятся жертвами львов, стая обязательно усыновляет сирот-щен-ков, что бывает не так уж часто у других хищников. Молодые самцы также участвуют в воспитании, подкармливая только своих родных и сводных братьев и сестер. Следовательно, гиены, подобно высшим млекопитающим, способны отличать степень родства, что говорит об их достаточно высоких умственных способностях.

Не оставили камня на камне Оуензы и от утверждения о том, что гиены питаются исключительно падалью и не проявляют способности к коллективной охоте. Действительно, бурые гиены не в силах тягаться в скорости с антилопами. Но они и не собираются делать это, компенсируя свое отставание в беге хитростью. Возле пасущегося стада обычно полукольцом располагается в засаде достаточно хищников, чтобы перехватить одну-две жертвы, которых вспугивают загонщики.

Словом, отчет никому не известных американских зоологов, сидевших где-то в глуши Калахари, произвел маленький фурор. А самое главное, он бесспорно свидетельствовал о наблюдательности и талантливости авторов.