— Не видишь, куда идешь, — проворчал он и вернулся обратно в кухню за другим стаканом.

Она посмотрела ему вслед, затем глянула на пальто. Аккуратно сняла его и перекинула через перила. «Эй, Крис, что-то ты поздновато, лучше поздно, чем… а знаешь, Крис… Смех, да и только…»

Крис, сразу попав в разгар беседы, удивлялась своему спокойствию. Может, еще не пришла в себя? Нет, она создавала собственное присутствие здесь, общалась, наблюдала происходящее, но с какой-то необыденной ясностью. Отчетливо воспринимала слова и жесты, но как-то отрешенно, будто фильм, в котором сама исполняла некоторую роль. Она была спокойна, наверняка зная, что это состояние сверхъявственности неестественно и надломится, как только достигнет определенного уровня. И сосредоточенно размышляла, какую форму примет этот надлом. Можно бы, конечно, что-нибудь швырнуть, например, вот эту винную бутыль в белую стену. Или закричать, прикрыв глаза, зажав уши, и кричать, кричать. Но это хуже, уж слишком откровенно.

— Сегодня на фабрике… — говорила она кому-то, вроде бы знакомому.

— Ну это скучно… лучше расскажи, как ты сама… Что слышно о твоей поездке в Северную Африку… неужели отказаться от нее, в конце концов?

Все они так озабочены собственной скукой и собственными разочарованиями. Понимают ли они, что спрашивают только из вежливости, и даже не вежливость служит причиной истинной заинтересованности в благополучии другого, а лишь некий обряд? Неужели они примирились с мыслью, что на других им совершенно наплевать и что, по сути, ничем не помогут друг другу, даже если и не наплевать? Она оглянулась вокруг: стоят, теснятся лицом к лицу. Сердце ее наполнилось жалостью к себе и к ним, защемило от сознания бесполезности этой жалости.

— По-моему, я видела сегодня, как умер человек, — сказала она.

Взрыв хохота с другой стороны комнаты заглушил эти слова. Три или четыре кружащиеся группки немедленно обратились к новому источнику интереса.

— Что ты сказала? — спросил Пэдди, наклонившись к ней.

— «Род человеческий скорее всего представляет собой некое обширное, бессвязное, неутихающее кружение на месте».

— Довольно глубокомысленно, — поддразнил он ее. — Кто это изрек?

— Тейяр де Шарден.

— Господи боже. А кто он, Шона, такой, этот Тейяр? — спросил Пэдди, повернувшись к кому-то из компании.

— Откуда я знаю? Священник вроде бы.

— Пэдди собирается стать священником? Ну и ну…

— Торжественно отрекаюсь…

— Мир, плоть…

— Семь раз отмерь…

— Спойте нам, мальчики! Эй, вы… заткнитесь… Великие и достославные… или ославленные…

Крис вышла через боковую дверь из квартиры и оказалась на площадке пожарной лестницы, одна, громкоголосое пение осталось там, внутри.

Квартира находилась на четвертом этаже, улица внизу пропадала в тени двух высоких зданий напротив. Тело могло лежать и здесь, внизу, могло тоже быть незаметным в тени. Но если ей вернуться сейчас туда и объявить такое первому встречному, он рассмеется и скажет: «Господи, да у тебя болезненное воображение!» А люди умирают, даже если ты знать об этом не желаешь. Право, что за наваждение! Танцуй и забудь о конце света! Но ведь нельзя жить день за днем и думать, что это случится завтра. Я вот буду думать, что это должно случиться сегодня. Почему бы нет? Паскаль думал же так. И не конец света будет, и что бы мы ни говорили и ни делали, я, ты все равно гибнем порознь. Ты танцуй, а я вот прыгну в эту бездну. В общем, радуйся жизни, как говорится.

— Побойся бога, Крис. — Пэдди с Шоной вышли из комнаты через боковую дверь, вслед за ними протискивался кто-то еще. — Ты что, собралась прыгать? — С опаской он выглянул за перила. — Я и сам частенько думал… — проговорил Пэдди печально и, прислонившись к стене, сложил на груди руки. — Вот бы умереть. «Отменно будет, братья, помереть…» — затянул он.

— Не пой эту жуткую песню, Пэдди, — сказала Шона укоризненно. — Об этом страшно говорить. А ты, Крис, что здесь одна делаешь? Пойдем туда… ради бога, у нас ведь вечеринка.

— Боюсь, что да, — согласилась Крис. — Идите, я догоню вас.

Все ушли, только Пэдди задержался. Что-то беспокоило его, но он был слишком одурманен, чтобы внятно изложить это.

— Крис, ты прямо не в себе сегодня. Странная… Давай рассказывай. Что там у тебя стряслось? Поделись с дяденькой. Уж мне-то можно… Я ведь вовек не проболтаюсь…

— Знаю, Пэдди.

— Буду молчать как рыба.

— Знаю.

— Ну ты же веришь мне? За всю свою жизнь я ни слова не сказал во вред чьей-либо репутации, репутации девушки тем более.

— И это знаю.

— Никто и звука не услышит от меня о том, что ты расскажешь мне сегодня, сейчас, ты же знаешь меня, знаешь, что не выдам.

— Все так, Пэдди.

— Я пошел. А ты точно не хочешь возвращаться туда и выпить?

— Попозже. Не споткнись, Пэдди. Еще поговорим.

Теперь забыть тот несчастный случай, он ведь не повторится. Ей удалось выработать, хоть и очень слабый, иммунитет против миллиона случайностей, которые могут произойти с ней или свидетелем которых она станет, случайностей, которыми ей не под силу управлять. Будешь дураком, если держать их в памяти, но, возможно, окажешься еще большим дураком, если забывать их совсем.

Крис пошла обратно. Было шумно и весело. От двери она оглядела всех. Пэдди нагнулся к книжному шкафу, отодвинутому в сторону, чтобы освободить место для танцев.

— Кто читает всю эту дрянь? — спросил он, кокетливо держа какую-то книжку в вытянутой руке. — Фолкнер. — Он открыл ее наугад. — «Не могу избавиться от дум». Ишь ты! — Он взял другую книгу. — Вебстер. — Сосредоточенно нахмурив брови и оглядев компанию, многозначительно повторил: — Вебстер, — с выражением прочел он, — «был одержим манией смерти». Господи Иисусе, — добавил, задумчиво облокотившись на перила, — я и не предполагал, что я такой ученый.

— Эй, Пэдди, спой нам! — крикнул кто-то. — Одну из твоих республиканских!

— Отлично! Эй вы, а ну в сторонку. Дорогу маэстро. И-раз…

— «Скажи мне, Шона Фаррел, — пропел Пэди, весело поглядывая на Шону, — куда, по-твоему, ты так спешишь? — продолжал он, одновременно дирижируя оркестром восторженных возгласов и подражая звукам волынки. — К реке, в тот милый уголок, так хорошо тебе и мне знакомый. И Кэтлин он знаком, — прочувствованно добавил он, — и Мэри, и Анне, и…»

Крис не могла не рассмеяться вместе со всеми… Это нужно, это можно, раз не в силах удержаться…

И вдруг беспричинно ей пришло в голову, что тогда, стоя на коленях перед раненым мотоциклистом, она и не подумала читать молитву; и что совершенно забыла про Элизабет, которая в расстроенных чувствах любила с кем-нибудь поболтать.

Да, жизнь складывается из всевозможных непредвиденных обстоятельств, и встретиться с настоящей бедой можно вновь и вновь.

Крис подобрала книги, которые Пэдди бросил на пол, и поставила их аккуратно на свои места. Для Пэдди все прекрасно в этом мире, ему не нужны книги, никогда он их не любил.

Кен Кези

На лесосеке

Мы немного опаздывали, прождав завтрак в столовке. Солнце уже начинало пробиваться сквозь деревья. Ехали по Блюклейскому шоссе к северному отрогу Брейкнек, где теперь лесосека. После получасовой тряски, которую вытерпели без единого слова, мы добрались до места. Обрубленные верхушки и сучья все еще дымились со вчерашнего. Солнце заметно поднялось и предвещало настоящую, затяжную жарищу днем. Я выбрался из-за баранки и, обойдя машину, открыл дверь кузова. Потягиваясь и почесывая живот, я ждал, пока наши выпрыгивали, стараясь не глядеть на мальчишку.

— Как ты думаешь, — спросил я Джо Бена, — порадует нас сегодня погодка в честь старины Лиланда Стафорда, вернувшегося в лес?