Что же до расположения комнат, то постичь логику строителя Лонг-хауса я не бралась. После рассказа Маргарет о странностях дома (вроде трех крыш, кое-где возведенных одна над другой) не следовало удивляться ничему.

– По соседству с усыпальницей? Ты не говорил, что в вашем роду были сумасшедшие.

– Если так, то они тщательно это скрывали. – Этан захлопнул и эту дверь. – Идем дальше?

– Может, лучше высунуться из окна и позвать на помощь?

Слуги ведь часто бывают на заднем дворе, кто-нибудь может услышать.

У Этана сделалось странное выражение лица. Кажется, ему в равной степени хотелось и сдаться, и идти до конца (пути или нашего).

– Еще полчаса, – решил он и пробормотал себе под нос: – Не может же этот дом быть бесконечным!

У меня имелось свое мнение на этот счет, но даже скромный опыт семейной жизни подсказывал, что сейчас не время его высказывать. Так что я, как и подобает жене, смиренно последовала за мужем…

Обещанные полчаса были уже на исходе, когда за очередной дверью обнаружилась крытая галерея, а дальше за стеклянными окнами весело зеленели цветы в горшках.

– Оранжерея! – возликовала я. – И люди.

Внутри кто-то – должно быть, садовник – возился с подрезкой длинных виноградных плетей, напевая себе под нос.

– Ты могла бы радоваться этому не так откровенно, – с легкой досадой заметил Этан, придерживая передо мной дверь.

Мужчины – даже лучшие из них – остро нуждаются в похвале.

Пришлось врачевать раненое самолюбие мужа поцелуем.

– Дорогой, – нежно сказала я, когда нам пришлось прерваться, чтобы глотнуть воздуха, – ты лучший муж и отличный полицейский. Для поисков вора или убийцы я бы непременно обратилась к тебе.

– Но поиски дороги – не по моей части? – с усмешкой уточнил Этан, помогая мне заколоть волосы.

Все относительно. В конце концов, Этан не завел нас в болото и даже не водил кругами сорок лет, так что на звание худшего проводника в истории претендовать не мог.

– В Лонг-хаусе может заблудиться кто угодно, – ответила я дипломатично, и муж рассмеялся.

– Гляди-ка! На ловца и зверь бежит – кажется, так говорят?

Он кивнул на оранжерею, где девчонка лет восьми, покраснев от усилий, тащила коробку, а мальчишка мрачно орудовал метлой – должно быть, в наказание.

– Доброго вам денечка, – прогудел садовник, приветливо распахнув перед нами дверь. – Заблудились, никак?

Девчонка ойкнула и нырнула под стеллаж, а мальчишка попытался спрятаться за собственной метлой. Получилось не очень.

Этан лишь руками развел, старательно делая вид, будто ничего – и никого – не замечает.

– Не подскажете, как пройти в картинную галерею?

– Так это же рядом, за поворотом и по лестнице подняться, – удивился садовник.

Этан приободрился – все-таки он выбрал правильный путь! – и смиренно попросил:

– Вы нас не проводите?

– У меня полно дел, сэр, – ожидаемо открестился садовник.

– Тогда ваши милые детишки? – коварно предложил Этан.

«Милые детишки», кажется, даже дышать перестали.

Садовник оглянулся на них через плечо, вытер о передник мозолистые руки и блеснул проницательностью:

– Они в чем-то виноваты? Вы только скажите, я сам им на орехи всыплю!

Этан смерил перепуганных детишек взглядом и сказал обтекаемо:

– Пока мне ничего об этом не известно.

Я спрятала улыбку, отметив ударение на этом «пока», и вмешалась:

– Произошел неприятный инцидент, дети могли что-то заметить…

– Это вы про Энни, что ль? – нахмурился строгий отец. – Так она, уж простите, сама та еще вертихвостка. Чего ее через хозяйский вход понесло?

Этан быстро спросил:

– Разве лужа была не возле черного хода?

– Да не, – садовник шмыгнул носом, – эти шалопаи додумались воду прямо у хозяев под окнами таскать.

– Пап, но так же ближе! – не смолчала девчонка.

– Цыц! – прикрикнул на нее отец. – Молчала бы, раз вы таких дел натворили.

Я кашлянула и громко восхитилась:

– Какой чудесный зигокактус! Как вы добились такого обильного цветения?

Растение и впрямь было роскошным, все усыпано ярко-розовыми бутонами.

Хвалила я от души, так что садовник расцвел не хуже упомянутого зигокактуса.

– Я подкормку одну знаю. И, того, двигать его…

– …нельзя! – подхватила я, торопясь обнаружить познания в цветоводстве.

Садовник кивнул куда благосклоннее и посмотрел на меня с проклюнувшимся интересом. «Мы с тобой одной крови…»

– Угу, не любят они этого. Бутоны сбросить могут.

– А рецептом подкормки поделитесь? – спросила я заискивающе…

Расстались мы лучшими друзьями. Напоследок меня снабдили семенами ампельной лобелии и несколькими луковицами гиацинтов, а взамен я клятвенно обещала прислать новому приятелю семена белого цикла-мена.

– Я почти взревновал, – шепнул мне муж, посмеиваясь.

Если Этан ждал, что в ответ я рассыплюсь в заверениях о неизменной своей преданности, то просчитался. Нет ничего вреднее для любви, чем полная в ней уверенность.

Так что ответила я лишь улыбкой и негромким:

– Дорогой, ты ведь сам расспросишь детей? Уверена, ты отлично справишься!

– Конечно, дорогая, – ответил Этан мне в тон и окликнул детишек, которые понуро брели впереди. – Соррел, Роззи, остановитесь на минутку!

Я прикусила губу, чтобы не расхохотаться. Да садовник у нас, оказывается, поэт! Назвать детей Каштаном и Розой может лишь тонкая натура.

– Ну что еще? – буркнул мальчишка, неохотно подчиняясь, и взял девчонку за руку. Она только зыркала из-под рыжих, как у отца, кудряшек.

Этан нахмурился. Вид у него стал настолько суровый, что я прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Сразу видно, что ругать детей за уворованные яблоки или выискивать зачинщика драки ему не впервой.

– Я задам вам несколько вопросов, – продолжил он тем же внушительным тоном, – и вы должны ответить честно, поняли?

– А то что? – по-бунтарски выпятила острый подбородок девчонка.

Этан неожиданно ласково улыбнулся. Так ласково, что мальчишка поежился.

– А то, молодая леди, мы сообщим вашему отцу об инциденте в библиотеке.

Мальчишка резко выдохнул, а девчонка расправила худенькие плечи.

– Не докажете!

Положим, и доказательств бы особых не потребовалось. Суровому отцу вполне хватило бы наших с Этаном показаний. Детишкам ведь наверняка строго-настрого велено к библиотеке даже не приближаться. О воровстве серебра я даже не говорю.

– Докажу, – пообещал Этан. – Про отпечатки пальцев слышала? А ключ был у тебя.

Конопатое личико девчонки побледнело, и брат оттолкнул ее себе за спину.

– Чего вам надо? Мы скажем.

Девчонка что-то пискнула, но мальчишка только дернул плечом.

– Всего лишь пара мелочей, – пообещал Этан легко. – Главное мы уже без вас знаем. Скажите, сервант был открыт или закрыт?

– Какой еще сервант? – округлил глаза мальчишка, так натурально, что даже я ему не поверила.

– Сервант в столовой, – повторил Этан терпеливо. – Когда вы брали оттуда вилки, он был заперт?

– Не знаю я ничего о серванте, – заявил мальчишка упрямо.

Девчонка толкнула брата в спину.

– Брось, Соррел. Правду говори.

Мальчишка шмыгнул носом, однако спорить не стал. Впрочем, еще в библиотеке очевидно было, кто у них заводила.

– Ладно, – наконец сказал он неохотно. – Только это не мы, зуб даю!

Переднего зуба у него не было, и я бы на его месте не стала рисковать оставшимися.

– Да не мы это! – вставила девчонка, высунув нос из-за его спины. – Ну да, думали мы утащить эти вилки. Удобно же, правда? И мы бы вернули, честное слово!

– Точно не вы? – нахмурился Этан. – Не врешь?

Отбрасывать собственную версию ему было жаль, но совесть и опыт требовали отнестись к ней беспристрастно. Их рассказ вполне согласовался с тем, что мы видели собственными глазами, а значит, скорее всего, был правдой.

– Да чтоб мне все каникулы опунцию пересаживать! – поклялась девчонка, и я не сдержала смешок.