Жаки не стал посылать свое письмо Люсьену Бьянко, опасаясь, что его вскроют, что делали со всеми письмами подозрительных лиц и лиц, «состоящих на учете», к которым, по его мнению, наверняка относится и он. Спустя несколько дней он добавляет постскриптум к своему увесистому посланию, а потом передает его своему брату, который отправит его из Франции. Под давлением обстоятельств тон Жаки становится как никогда воинственным: «Мы здесь живем в мире абсолютного предфашистского положения, в полном бессилии, мы больше ни на что не надеемся, только на Народный фронт или де Голля в его лучшей ипостаси, надеемся, что они смогут вычистить эту гниль. Фашизм не пройдет!». Как раз 28 мая в Париже под руководством Пьера Мендеса-Франса прошло большое антифашистское шествие. «Как бы мне хотелось быть в республике вчера вечером», – пишет Жаки.
В этот вечер Рене Коти, президент республики, в свою очередь, торжественно обращается к «самому известному из французов». 1 июня генерал де Голль назначается на пост руководителя правительства Национальным собранием, набрав 329 голосов за и 224 против. Ему на шесть месяцев предоставляют полные полномочия и поручают создать новую конституцию. 4 июня в столице Алжира он произносит речь, не сводящуюся только к знаменитой и несколько двусмысленной фразе «я вас понял», которой ее часто подытоживают:
Я знаю, что тут происходит. Я вижу, что вы хотели сделать. Я вижу путь, который вы открыли в Алжире: это путь обновления и братства. Я говорю об обновлении во всех отношениях. Но самое главное вот что: вы хотели, чтобы путь этот начался с основы, то есть с наших институтов, и поэтому-то я здесь. И я говорю о братстве потому, что вы являете собой это замечательное зрелище людей, которые, какими бы разными они ни были и в какие бы сообщества ни входили, едины в своем воодушевлении и поддерживают друг друга. Итак, я принимаю все это во имя Франции и объявляю, что с сегодняшнего дня Франция будет считать, что во всем Алжире есть лишь одна категория жителей: есть только французы в полном смысле слова, полноценные французы с одними и теми же правами и обязанностями. Это означает, что надо открыть пути, которые до сего момента были перед многими закрыты. Что надо дать средства существования тем, у кого их не было. Что надо признать достоинство тех, у кого его отнимали. Это означает, что надо наделить родиной тех, кто мог сомневаться в том, что она у них есть[212].
К де Голлю у Деррида, очевидно, двойственное отношение. Во французском политическом контексте он считает себя более левым. Но для него, как и для всех алжирских евреев, генерал де Голль остается тем, кто в 1943 году положил конец антисемитским мерам и восстановил действие закона Кремье. Что касается теперешней ситуации, «де Голль в его лучшей ипостаси», о котором он пишет в письме Бьянко, – это, несомненно, тот, кто, следуя духу речи 4 июня, дал бы возможность различным сообществам жить вместе в одной стране, претерпевшей глубочайшие изменения. И в самом деле, в следующие месяцы были начаты реформы, в первую очередь реформы избирательной системы, под руководством Поля Делуврие, генерального представителя. Но в то же время французская армия под руководством генерала де Голля применяет стратегию «дорожного катка», пытаясь сломить ФНО. Ослабев на какое-то время, последний, однако, вскоре восстановит свои силы. Война еще далека от завершения.
Люсьен Бьянко и его жена были тронуты длинным письмом Деррида и заявленной в нем твердостью убеждений: «Поскольку мы тебя знаем, важно и показательно слышать от тебя это снова и снова: „фашизм не пройдет!“ (помню твою справедливую и весьма жесткую иронию, которой ты отвечал, когда в Школе какой-нибудь коммунист выплевывал этот лозунг по любому поводу)»[213]. Семья Бьянко пробудет в Париже несколько недель начиная с 10 июля и предложит Маргерит и Жаки пожить в их квартире. Но в этот раз пришла очередь волноваться Люсьену: после негативного отчета ему грозит назначение в «боевую часть в Алжире»[214], из-за чего он будет вынужден оставить молодую жену и ребенка во Франции. Деррида приложит все усилия, чтобы семья смогла приехать в Колеа.
Люсьен Бьянко приезжает в Алжир 1 сентября и сначала поступает в распоряжение в свою часть неподалеку от Константины. Коко, испытывающий отвращение к тому, что должен участвовать в этой несправедливой войне и терпеть речи своего капитана, выступающего за французский Алжир, говорит, что готов преподавать французский или даже немецкий, если нет свободного места учителя истории и географии. На самом деле он мог бы согласиться «и классы подметать, лишь бы быть в Колеа»[215]. 15 сентября он получает официальное назначение: распростившись с военной формой и тяготами армейской жизни, он прибудет в Колеа 25-го числа, где будет вести занятия у тех же учеников, что и его бывший сосед по комнате.
В течение года Люсьен Бьянко со своей супругой Тактак и маленькой дочерью Сильвией будут жить в том же доме, что и чета Деррида, и есть за тем же столом в столовой, чуть поодаль от офицеров. Тем не менее отношения с последними остаются крайне натянутыми. Один из солдат срочной службы, проходивший подготовку с Жаки в Фор-де-л’О, которому надоели разговоры «ультрас», однажды встает, забирает свою тарелку и пересаживается за стол Деррида и Бьянко. «Так, по крайней мере все ясно», – громко заявляет он.
В Париже ситуация быстро меняется. На референдуме 28 сентября 1958 года французы должны ратифицировать Конституцию Пятой республики – за нее примерно 82 процента голосов. Спустя несколько недель проходят выборы в законодательные органы. Деррида, все еще прописанный в Париже, доверяет проголосовать за него Луи Альтюссеру, пусть даже выбирают они далеко не одно и то же. Они пишут друг другу, используя замаскированные или метафорические выражения, чтобы обмануть цензуру. Альтюссер довольствуется объяснением, что он сделает все «необходимое»: «Я проголосую в первом туре за того, за кого ты говоришь. А если ему придется выбыть во втором туре, я поступлю согласно его указаниям. Надеюсь, что ты все еще в преподавательском корпусе и что с приходом осени атмосфера стала полегче. Скажи мне, что там с метеорологическими прогнозами»[216]. Через несколько недель он заверяет его: «Ты проголосовал, как хотел… Вот твоя карточка». Но по концовке письма можно понять, что их политические взгляды разнятся: «Я в любом случае желаю тебе доброго Рождества и прими искренние заверения в моей дружбе»[217].
21 декабря 1958 года генерал де Голль становится первым президентом Пятой республики, которая была выстроена под него.
Благодаря тому, что семьи Деррида и Бьянко держатся друг друга, следующие месяцы проходят не так тяжело. Крайне обеспокоенные войной, они часами слушают радио и читают газеты.
Каждую неделю Жаки и Люсьен вместе ходят покупать газету France Observateur. Книжный магазин в Колеа заказывает всего лишь два экземпляра, и они гадают, кто же другой покупатель: многие считают еженедельник антифранцузским изданием, поэтому нужно быть крайне осторожным. Семейства Бьянко и Деррида часто читают одни и те же книги: «Доктора Живаго» Пастернака, которого только что перевел Мишель Окутюрье, «Зази в метро» Кено, а также романы Генри Миллера и Фолкнера, привезенные из США. Маргерит переводит «Жизнь Клима Самгина», не слишком веселый роман Горького. Что касается Жаки, иногда он пытается снова сесть за свое введение к «Началу геометрии» Гуссерля, но после 19 учебных часов в неделю в Колеа, трех часов в столице Алжира на курсах секретарей, нескольких частных уроков и переводов английских газет в генерал-губернаторстве у него почти не остается времени на самого себя[218]. Он объясняет это Мишелю Монори:
