– Кочергой?

– Угу, махала так, что сама не помню, что я там ему отбила.

– Ты? Ваську? Кочергой? – представив, как это выглядит со стороны, Лена от души похохотала. – А-ха-ха-ха! Это ж как он тебе сдачи не дал?

– А кому там давать? Они же оба лыком не вязали. Ладно, смейся, пока есть над чем, – тяжело поднимаясь на ноги, Клава положила руку на плечо соседки. – Ты это… Если что, прибегай. Но больше я его и пальцем не трону. Мы с тобой пока сюда бежали, я уже лет десять успела отсидеть. Ну его к лешему, из-за какого-то дурака в арестантки прописаться? Ну уж не-ет, увольте. Я пожить хочу. Если что, Петька без меня пропадёт. Да и я без него, как без рук.

Похлопав Елену по плечу, Клава ушла к любимому мужу, чтобы ещё раз взглянуть на него и порадоваться, какой он у неё славный. Лена навела порядок в кухне, ожидая своего Васю, который ушёл неизвестно куда. Накормила дочь, оставила её в комнате с игрушками и отправила корову в поле. Осталось заняться стиркой, обедом и прополкой грядок. Уже время близится к полудню, а мужа всё нет и нет. Лена заволновалась. В принципе, пойти ему некуда, из лучших друзей – только Петя, ну, может, ещё и с Гришкой иногда выпьет, а так Василий не особо с кем-то дружбу водит, слишком уж гордый и хвастливый. После двенадцати часов, когда Катя уже спала и Лена приготовила обед, в дом явился Василий.

– Ты где был? – ласково спросила Лена, радуясь, что он живой.

Вася молча сел за стол и уставился в окно. Его лицо было всё таким же оплывшим, левый глаз практически открылся, нос – набок, губы распухшие, а следов крови на голове не осталось.

– На речку ходил, – грустно ответил муж, украдкой поглядывая на Лену. – О жизни думал.

– И что придумал? – Лена почувствовала в Васе какие-то изменения.

– Я когда на полу очнулся, меня как будто осенило. Как я живу? Зачем?

– И?

– Страшно мне стало, Лен, очень страшно. Сходил на речку, искупнулся и будто заново родился.

– Вася! – Лена кинулась обнимать любимого. Расцеловав его болезненное лицо, она наслушалась, какая у Васи жена неповоротливая, но всё равно продолжила целовать, не скрывая своей радости. – Наконец-то ты пришёл в себя! Теперь у нас точно всё будет по-другому!

По-другому было всего ничего – три дня. Вася не пил, вёл себя тихо и не ругался. Но, как только у Ленки проявились первые признаки беременности, Иванов, загадав, что у него родится сын, сразу побежал к Петьке обмывать скорое прибавление в семействе. Вернувшись домой в полночь, он моментально преподал урок воспитания жене, успокоился и лёг спать.

Потирая разгоревшиеся от пощёчин щёки, Лена сидела на крыльце и жалобно всхлипывала, пытаясь понять, за что муж обрушился на неё с обвинениями по поводу беременности. Просидев на улице до двух часов ночи, она отправилась спать. Подойдя впотьмах к кровати, нащупала на своей половине Васькины плечи. Потрогав вторую половину, легла на диван, потому что муж развалился по диагонали, и не стоит его беспокоить, иначе проснётся и… пиши пропало.

В эту ночь Лена не спала. Ворочаясь с боку на бок, она вспоминала озлобленное лицо мужа, его слова, угрозы. Почему-то он часто упоминал Петьку. Неужели до такой степени вбил себе в голову глупость, мол Петька и Лена вместе, и безоговорочно верит в неё? А ведь с первых дней приезда в деревню Вася тычет ей соседом и несёт всякую чушь. Почему он не приписывает ей Гришку или, например, Мишу? Они ведь тоже молодые, но неженатые.

Вот и утро наступило, а сон так и не посетил уставшую от скандалов девушку. Пора вставать и идти в сарай. Поднимаясь с дивана, Лена почувствовала головокружение и лёгкий приступ тошноты. Но делать нечего, некому подоить корову, Васька ещё не проспался, а звать свекровь на подмогу не стоит. Она как-то высказалась по поводу помощи по хозяйству в нелицеприятной форме, поэтому лучше не нагнетать. Взяв ведро, Лена вышла на улицу, глотнула свежего воздуха и потопала к кормилице за парным молочком. Запах в сарае стоит специфический, вызывая рвотные позывы, но Лена, завязав на лице платок, задержала дыхание и принялась выкидывать через окошко навоз. Почистив у коровы, подоила её, положила свежей травы, принесла воды, а затем принялась готовить завтрак. Мутит, конечно, но это только начало. Странное дело, с Катькой такого не происходило. Не было и намёка на щекотливое положение. Пузо растёт и растёт, Лена округляется, щёки розовеют, а в этот раз хоть наизнанку вывернись: с каждым днём всё хуже и хуже.

Закончив с домашними делами, Елена накормила дочь и вывела её на улицу. Пока Катя копошилась в песочнице, Лену вывернуло несколько раз.

– Господи, когда ж это кончится? – шептала она, сидя на ступеньках крыльца. – Тяжко-то так…

Калитка скрипнула и перед измученной тошнотой девушкой предстала свекровь.

– Чего расселась? Я её там жду-жду, а она загорает, – зарычала Александра Константиновна, косясь на Катю. – Я позавчера тебе о чём говорила, а?

Лена вопросительно смотрела на недовольную женщину и сглатывала слюну.

– Погода будет, пойдём на картошку.

– Не могу я. Плохо мне, – прошептала невестка, вытирая подбородок.

– С чего это?

– Беременная я.

– И что? Беременность – не болезнь. Собирайся. Картоху полоть надо.

– Лучше Ваську попросите.

– Ишь ты-ы, – поставив руки на бока, Александра покачала головой. – Лодырь ты, а не невестка. И где это видано, чтоб мужики борозды пололи? Или, может, Ваську ещё у плиты поставить, чтоб тебе борщи варил, пока ты прохлаждаешься? Или пускай бельё твоё стирает, а ты будешь у телевизора лежать?

– Тошнит меня. Вот отпустит, тогда и приду.

– Знаешь, что, девонька, ты мне это брось. Я надумала картохи вам в подпол насыпать, чтоб не пропала, а ты нос воротишь? А если я сейчас Ваське доложусь, а? А если я ему всё о тебе выскажу? Ты подумала, как ты в свои года, будучи брошенкой, жить с девкой будешь? Да тебе все ребята забор переломают, и вся деревня будет знать, что ты не жена Василия, а обыкновенная гуляка. Куда тогда побежишь, а? К мамке с батькой? Да кому ты нужна после того, что в своём селе наворотила?

– Что? – у Лены вытянулось лицо.

– Знаю. Знаю я, как ты в своём краю хвостом мела. Земля слухами полнится, родимая. Вот и до меня дошли, как ты дочку-то прижила. Тьфу, и как только Васька на такую, как ты, позарился. Позор на всю округу. У сына моего сердце дюже доброе. Взял тебя под своё крылышко, а ты так с его матерью поступаешь. Тьфу, чтоб ты облезла, курица подколодная. Где он?

– Кто?

– Сын мой, кто ж ещё? В поле его нету, я уже узнавала.

Ну и мамаша-а-а. Проходу не даёт не только невестке, но и сыну. Каждый день справляется, где Васька, во сколько пришёл, во сколько ушёл, с кем беседы вёл и сколько времени.

– Спит он.

– А чего ж на работу не отправила? Я тебе самое дорогое доверила, а ты его перед людьми позоришь! – ещё чуть-чуть, и возгласы свекрови услышит вся деревня. – Бессовестная! Да какая из тебя жена? У тебя ж одни мужики на уме! Что, никак «наесться» не можешь? Я в твои годы за пятерых работала, а ты сидишь тут и спину греешь! А ну! Подымайся, кому говорю?! Картошка сорняком поросла, не уродится клубень по твоей милости!

– Александра Константиновна, это ваша картошка, свою я уже прополола. Дайте мне передохнуть, пожалуйста, токсикоз у меня… – взмолилась Лена, прикрывая рот ладонью.

– Я тебе сейчас передохну! Я тебе так передохну, что полетишь ты у меня обратно, в Сосновку, или откуда ты сюда прикатила!

– Ну, попросите кого-нибудь, мужа, например.

– Мужа? Мужа просить гряды полоть?! – глаза свекрови округлились размером с рублёвую монету. – Да ты ополоумела не иначе?! Ну я тебе сейчас покажу, как со свекровью разговаривать.

Константиновна рванула к крыльцу, чтобы пожаловаться Ваське, но не успела войти в дом, как на пороге столкнулась с сыном.

– Васенька, ты представляешь, что твоя жена учудила? – ещё не видя лица сына, она запричитала, как потерпевшая. – Ой божечки, – опешила, когда узрела не лицо, а месиво. – Что это с тобой?