Демира кивнула, ощущая странную щемящую тоску в душе от того, что скоро всё кончится, и прекрасный, загадочный демон утром станет нелюдимым чернокнижником, смотрящим на неё, лишь как на союзницу в грядущем походе.

Догорела последняя свеча, погрузив в темноту подземный зал.

– Ты видишь меня? – шёпотом спросил Арий Конрад.

– Нет, – тихо отозвалась Демира.

– А я тебя вижу, – на мгновение в темноте жёлтым блеском сверкнули его глаза, – идём. Сейчас взойдёт солнце.

Демира проследовала за ним по лабиринту коридоров и поднялась по винтовой лестнице на вершину скалы.

На востоке макушки деревьев уже золотились лучами восходящего солнца. Медленно поднимался над лесом край огненного шара, лизнул розовым отблеском верхушку облетевшего дуба, кустарники, позолотил камни скалы, и, торжествуя победу, залил светом весь лес.

Арий Конрад и Демира стояли в рассветной купели, а солнце поднималось всё выше, окрашивая алым небосвод и лёгкие перистые облака. Каждая веточка, каждый камень пробуждались ото сна, приветствовали нарождение нового дня. От сотворения мира было так, и Демира, вобрав в себя, выпив энергию светила, порывисто обернулась к Арий Конраду и взяла в ладони его холодные белые руки, в надежде согреть.

– Не надо, дитя моё, храни в себе своё тепло, – проговорил магистр. Его глаза – колючие слитки олова – смотрели холодно, бесстрастно. – Другим дари свой огонь, не мне. Жрец Князя Тьмы не может обладать такой роскошью, как горячее страстное сердце.

Последние слова он произнёс почти с издёвкой. Демира опустила руки, сникла и пошла обратно в свою келью, не дожидаясь его.

Глава пятая.

Магрибский вор

Демира едва голову на подушку уронила, как её разбудил Арефа. Велел выйти из дома и рубаху снять. Демира, ещё во власти сна, поднялась с ложа, пошла за ним, стащила рубаху, ёжась от утренней сырости. Что опять придумали эти блаженные?

Пока она ворочала в голове ленивые мысли да сладко зевала, ученик магистра принёс дубовое ведро и окатил её холодной водой. А время-то жарой не баловало! Осень к зиме подходила, лужицы по утрам уж ледком прихватывало!

Демира встряхнулась, как мокрая кошка, и воспитанник Последнего из Сов услышал такую площадную брань, что едва смог её перекричать:

– Это заговорённая вода, неразумная ты женщина! Она придаст тебе сил! Иди, поешь, через полчаса выступаем, – подхватил пустое ведро и пошёл обратно.

– А ну, стой! – Демира догнала его и схватила за руку. – Ну-ка отвечай мне! – потребовала она. – Смелый стал, рот раскрывать научился?

– Ты с ним целовалась! – пухлые губы юноши дрожали, и он даже не осознал за обидой, что она стоит так близко, совсем обнажённая.

– Тьфу ты, край света! – в сердцах вздохнула воительница, взяла свою рубаху, надела. – Связалась с дураками! Утоли свои печали, ревнивец! Твой хозяин не обладает такой роскошью, как горячее сердце! Я не нужна ему! Он поцеловал меня лишь затем, чтобы бесов своих потешить!

– Да! – всплеснул руками юноша. – Мессира не завлечь женскими чарами! Он рождён для великой цели и не станет расплёскивать свою энергию на такие пустяки! Его сердце твердо, как алмаз чистейшей огранки! Ничего постороннего, плотского нет в его кристальных помыслах! И если он на миг потерял крепость духа перед твоей красотой, ты должна была отвратить его от соблазна, а не…

– Довольно! – воительница гневно топнула босой ногой. – Думай, что говоришь! Я пришла образом порока и осквернила трёхсотлетнюю невинность… Постой! – до Демиры вдруг дошёл смысл слов, сказанных Арефой и повторённых ею. – Ты хочешь сказать, твой хозяин за триста лет… ни разу…?

– Да, – простодушно подтвердил юноша, – цель мессира, к которой он идёт, столь высока, что сближаться на жизненном пути с женщиной – значит, расплескать его чудесную энергию, сделать трещину в силовом поле. Если он уступит соблазну, то утратит секрет вечной молодости.

– О-о-о, – протянула воительница, – вот как…. Значит, если он сблизится с женщиной, то станет, как все мы? Простым смертным?

Арефа кивнул в ответ.

– Потерять такую силу и такие знания ради плотских утех! – понимающе протянула Демира. – Непомерная плата! Погоди-ка, а с принцессой как быть? – вспомнила она. – Ведь по условию твой хозяин должен лишить принцессу невинности, чтобы открылся вход в Святилище… И что, когда он… то самое… то войдёт в скалу древним старцем?

– Нет-нет, – живо возразил Арефа, – это условие Ангела Света, и секрет вечной молодости мессир не утратит. А вот если с тобой, или с другой какой женщиной, тогда – да. С этого мига его время будет вести свой отчёт согласно летам смертного мужчины, и останется на его век вёсен тридцать или сорок всего.

– На одной чаше весов жреческие знания и вечная молодость, на другой – огонь плоти и радость слияния, – медленно проговорила Демира, примеряя к себе этот удел, – почти триста лет земной жизни в чистоте тела! – она недоверчиво покачала головой. – А не сказал бы, я бы ни за что не догадалась! Разве так бывает? Но ты будь спокоен, – утешила она юношу. – Я не собью с пути твоего хозяина! Пойдём, – она приобняла Арефу за плечи и повела в пещеру. – Триста лет непорочности! – фыркнула, всё ещё бессильная поверить. – Это какая же буря обрушится на лемурийскую принцессу! Да её же просто снесёт!

Одевшись и прибрав волосы, Демира с удивлением отметила, что не чувствует усталости, хотя провела ночь без сна. Тело будто окрылилось – заговорённая Арий Конрадом вода и впрямь была целебной. И против воли воительница опять возвращалась думами к тому, что поведал ей в юношеском запале Арефа. Это было настолько нелепое откровение, что не укладывалось в её сознании.

Арий Конрад, таинственный чародей, сильный воин, красавец с загадочным взглядом серых глаз… Да что там! Она до сих пор помнила горьковато-терпкий вкус его губ, будто осеннее вино из ягод шиповника. И волну тепла, и низкий, с колдовским придыханием голос. «Я знаю, что не заслуживаю прощения, и всё-таки попытаюсь…» Быть настолько привлекательным и не отдать силу своей любви ни одной девушке!

«Жрец Князя Тьмы не может обладать такой роскошью, как горячее страстное сердце». Сколько горечи в этих словах! Он знает, от чего отказывается. Но в угоду своей гордыне отринет всякую земную радость: и любовь, и нежность, и ревность, и тоску, и страсть!

Демира стояла, бессильно опустив руки, ощущая странную, к сердцу крадущуюся боль.