– Не помню, чтобы кого-то выгоняли.

– Больше всего предупреждений у тебя… одного…

– Спасибо Степанчуку. Его я тоже не перевариваю! А тут еще и второй нарисовался. Может, это он меня сливает?

– Вряд ли.

– Но ко мне он прилип с самого моего возвращения.

– Читал, наверное, твою характеристику из «Автомобилиста». Как бы там ни было, твоя эмоциональность до добра не доведет. Тебе же и выйдет боком.

– Не знал, что ты такое сыкло.

– Я бы предпочел слова «осторожный» и «предусмотрительный».

– Однозначно надо проситься обратно в Ебург. Или в Тагил. Там хотя бы этого маразма с помощниками не разводят.

– Вот именно. Ну и где они в турнирной таблице?

– Может, в Пермь?

– Тебе бы к психиатру попроситься.

– Да пошел ты! Я разберусь, вот увидишь.

– Ага, да-да. Ты это хотел услышать? Сосредоточился бы на чем-нибудь важном – на завтрашней игре, например.

Тут дверь распахнулась, а гримаса Бречкина злобно сморщилась. В комнату воинственно заглянул я, проверяя наличие личного состава. Убедившись, что все на месте, я захлопнул дверь.

– Наверное, ты прав.

– Еще бы.

– Но все равно я не могу чувствовать себя спокойно, пока он тут командует.

– Придет еще твое время. Но я бы попросил тебя лечь спать. А то ты уже марафон по комнате прошел. Не знаю, какие тебе еще аргументы привести.

– Никаких не приводи! Помоги подлянку ему сделать.

– О-о, нет, это без меня, – отмахнулся Смурин. – Я не считаю этого человека такой уж великой проблемой, на которую стоит тратить время. В отличие от тебя. Ведь в обыденном общении он вполне себе нормальный…

– Ничем нормальным там и не пахнет! И точка!

– Не горячись. Хлебни вон… Что там у тебя? – Смурин показал на кружку.

– Заварил себе кофеек. Остыл, правда, – отпил немного Бречкин.

– Откуда у тебя кофе?

– С банки. Со здешней кухни.

– Так он, наверное, чей-то.

– Спроси вон у Степы. Откуда он там, с Сургута? А живет в общаге у Политеха. Так вот: в общежитии твоя еда на общей кухне только тогда твоя, когда подписана. Все остальное – общее.

– Банка с кофе была подписана?

– Я не проверял, – признался Бречкин.

– Главное, чтобы это реально кофе был.

– Да кофе как кофе, – успокаивал себя Бречкин, невольно принюхиваясь.

– Ну смотри, – улыбнулся Смурин.

– Кстати, о кофе, – вспомнил Леша. – Этот мудак говорил нам простыни не засрать? Они якобы новые?

– Что ты собрался… – Смурин не успел договорить, как Бречкин с упоением плеснул содержимым кружки на белую простынь, мигом пропитавшуюся крепким напитком. Образовалось раскидистое пятно коричневого цвета.

– Сожри, тварь! Сколько раз ты сдавал меня Степанчуку?! Опаздываю, кидаю, пью, матерюсь – все тренеру на ушко, сука!

– Это ты зря, – протянул Смурин, удивляясь поступку Бречкина.

– Вот пусть теперь и решает с этой теткой.

– Цены бы тебе не было, – начал загибать пальцы Смурин, – если б ты не опаздывал, не кидал, не пил, не матерился. По сути, Елизаров прав.

– Тут еще чуток осталось. Сейчас в тебя полетит, – пригрозил Бречкин.

Сергей решил не нагнетать, а лишь получше укрыться одеялом и отвернуться от неадекватного соседа к стенке, а то реально сорвется. Напоследок Смурин не мог не сказать:

– На чем ты, правда, спать будешь?

– Твою мать! – растерялся Алексей, увидев, что уделал свою же постель. – Ну-у, сейчас Богатырев с толчка придет – пусть ложится.

– Не ляжет он туда.

– Я его заставлю.

«Ярость и гордыня. Они тебя погубят, Лешка. К гадалке не ходи», – подумал Смурин, засыпая под злобное бормотание Бречкина, перестилающего постели, свою и Богатырева.

***

В одной из комнат все-таки не спали. Шебаршение продолжилось. Митяев, Зеленцов и Брадобреев выжидали, когда можно продолжить охоту. Усидеть на месте никак не получалось, но и попасться мне на глаза тоже никто не хотел.

– Хоть бы у задрота не было бессонницы, – произнес Зеленцов.

В темноте все трое пытались накинуть на себя приемлемую одежду.

– Кажется, нет, – ответил Митяев.

– А откуда ты знаешь? Свечку возле него держал? – съязвил Брадобреев.

– Часто он сегодня нарывается. Согласен, а, Никит?

– Поддерживаю. Так и хочется его проучить.

– Лучше сразимся на другом поле, братцы-кролики, – предложил Пашка. – Сами знаете где…

– Ты так в себе уверен? – свысока уточнил Зеленцов.

– Завалю любую в два счета.

– Размечтался.

– Я один иду чисто поговорить? – поинтересовался Митяев.

– Хорош заливать. Это на тебя совсем не похоже, – разволновался Зеленцов.

– Заранее сливается просто, – сказал Брадобреев.

– Коплю силы на завтра, – спокойно ответил Арсений.

– У Егорки одни отговорки.

– Вы не понимаете. Я вам уступаю дорогу, чтобы вы оба смогли потарабаниться сегодня. Просто, если я буду в игре, можете даже не пытаться, – заявил Арсений, отчего Никита с Пашей чуть не залились громким смехом.

– Не зарекайся.

Митяев тем временем принялся рыться в том самом бауле с припасами.

– Чего ты делаешь? – забеспокоился Паша.

– Надо захватить допинг для вас, – произнес Сеня и выудил из баула бутылку вина.

– Мы в допинге не нуждаемся, – заверил Никита.

– Не зарекайся, – Митяев вернул Зеленцову его же собственную фразу. – Без этого вы вечность телок уламывать будете. Да и несолидно с пустыми-то руками идти.

– А мы не спалимся с бутылкой?

– Кто не рискует, тот не пьет, – произнес Митяев. – Думаю, Елизаров уже давно пускает слюни на подушку. Либо пишет. Либо читает. Зуб даю.

– Удивляюсь твоим познаниям, честное слово.

– Или ты хочешь, – обратился к Паше Арсений, – перелить это в другую тару прямо здесь, чтобы вся общага на запах сбежалась?

– Что за глупость? – не одобрил Зеленцов.

– Рабочая схемка, – облизнулся Брадобреев. – Я про перелить.

Абдуллин дрых без задних ног. Однако разговоры разбудили Кошкарского:

– Вы куда?

– Спи давай, – скомандовал Митяев.

Их колонна смахивала на отряд разведчиков, которые должны проникнуть в тыл противника.

– Надо же, мальчики, – воскликнула Амира. – У нас кружек на всех не хватит, – девушку смутило появление четвертого хоккеиста с натянутой улыбкой, Степы Кошкарского. И его тоже тянуло облокотиться об дверной косяк.

– Кружек?

– Мы решили, – продолжила Амира, поглядывая на Свету, – что в одних полотенцах вы могли замерзнуть. Топят у нас так себе. Поэтому согрели чаю.

– Ничего себе подробности, – присвистнул Кошкарский (это он про полотенца).

– Не было нам холодно, – отрезал Брадобреев. – Как раз наоборот. Полотенца временами даже хотелось скинуть, – сказал он, состроив глазки Свете.

– У нас есть кое-что покрепче, – Митяев предъявил публике бутылку вина.

Амира весело всплеснула руками, а ее подруга напряглась еще больше. Зеленцов не спускал глаз со Светы: «Не бойся, дорогая, – приговаривал он. – Со мной ты расслабишься», – вместе с Серегой он подсел к ней. Арсен с Павликом опустились на кровать Амиры.

– Ой, вот я растяпа, хлеб порезала и на кухне забыла. Надо принести, – засуетилась Амира.

– Сиди, сейчас принесу, – сказал Митяев, а Степа зачем-то поплелся за ним.

Хороший момент, чтобы их прижучили из номера тренера, но обошлось.

– Узбечка. Арсен, ты серьезно? – спросил на кухне Кошкарский.

– А чего такого? В темноте все женщины одинаковые. Больше всего мне интересно, почему ты здесь и что об этом думает Алина? – спросил Митяев.

Они вернулись в комнату к девчонкам.

– …А ничего Алина не узнает, – Степан закончил начатую в коридоре фразу.

– Алина? – уточнила Амира.

– Наш дядя Степа просто не расслышал твое имя.

– Я Амира, – улыбнулась она и протянула Степке свою смуглую ручку.

– Степа, – легонько пожал ей руку Кошкарский и безмолвно кивнул Свете. – И я не такой уж и глухой. Амира, наверное, что-нибудь да означает? – спросил он, попутно думая об Алине, про которую ему напомнил Митяев. В команде Кошкарский, можно сказать, побил рекорд по времени отношений с одной-единственной девушкой. Пока остальные заводят мимолетные недельные романы, а потом бросают девчонок и переключаются на свежее мясо, Степан души не чаял в Алине. О каких-либо ссорах и расставании речи не шло.