— Принимай командование, Анисий Лазаревич. Из всех, кто по званию старше рядового, ты один остался.
— С Седецким что? Вы же его вытащили на себе, я видел.
— Две пули в грудь. Может до утра доживет, если лекарка вытащит. А может и нет.
— Беда… Сколько нас всего осталось?
— Германцев человек пятьдесят, да нас чуть больше тридцати в строю. Все. Счастье еще, что гауптман позаботился и патронов набрал с запасом, разве что оси тележные не лопались. Поэтому еще на день хватит.
— День… Завтра пушки подтащат и холмы с песком сравняют.
— Послезавтра. Ветер меняется, песчаную бурю тащит. До вечера будет глаза засыпать, только на следующую ночь угомонится. И как стихнет, тогда нас снова за глотку возьмут, это точно… Но день и ночь мы проживем. Назло всем.
Макаров был прав. Продовольствие и запасы воды позволяли прожить на месте минимум неделю. Проблема была в другом. Подмоги ждать особо неоткуда. До ближайших гарнизонов — три недели бегом. Марзук поддержать ничем не сможет — там полтора взвода калек, они даже отбиться от дикарей не смогут. Поэтому когда бритты утрут кровавые сопли и подтянут силы, то останется продать жизнь подороже. Здесь ведь даже не триста спартанцев, а куда меньше. Любой вражеской бригаде на один зуб.
***
Такого себе Сашенька не могла представить даже в ночном кошмаре. Стрельба, шрапнельные разрывы над головой, раненые и убитые перед твоими глазами. Из состояния ступора ее вывел окрик старшего фельдшера, дядьки Парамона. Рявкнул, приказал помогать и дальше девушка действовала уже буквально автоматически: подносила сумки с бинтами, помогала с перевязками, поила из фляги водой тех, кто сам уже не мог толком пошевелиться.
Совсем тяжело стало ближе к обеду. Тогда враги пристрелялись и обрушили огневой шквал по холмам, где окопались штурмовики с остатками разгромленных добровольцев. В тот момент Сашенька как раз копошилась неподалеку от покосившегося навеса, как над головой хлопнуло, а потом серая тень в грязной гимнастерке метнулась навстречу, сбивая с ног, чтобы вдвоем повалиться на заляпанный кровью песок:
— Ты что творишь, дурная! Шрапнелью посечет в момент! Здесь сиди!
— Слезь с меня! — только и хватило сил хрипло выдохнуть в ответ. — Я сама разбе…
— Если вас с фельдшерами перебьют, кто раненых спасать будет? В госпитале оставайся, с остальным разберемся.
Не слушая, что зло бормочет в ответ Сашенька, Макаров дал отмашку и в пещеру потащили тех, кому еще можно было помочь. В том числе и тяжелораненого капитана Седецкого.
Дядьку Парамона убили ближе к вечеру, во время последней атаки. Похоже, британцы на нее возлагали последние надежды на скорую победу, поэтому израсходовали прорву снарядов, погнав после этого все собранные в единый кулак дикарские племена. На северном фланге дошло до рукопашной. Но Сашенька этого не видела. Она механически останавливала кровь, накладывала швы, делала повязки и краем сознания отмечала: здесь не успела. И здесь. А этого получится продержать до утра. Может быть.
О том, как мечтала помогать хирургам на операциях, даже не вспоминала. Для применения талантов и накопленных знаний — поле непаханое. В себя пришла, когда над головой давно уже горела коптящая керосиновая лампа, а в небе сияли яркие звезды.
— Передохните, ваш бродь. И водички попейте. Сейчас поснедать принесу.
Взяв протянутую флягу, девушка припала к горлышку, жадно глотая теплую воду. С трудом перевела дыхание и вернула опустевшую тару обратно невысокому солдату с левой рукой на перевязи.
— Спасибо вам, но не надо…
— Мне господин гауптман лично приказал за вами приглядывать. Ноги посекло, хожу кое-как, но все лучше, чем лежачий. Поэтому и хлебушка с кашей принесу, чуть с утра осталось. И воды еще достану… Вы, главное, пока отдохните, я потом разбужу. Нам без вас совсем худо будет. Лекарей-то больше не осталось.
— А… — оглянувшись вокруг, девушка замолчала. Среди местами осыпавшихся проходов с исклеванными шрапнелью и пулями стенками сновали пропыленные мужчины с бурыми от грязи лицами. Уносили убитых, редко бережно подтаскивали тяжелораненых. И ни одного знакомого лица с белой повязкой на рукаве.
— Хорошо, я чуть посижу здесь. Вроде всех осмотрела, кого надо было… Пару минут. Вот здесь… Пару…
Накрыв девушку пробитым в двух местах шерстяным одеялом, мужчина медленно побрел к центру лагеря, опираясь на здоровую руку. Нужно было набрать воды и принести ужин лекарю. Чтобы успела за ночь восстановить силы. Самую капельку. Ведь только от ее умений и талантов зависят сейчас жизни многих мужчин, застывших на границе жизни и смерти. Она единственная, кто может им помочь. Худенькая девушка со спутанными кудряшками под сбившимся на бок платком.
***
Совещание проводили в одной из крохотных пещер, где можно было сидеть согнувшись. Август фон Шольц, с ввалившимися глазами на осунувшемся лице. Один лейтенант и двое фельдфебелей — остальные офицеры погибли, большая часть ближе к вечеру, во время того самого штурма обезумевших от ненависти врагов. Перебинтованный вахмистр Кизима, принявший на себя командование остатками русских и Макаров, гладивший сидевшего на плече нахохлившегося ворона.
— Комрады, ситуация сложная. Разведка доложила, что позади дорогу перекрыли силами не меньше пары рот. Рассредоточились, просто так не проскочить. И людей за подмогой не послать. На прорыв идти — тяжелых раненых много, бросать их не считаю нужным… Прямой телеграфной линии между Марзуком и побережьем нет, конные до ближайших войск доберутся только через полмесяца, если не позже… Поэтому придется отбиваться самим. Сколько сможем.
— Господин гауптман, звезды почти не видно. Бурю тащит. Слабая, на ночь и часть дня, но передышку нам даст.
— Хорошая новость, Макаров. Чем еще порадуешь?
— Федор чуть по округе осмотрелся, на милю вокруг чужих секретов нет. Не хотят бритты зря людьми рисковать. Большая часть — у развалин Эль-Увайната временный лагерь поставила. Будь у нас пушки — достали бы, а так мы их даже побеспокоить толком не сможем.
— Это точно. Пушек у нас нет… Что у противника?
— Ящиков маловато с той стороны, наверное, большую часть снарядов по нам высадили за сегодня. Очень надеюсь, что такого обстрела завтра-послезавтра не будет. Если только не подвезут… Еще племена местные неплохо проредили, когда они на картечницы бежали. По кострам, наверное еще с полтысячи будет, может чуть больше.
— Сколько регулярной пехоты сказать не можешь?
— К сожалению, не знаю. Федора далеко не гонял, рядом мелкие группы, сосчитать трудно. Но тоже роты две-три россыпью.
— Спасибо. Значит, солдат больше нас раза в три минимум, дикарей раз в пять… Одна надежда, что опять толпой полезут, патронов у нас на полчаса боя осталось… Дирк, что с продовольствием?
— Ужин раздали, сухой паек еще на неделю. Фляги заново пополнили, в двух бочках еще вода есть. Но этого на один день максимум.
С водой повезло, успели запасти, прежде чем подходы к источникам перерезали. Но что делать когда эти жалкие крохи закончатся?
— Можно подождать, как ветер начнет стихать и на верблюдах к северному ручью сходить, — предложил Сергий. — Могу я с моими бойцами. Зверей посмотрел, они к местной погоде привычные. Как раз по распадку и доберемся. Чужой пост в стороне, нас даже не заметят. Три горбатых, на каждого по две бочки. Еще день, а то и два продержимся.
— Хорошо. Когда соберешься, предупреди меня. Может, кого в прикрытие выделю… Что у нас еще из срочного?
Через десять минут уставшие мужчины стали расходиться по своим местам.
Сидя у медленно остывающего камня, Шольц с Дирком добили остатки шнапса в крохотной фляжке. Каждому хватило по крохотному глотку.
— Что скажешь, комрад? Похоже, отбегались?