Когда Татьяна пришла в себя, рядом с ней лежала связанная Анна. Она увидела, что подруга очнулась, прошептала:

– У этого урода двухкомнатная пещера! Тут хоть закричись – никто не услышит! Тань, ты как?

– Пока не поняла! Но жива, однозначно! А, как твоя голова?

– Болит, но терпимо! У, сволочь!

– Он же обещал нам рты заткнуть, забыл что ли?

– Не забыл! Смилостивился, но сказал, если будем орать – порежет нас на ленточки. Достал, гад, до зубовного скрежета! Убила бы!

– Ты сильно-то не разоряйся, а то услышит, ещё огребём, – прошептала Татьяна.

Аня, посмотрев на подругу, кивнула и обратилась к женщине:

– Тебя как звать?

– Он зовёт – Чума.

– Почему Чума?

– Чтобы не запоминать имена. Та женщина, с которой он спит, я до сих пор не поняла, то ли она жена, то ли такая же, как мы, потеряшка, тоже Чума! Вам он ещё не дал имя?

– Нет! – сказала Анна.

– Как все-таки тебя звать?

– Марина.

– Ты, Марина, как сюда попала?

– Приехала в деревню к родным в гости с другом, два дня погостили и поехали назад в город, но решили заехать на озеро искупаться. Искупались, потом пошли погулять и забрели в лес. Погуляли по лесу, потом Марат сказал:

– Всё, Марина, хватит гулять, поехали, а то до города ещё долго добираться!

– А мне хотелось ещё погулять по лесу, потому что из города в лес выбраться вообще нереально, никогда времени не хватает, а ещё там столько было грибов, я хотела их домой набрать. Стала его уговаривать остаться на озере ночевать, а завтра ехать дальше, но он мне резко ответил:

– Я сказал, поехали домой!

Меня задел его приказной тон и я в ответ дерзко спросила:

– А ты кто такой, чтобы мне приказывать? Тогда он повернулся и пошёл к озеру, бросив мне на ходу, – захочешь поехать в город, догонишь! В общем, мы поссорились. Он пошёл к озеру – я пошла в лес. Когда опомнилась, поняла, что заблудилась. Этот паскудник увидел меня и сказал, что поможет выйти и привёл сюда. А к дереву привязывает и бьёт, потому что не даюсь ему. Хуже всего, что меня никто не ищет, и не будет искать. Родственники думают, что я в городе, а Марат, наверное, думает, что я сама в город добралась и не звоню ему из-за того, что обиделась. Я здесь уже давно, сначала считала дни, а потом перестала. Он меня, то бьёт, то привязывает к дереву. Его бесит, что я ему не даюсь. Конечно, он мог бы меня силой взять, но у него есть женщина, и я ему пока не нужна. Только вряд ли та женщина долго протянет. Если он её не угробит, то она сама что-нибудь придумает с собой сделать. Он же каждую ночь издевается над ней, как хочет. Ему здесь никто не указ, он чувствует себя хозяином.

– Да-а-а, дела! Как же отсюда выбраться? – задумчиво произнесла Аня.

– Свободно может передвигаться только та женщина, – Марина кивнула головой в сторону другой ниши. Она не решится нас отпустить, он же её забьет насмерть, а она, похоже, беременная, её все время тошнит. А этому гаду всё равно! Убила бы гниду. Да и чем верёвки-то перерезать? Нож один и он его носит всегда с собой. Когда она еду готовит, он ей даёт нож, а сам сидит рядом и наблюдает, потом сразу отбирает его и прячет в свой сапог. Он даже на ночь не раздевается, так в сапогах и спит.

– Вот мы собрали грибочков на ужин! – прошептала Анна.

– Нас найдут! – сказала Татьяна уверенно. – Миша меня обязательно найдет, он меня с детства выручает из всяких переделок.

Все замолчали, потому что услышали шаги, мужчина зашёл в их нишу и осмотрел своих пленниц, сурово сдвинув кустистые седые брови.

– Если услышу от вас хоть звук, заткну всем рты! А тебя, – он повернулся к беременной, – если задумаешь им помогать – порежу на ремни! Иди готовить еду. Быстро!

Беременная женщина с трудом поднялась и пошла на выход, мужчина двинулся за ней.

– А, где он берёт продукты? – поинтересовалась Татьяна.

– Раз в две недели уходит дня на два-три в деревню, приносит какую-нибудь самую дешёвую крупу да соль. Иногда приносит зайца или птичку какую-нибудь. Для чая полный лес травы: душица, ромашка, а ещё шиповник, рябина. У него в деревне кто-нибудь, наверное, из родственников есть. А может, никого нет, просто сходит, купит крупу и возвращается. Он же с нами вообще не разговаривает, по-моему, он – псих, – сообщила Марина.

– Так он говорит, что жильё отсюда очень далеко и сюда даже местные никогда не заходят? Как же он ходит в деревню за продуктами? – засомневалась Татьяна.

– Видела, какие у него длинные ноги? Он эту тайгу знает, как свои пять пальцев. Ходит очень быстро. Я бегом за ним бежала, когда он вёл меня сюда. Он же, наверное, местный и, скорее всего, знает какой-нибудь короткий путь.

Через некоторое время беременная принесла женщинам в алюминиевых чашках перловку, сваренную на воде. Даже при таком скудном освещении было видно, что она серого цвета и на вид совсем несъедобная, но надо было поддерживать силы, и девушки решили затолкать её в себя, тем более, что они уже двое суток не ели. Потом им принесли в кружках чай с душицей. Чай был очень ароматный и вкусный, настоящий лесной чай, приготовленный на костре. Когда позавтракали, беременная собрала посуду и ушла. Анна пыталась с ней поговорить, но женщина опускала глаза и молчала, даже не сказала, как её зовут. У неё был измождённый вид, видно беременность тяжело протекала. Она была грязная, волосы торчали в разные стороны, и она даже не пыталась их как-то пригладить или завязать чем-нибудь сзади в хвост. А мужику было всё равно, как она выглядит, он и сам, скорее всего, редко мылся, а уж в зеркало на себя и вовсе никогда не смотрел. Захочешь испугаться – ничего страшнее не придумаешь. Ему здесь было хорошо, в отличие от деревни, где он ни с кем не общался, вернее с ним никто не общался. Избушка у него была на самом краю деревни, как выяснилось позже. Все звали его Молчуном, и никого не интересовало, как он живёт и с кем. А тут у него было всё, что ему надо было: еда и женщины, а главное, он здесь был хозяином, и женщины были в его полной власти.

В детстве ему часто доставалось от отца, пьяницы и дебошира, да к тому же вечно безработного. Они с матушкой часто выгоняли его ночевать в сарай, чтобы он не мешал им предаваться любовным утехам, а утром брали сумки и шли по помойкам искать бутылки. Отец в подпитии часто давал волю рукам, при этом под раздачу попадала и мать. Но когда отец был трезвым, то обычно страдал от тяжёлого похмелья. В это время от него можно было ожидать чего угодно. Он любил ставить своего сына к стене коленями на горох или соль, если сын к этому моменту ничего не натворил, то наказание называлось «чтобы знал». И он, стоя в углу, всегда пытался угадать, что это значит «чтобы знал». Когда он вырос, у него появилось желание сделать так, чтобы его боялись и подчинялись. Однажды он гулял по лесу и набрёл на эту пещеру, и у него сразу возникла идея. С тех пор, он стал приводить сюда заблудившихся женщин и требовал от них послушания. Ему нравилось, когда в глазах испуганных женщин он видел страх.

Пленницы лежали и размышляли, каждая о своём. Татьяна вспоминала, как приехала к бабушке, как бежала через лес от Дениса, а потом увидела Мишу. Своего Мишу. При этом воспоминании у неё стало тепло внутри и сердце громко застучало. Она была уверена, что Миша их найдёт, он никогда не бросит её в беде, всю тайгу прочешет в одиночку, но её найдет. Она была уверена, что их встреча была предопределена судьбой, а иначе, как бы они оказались в одно и то же время в одном и том же месте после стольких лет разлуки, а главное, они всё это время помнили друг друга. Миша Татьяне сказал, что он всё равно бы её нашёл. Он, также как и Татьяна, помнит всё! Татьяне кажется, что, сколько она себя помнит, столько и любит его. А Миша всю жизнь её оберегал, ни одна её вылазка не проходила без него, и если у него не получалось Татьяну отговорить, он шёл с ней. Она мысленно обратилась к нему: «Миша! Ну, ты где? Давай уже скорее выручай меня из беды, я жду тебя! Я знаю, ты меня найдешь!» Она лежала, закрыв глаза и вспоминала, с чего всё началось. Как они с Аней оказалась далеко от дома в этой пещере.