Несмотря на все годы, проведенные вдалеке друг от друга, я не мог оставить отца в неведении. Надо было его предупредить. Камилла посоветовала не особенно тянуть время. Все старые ссоры теперь потеряли свое значение. Пробил час перемирия; отец имел право знать, что произошло, и предаваться скорби.

Добрых полчаса я набирался смелости, чтобы позвонить. В голове у меня мельтешили тысячи причин, чтобы отложить это испытание. Но я знал, что этот телефонный звонок прежде всего является моим долгом, от которого я не могу уклониться. Тяжело дыша, я все-таки набрал номер. Прозвучало три звонка, а затем на другом конце провода послышался голос.

Мой отец.

Впервые за пятнадцать лет я позвонил ему. Для того, чтобы объявить о смерти его сына.

Мы с Камиллой перерыли всю их квартиру сверху донизу, на это ушло добрых два часа. Осмотрели все ящики, где хранились личные вещи Рафаэля, всевозможные бумаги, фотографии, сувениры… Затем я включил его компьютер. Получилось. Я не такой уж профессионал в информатике, но у меня были хорошие базовые знания, и, если мне попадается что-нибудь интересное, я стараюсь этого не упускать.

Сперва наши поиски не принесли никаких результатов. Но на что я надеялся набрести? Может быть, причина смерти моего брата крылась в психическом заболевании. Может быть, Рафаэль оказался в неподходящем месте в неподходящий момент. Есть ли причины воображать себе более сложную историю, которую, по всей вероятности, даже полиция не примет всерьез?

Тем не менее поиски не оказались совсем напрасными. Заглянув в ванную, я снова ощутил присутствие духа. Сначала принялся осматривать аптечный шкафчик: я не сомневался, что найду там наркотики или какой-нибудь след старых демонов Рафаэля. Мысли постоянно возвращались к его прошлому, я никак не мог от них отвлечься. Ощущая, как понемногу пробуждаются мои рефлексы полицейского, я провел рукой по трубам, чтобы убедиться, что за ними ничего не спрятано. Чтобы хоть немного продвинуться, мне требовался какой-нибудь знак, определенные сведения, от которых я смог бы оттолкнуться.

С особенной тщательностью я осмотрел зеркало над умывальником, затем голубоватые плитки, которыми были отделаны стены, пол и наружные стенки просторной ванной. Внизу заметил дверцу люка. Опустившись на колени, открыл его и на ощупь исследовал внутреннее пространство. Ничего кроме старой жирной пыли. Но это позволило мне заметить, что одна плитка выделяется на фоне остальных. Должно быть, ее поменяли или сняли и вернули на место. Прощупав ее кончиками пальцев, я услышал звук, ясно дающий понять, что под плиткой находится пустое пространство. Тайник, который устроен в полу. Попытавшись пошевелить плитку, я сдвинул с места и остальные. Сунув руку в тайник, нащупал полиэтиленовый пакет, в котором лежало что-то тяжелое. Даже не глядя, я моментально определил, что это оружие, а затем вытащил «Беретту 92» – пистолет, принятый на вооружении во французской жандармерии. Именно таким пользовался Мартин Риггс – полицейский, сыгранный Мэлом Гибсоном в «Смертельном оружии». Еще в полиэтиленовом пакете было несколько патронов калибра 9 миллиметров.

Не то чтобы эта находка изумила меня – скорее немного озадачила. Конечно, сам по себе пистолет ничего не доказывал, но наводил на мысли, что Рафаэль боялся за свою жизнь и, чтобы защититься, завел себе это автоматическое приспособление. Конечно, даже если он знал о какой-то угрозе, вряд ли мог себе представить, что до него доберутся так далеко от населенных мест, на лоне природы.

Несколько мгновений я колебался, какое решение принять: показать оружие Камилле или сразу отнести его в полицию? Ни один из этих вариантов не показался мне сейчас достаточно разумным. Поэтому я спрятал свою находку в карман куртки и старательно уложил плитку на место.

Под конец нашего обыска я вышел подышать свежим воздухом на площадь, где находилась лавочка Рафаэля. Это одно из самых приятных мест Котре, с магазинчиками и кафе, выстроившимися вереницей под защитой конструкции из зеленого металла. С той и другой стороны две большие ротонды придают этого месту величественный облик «бель эпок»[4].

Немного разочаровавшись результатами поисков, я хотел расспросить Фредерика, компаньона моего брата и человека, которого тот называл своим лучшим другом. Обстановка магазина всегда казалась мне уютной и успокаивающей: все эти кучи па́рок, лыжного инвентаря и походных ботинок. Можно подумать, что ты в пещере Али-Бабы. Все здесь сводилось к одной и той же страсти – к горам.

– Привет, Винсент, – угасшим голосом сказал мне Фредерик, заканчивая расставлять на витрине несколько пар ботинок.

– Привет.

Фредерик выглядел расстроенным. Очевидно, последние сутки были очень тяжелыми и для него тоже. Не знаю ничего хуже, чем притворная печаль, продиктованная условностями. Но его горе казалось искренним.

– Я еще толком и не осознал, что произошло, – произнес он.

– Знаю.

– Ты как, держишься?

В ответ я лишь пожал плечами, не зная, что и сказать.

– А Камилла, как она? – снова заговорил Фредерик.

– Думаю, она совершенно сбита с толку. Последние дни были для нее очень трудными.

– Конечно.

Больше всего на свете мне хотелось покончить с этими банальностями и перейти к настоящей причине своего посещения.

– Хочу задать тебе два-три вопроса о Рафаэле.

– Хочешь попытаться понять, так ведь?

– Полагаю, не я один. Насколько я понимаю, жандармы тебя уже допросили?

– Естественно.

– Каким, по-твоему, был Рафаэль в последнее время?

– Трудно сказать. Ты должен все знать лучше меня, ты же его брат.

– Я ведь не проводил с ним дни напролет… в то время как ты, наверное, заметил что-нибудь в его поведении.

– Ты имеешь в виду, что-нибудь странное или необычное?

– Именно.

– Не мне тебе рассказывать, что Рафаэль был немного чудаковат. Манеру поведения он менял как перчатки.

– Это верно: сегодня он мог быть невыносимым, а назавтра очаровывать всех своим обхождением. Он всегда был таким. Даже в детстве его характер отличался переменчивостью. Но я хочу поговорить с тобой о том, что происходило незадолго до его гибели.

– Не хотелось бы направлять тебя по ложному следу. Задним числом мы все перетолковываем и выстраиваем себе совсем другую картину…

– О чем ты говоришь? Он тебе что-то рассказал?

– Не то чтобы рассказал. Скорее его манера поведения… Ему явно было не по себе; казалось, он чего-то остерегается. Какая-то штука внушала ему нешуточный страх. Но я в этом не уверен; не исключено, что он просто устал или был не в духе.

Устроившись в своем любимом кресле, я открыл бутылку виски, которую недавно прихватил из буфета возле входа. Еще не было одиннадцати часов, а раз уж я начинаю пить с самого утра, значит, дело не идет. Ненадолго заглянув к Фредерику, я навестил многих друзей Рафаэля, в частности тех, кто участвовал в поисках в горах. Не то чтобы они ничего мне не смогли рассказать, просто я устал выслушивать соболезнования, будто старый одинокий вдовец.

Я пребывал в полнейшем смятении и был встревожен тем, что не нашел никакого определенного следа, поэтому не оставил без внимания свежую почту. Почти машинально я взял ее и положил на край небольшого столика, который, казалось, готовился обрушиться под слоем писем, которые вот уже три дня как оставались неоткрытыми. Я все откладывал и откладывал это на потом.

Со стаканом в руке я некоторое время прохаживался по квартире. Там, снаружи, стоял ясный день, и город купался в белом рассеянном свете.

Лишь добрый час спустя я заметил это посреди вороха бумаг. Конверт из обычной крафт-бумаги, на которой довольно неловким почерком были написаны мое имя и адрес. На обратной стороне не имелось ни адреса, ни имени отправителя. В конверте обнаружилась коробка с CD-диском без прозрачной упаковки. Мифический диск Эрика Клэптона и группы «Derek and the Dominos», образованной в 1970 году. Я знал каждую ноту этого альбома; у моего брата он был самым любимым. Этот диск я слышал, наверное, тысячу раз. Но кто мог прислать мне этот конверт? Связь с Рафаэлем очевидна… но с его смертью?