«Вот, бл*дь, только туристов здесь и не хватало», – промелькнуло вдруг во взгляде рабочих, несущих тяжеленные мешки на плечах.

Грязевые узоры и расползающаяся плесень поглощали серо-бурые стены и углы зданий. Пахло сыростью, старостью и фруктами. На лотках, сваленные кучей, желтели грозди бананов, дольки сочных манго, душистые папайи. В районе специй все чихали и кашляли – логично. Яркие платки и сари разнообразных цветов и оттенков разукрашивали мрачный пейзаж, придавая ему праздничную атмосферу, а Джамиль все кричал: «Это очень старая стена! Делай фото!»

Припарковав транспорт, Джамиль приказал двигаться за ним и, протискиваясь сквозь отряды грузчиков, нырнул в арку, махнув мне рукой. Мы оказались в старом здании с узкими проходами и крутыми грязными лестницами, которые вели на крышу. Поднявшись, я вдохнул полной грудью. Открытое пространство и свобода действовали как глоток свежего воздуха.

С крыши здания Spicy Market открывался широкий вид. Старый Дели предстал во всем своем неповторимом обличии: разветвленные узоры улиц, старые ветхие дома, величественные купола мечетей, многовековая история, ужасающая нищета и бурлящая жизнь, отражающаяся там, внизу, гулким шумом.

Низкие серые тучи укрывали город. Легкая дымка висела в воздухе, делая цвета блеклыми и выцветшими. В такую погоду Дели казался пепельным.

Джамиль театрально рассказывал историю этого удивительного места, добавляя: «Делай фото. Сделал? Или, хочешь, я сделаю фото?» Я несколько раз щелкнул затвором, немного постоял на крыше, прислушиваясь к звукам, а затем вновь ответил: «Е-е-е, ok». Позже я буду часто приходить на эту крышу провожать закат. Это место для меня станет самым любимым в Дели. За что я очень благодарен моему экскурсоводу Джамилю.

Он внимательно посмотрел в мои восторженные глаза, убедился, что я очарован местом, и широко улыбнулся, немного прикрывая веки. На первый взгляд он был похож на бездомного, оборванца или пьяницу, который зарабатывает на бутылку. Но его манеры и знание истории говорили об обратном (хотя и наши пьяницы дадут фору интеллигенции, если дело касается пожертвования на «поправку самочувствия»).

Когда мы разговорились о жизни, он достал телефон и показал фотографию. С разбитого экрана смотрело шесть улыбающихся лиц: Джамиль, его жена и четверо детей. Там, на фотографии, он был абсолютно счастливым, а здесь, на крыше, – изможденным, задумчивым и немного грустным (или так мне показалось).

Заметив мой взгляд, он опять спросил:

– You ок?

Я произнес про себя: «А ты?»

Около двух часов длилась наша экскурсия. И все это время Джамиль крутил педали, тщетно пытаясь скрыть усталость и муки. Даже стало неловко, я почувствовал себя английским аристократом XIX века, угнетающим местное население.

Два часа тяжелой физической работы за двести рупий. Сердце мое опять сжалось. Позже Джамиль отвез меня в ресторан, поблагодарил и сказал, что я всегда смогу его найти возле ворот № 2 у входа в соборную мечеть.

Кафе было уютным и чистым, что, безусловно, подкупало. В первые дни я старался питаться только в чистых заведениях, регулярно мыл руки перед каждым приемом пищи (сейчас даже смешно). Услужливый официант, внимательно выслушав заказ, принес какое-то мясное блюдо с рисом. «Наконец-то», – произнес мой внутренний голос. Но радоваться было рано.

Жгучая пряная острота ударила в нос, обожгла горло. Еда оказалась настолько острой, что я не смог ее есть. «Хорошо-хорошо, Индия, я тебя недооценивал. Все, понял, осознал. Я просто думал, что после Азии я подготовлен. Ничего, завтра поем нормальной еды», – наивно полагал я.

Возвращаясь в хостел по широкой улице, я рассматривал окрестности. Людей стало заметно меньше. Ночные продавцы включили съемные фонари, подсвечивающие товар. Кто-то закрывал рабочее место и отправлялся домой. Туман стал гуще. В мутной белой пелене, на пустых грязных улицах, среди костров и кучек греющихся бездомных вальяжно бродили «священные» коровы в поисках пропитания. Зрелище завораживающее и даже сюрреалистичное. Необычно, но интересно – мне нравится в Индии.

Вторая часть исторической программы и другие достопримечательности ждали меня. Позднее шумное утро, горький кофе, пеший путь по карте навигатора. На одной из улиц хмурый мужчина старательно подметал небольшой отрезок дороги возле своего прилавка. С учетом всеобъемлющего хаоса и окружающей помойки его порыв выглядел так же странно, как порыв человека, пылесосившего пустыню. Но это и вызывало уважение. Ведь он живет по своим принципам, независимо от того, что происходит вокруг.

В первые же дни Индия, не предпринимая ничего особенного, проверяла на прочность мою психику. Но та, закаленная турецкими базарами, марокканскими переулками медин и азиатскими улицами, держалась стойко, сохраняя самообладание и даже проявляя смекалку.

Я быстро втянулся в сумасшедшую дорожную энтропию, уже на второй день ловко маневрируя и виляя меж машин, велосипедов, животных, людей. А в лексиконе появились фразы: «Ну куда ты прешь?», «Давай быстрее проезжай, что телишься, как корова?» Последняя здесь особенно актуальна и может восприниматься как комплимент.

Грандиозное сооружение великих моголов поразило до мурашек и сбившегося дыхания. Красотой, размерами, историческим масштабом. Мощные багряные стены, будто пропитанные кровью войн и тягот, надежно укрывали отдельный мир с роскошными дворцами и дивными садами от глаз простолюдинов.

– Куда ты так бежишь? Чего ты так орешь? – говорили мне умиротворенные глаза и плавные движения бородатого, в ярко-фиолетовом тюрбане сикха, прогуливающегося рядом. – Здесь так не принято. Будь спокойнее и наслаждайся.

И я, получив его молчаливый наказ, расслабился. Неспешно прогуливался по необъятной территории цитадели. Внутри царила тишина и спокойствие.

Величественно стояли дворцы и залы, молочно-белые и огненно-красные, богато обрамленные резными узорами. «Если есть рай на свете, то он здесь, он – здесь», – говорилось на арке зала Кала-а-Мубрака.

Пушистые размашистые деревья и зелень освежали воздух. Здесь он был чистым и приятным. Дул теплый ветерок, птицы мелодично напевали тонкую мелодию. Еще двадцать минут назад я несся в огромном, тесном, специфически пахнущем индийском потоке, а теперь спокойно гулял по широким чистым дорожкам, тянущимся вдоль идеально подстриженных кустов. Две совершенно разные жизни: здесь, внутри, и там, за стеной. Не зря говорят: «Сытый голодного не разумеет».

«Бешеный ритм индийской столицы по-настоящему ощущаешь и осознаешь, выйдя из его потока и наблюдая со стороны», – позже написал я в заметках телефона, сидя на крыше старого дома, провожая неспешный алый закат. Сигналы машин, молитва в мечети, гулкие крики птиц…

В кафе возле хостела, где я питался, снова не повезло. Моя схема, казавшаяся выигрышной, терпела фиаско. Сначала я положился на официантов, попросив принести что-то национальное, потом несколько раз тыкал в непонятные надписи в меню без картинок, и всякий раз мне приносили какие-то блюда из круп, овощей или фруктов, в то время как я хотел мяса. «Просто не мой день», – говорил я себе раз за разом. Но одним вечером пара пожилых итальянцев за соседним столиком раскрыла глаза на истину: кафе было вегетарианским.

Провал миссии.

Твою мать, как можно так громко храпеть? Ну где же ты, Земфира, когда так нужна?[3]

Я не выспался. Сразу три моих соседа по комнате (европеец, индус и азиат) надрывно и густо храпели. Прямо-таки командная работа. Утром я случайно наткнулся на статью о расизме. «Что это? Совпадение? Не думаю…»

Шел третий день в Индии. Я нормально помылся, причем в горячей воде, потому что ее наконец-то дали. Состояние блаженства пришло в мою жизнь 21 января – я даже пометил в календаре. Свежий и чистый, я был готов отправиться на свидание с Нью-Дели.