В 1939 г. один за другим ушли из жизни родители Петра Баранова. Старшая дочь Галя вышла замуж и уехала жить в Москву. Средняя дочь Ксения тоже обзавелась семьей и поселилась с мужем в поселке им. Стаханова в Подмосковье.

Вера Петровна стала женой Алексея Никифоровича Кутырева и уехала с ним в Кронштадт. У них родились два сына, в 1940 г. – Вячеслав, а в мае 1941 г. – Анатолий.

В марте 1941 г. Петра Баранова арестовали. А в мае 1941 г. арестовали Алексея Кутырева, мужа Веры Петровны. Ему не суждено было увидеть своего второго сына. Оба, и Петр, и Алексей, пропали бесследно.

Ксения и ее муж Федор, 1938 год

Галин муж погиб на фронте, не оставив ей детей, а муж Ксении вернулся с войны домой без ноги. Галя умерла в 1959 г., так и не выйдя больше замуж. Федор, муж Ксении, умер в 1967 г., а сама Ксения прожила долгую хорошую жизнь и умерла 19 февраля 1989 г. Вера Петровна ушла из жизни в июне 1991 г. в д. Дергаево Раменского района у сына Анатолия.

Вот на этом и заканчивается история семьи Петра Баранова. Но жизнь его детей и внуков продолжается. Только о семьях Смолиных (это фамилия Ксении) и Кутыревых можно написать не один роман.

Председателем колхоза стал Афанасий, фронтовой друг Петра, а когда он постарел, на этом посту его сменил сын – тоже Петр.

Моя бабушка и дед, Кутыревы Вера Петровна и Алексей Никифорович

Меня зовут Дмитрий Яковлевич Тимофеев, сейчас я работаю инженером на Московском автомобильном заводе ЗИС.

Родился я в январе 1911 г. После окончания института прошел армейскую подготовку и получил звание лейтенанта Красной армии (два кубика на петлицах).

В июне 1941 г., как только началась война с фашистской Германией, я, будучи военнообязанным, пошел в военкомат. Там меня распределили в запасной полк, назначив командиром роты. Бойцы в роте подобрались в основном необстрелянные. Лишь десять из них проходили срочную службу, а воевавших – всего трое. Два командира взвода у меня были старшими сержантами (сверхсрочники) и один – младшим лейтенантом из запаса, так же как и я.

Положение на фронте было тяжелое, поэтому на формировании мы находились всего неделю. В это время я, как мог, учил людей тому, что умел сам. К сожалению, умел я не слишком много, но зато хорошо стрелял. Этому меня научил отец, бывший в Гражданскую войну пулеметчиком. В мирное время на охоте ему равных не было. Сам белку в глаз бил и меня научил.

Я разбил личный состав своей роты на пятнадцать отделений, по десять человек в каждом, и стал интенсивно обучать их стрельбе. Тренировались много, спали по шесть часов в сутки. Поскольку патронов дали очень мало, сначала учились стрелять без них. Чистая теория. Этого было мало, поэтому я пошел к командиру батальона и попросил патронов и пулеметы. На роту выделили два пулемета: станковый Максима и ручной Дегтярева. Дали еще два ящика патронов. Из состава роты я выбрал десять красноармейцев и стал обучать их стрельбе из пулемета. Вторых номеров для пулеметного расчета они выбирали себе сами.

5 июля полк погрузили в эшелоны и повезли под Смоленск. 7 июля мы прибыли в Смоленск. Приказ был сдержать фашистские войска на подступах к городу.

Полк занял оборону на прямой дороге на Смоленск, то есть на самом танкоопасном направлении. Артиллерии у нас не было, пулеметов очень мало. Как воевать? Тем не менее стали рыть окопы.

Перед отправкой на фронт ко мне в роту прислали старшину Сергея Агеева. Сверхсрочник, прошедший финскую компанию, он был умелым и опытным командиром.

«У немцев слишком много танков, – сказал он мне. – Без военной хитрости оборону нам не удержать».

Мы выбрали наиболее опасные танковые направления и выкопали на них волчьи ямы. Танк, провалившийся в такую яму, можно было легко закидать бутылками с зажигательной смесью.

Для других хитростей нужны были тротил, мины, артиллерия. Я послал старшину на разведку, поискать какую-нибудь брошенную технику или оружие. Действительно, нашли три автомашины ЗИС-5 и с ними три пушки калибра 76,2 мм. Для каждой из них нашлось по пятьдесят снарядов.

Автомашины оказались разбиты, но два механика с нашего завода, призванные вместе со мной, сумели две из них починить. В городе удалось раздобыть 60 литров бензина, им заправили отремонтированные машины. С их помощью притащили пушки на позицию и расположили позади нашей линии обороны. Грузовики спрятали в овраг в нашем тылу и замаскировали. Если поступит команда отступать, будет на чем раненых вывозить. Хотя на поступление такой команды рассчитывать не приходилось.

Теперь осталось дело за малым: найти тех, кто будет из этих пушек стрелять. Дали клич по полку, нашли четырех артиллеристов. Они подобрали себе еще по три человека на орудие.

Чтобы пушки не накрыло ответным огнем, после двух-трех сделанных выстрелов они должны сменить огневую позицию. Для этого я выделил в резерв по шесть красноармейцев на каждое орудие.

Недалеко от нашей линии обороны, в 20 км, располагался поселок, в котором был музей Гражданской войны. В этот музей я послал на автомашине старшину и пятерых красноармейцев. Старшина вернулся очень довольный. В музее удалось найти два рабочих пулемета системы Максима и два французских пулемета «Льюис». Они все под винтовочный патрон калибром 7,62 мм. Так у нас стало по два пулемета на взвод.

Также старшина нашел три винтовки с оптическим прицелом, их вручили лучшим стрелкам. Из полка привезли еще патронов, противотанковых гранат, противопехотных гранат, бутылки с зажигательной смесью. Пока на фронте было затишье, мы продолжали боевую учебу. Изучали материальную часть и стрельбу из пулеметов.

10 июля фашисты начали наступление на Смоленск. Мы были в первой линии обороны. В самом начале боя мне осколком рассекло каску. Она развалилась пополам. Осколок застрял в пилотке, чуть поцарапав мне кожу. Из-под пилотки обильно сочилась кровь, поэтому кто-то из бойцов крикнул, что командир убит. Старшина прошел по окопам и дал зуботычины нескольким паникерам. Я за это его не осуждал. С паникой в любом ее проявлении надо бороться сразу и искоренять ее, как заразу.

Я крикнул по окопам: «Стрелять, как в тире, не спеша, один выстрел – один мертвый фашист. Мы их не звали, это наша земля!»

Пока ребята держались уверенно и стойко. Как будет дальше, покажет время. Хотелось надеяться, что мы подготовили их достаточно хорошо.

Немцы пошли вперед лавиной из тридцати средних и легких танков. По два танка с каждой стороны провалились в волчьи ямы, и бойцы закидали их бутылками с зажигательной смесью. Еще три танка подожгла наша артиллерия, которая после первых залпов быстро поменяла места своей дислокации и затаилась.

За танками шла пехота, мы ее отсекали, подожгли еще четыре танка гранатами и бутылками с зажигательной смесью. Опять вступила в бой наша артиллерия, и двумя залпами снова подбила три танка. После таких потерь утреннюю атаку немецкая сторона закончила. Видимо, поехали обедать.

Я бросил все силы на то, чтобы снять с танков пулеметы. Кроме этого, из тех танков, что не успели полностью сгореть, мы вытащили снаряды, которые использовали как мины-фугасы, заминировав подходы к нашим окопам. Наши соседи тоже пока держались. Над полем боя стоял смрад от горящих танков, клубы пыли и запах крови.

Вдруг на наши позиции налетели немецкие самолеты. Это были бомбардировщики. Они обрабатывали наши окопы минут сорок. Одна партия самолетов сменяла другую. Позиции были смешаны с землей. Несмотря на то, что нам удалось отсидеться во второй линии обороны, потери были очень большие.