И ты, о мощь отцовского проклятья!
В хоре плач.
Вестник Но погоди... Я не исчерпал бед...
Когда бойцы бессильно землю грызли
И смерть уже глядела им в глаза,
1430 Явилась мать-царица... Эти раны,
И кровь, и смертные мучения детей
Увидела несчастная, и вопли
Тяжелые по полю понеслись.
«Зачем, — она взывает, — я не знала
О вашем бое, дети, и разнять
Вас не пришла? Зачем теперь уж поздно?»
То к одному со стоном припадет,
То над другим, рыдая, причитает:
Ей вспомнились и муки и труды,
Что выпали на долю ей напрасно,
И ласки ей припомнились. А дочь —
Царевна так в слезах им говорила:
«Кормильцы матери, опора старика,
О, на кого меня вы, сиротинку,
Покинули, без мужа и семьи?»
Царь Этеокл среди мучений смертных
Мать узнает, но, влажною рукой
Ее лица касаясь, он не может
1440 Произнести ни слова. Только глаз
Немая речь родимую ласкает...
А Полиник еще дышал, и, мать
С сестрою глаз лучами обливая,
Он им сказал: «Простите... жизни нет
В твоем ребенке, мама, и жалею
Я очень и тебя, и Антигону,
И Этеокла тоже — бедный брат!
Он был мой враг, но умирает братом...
Смотри же, мать, и ты, сестра, мой труп
Похороните дома... вы фиванцев
Упросите? Не правда ли? Из царства,
1450 Которого лишился я, земли
У них прошу ничтожные две горсти...
Дай руку, мать... глаза мои закрой...»
И у него еще достало силы
Ее рукой коснуться век своих
И прошептать: «Простите... мрак могильный
Мои глаза наполнил... О, прости...»
Сказал — и жизнь несчастнейшие братья
Покинули в один и тот же миг...
А мать в порыве ужаса и муки
Из трупа меч кровавый извлекла
И в грудь всадила, после зашаталась,
Вся белая, упала меж детей
И умерла, их молча обнимая...
1460 Меж тем вокруг уж разгорался спор,
Кто победил, и мы за Этеокла,
Данайцы против были. А вожди
Решить сомнений наших не умели...
Тот тени Полиника присуждал
Победу за его удар начальный,
А тот совсем победы не хотел
В бою искать, где оба — бездыханны...
Спор перешел в ожесточенный крик:
«К оружию!» И счастье улыбнулось
На этот раз фиванцам — мы щитов
Не бросили, пока кипели споры, —
Враг мигом смят, и ни один данаец
1470 Не устоял — убитых горы там,
Наводнена долина кровью вражьей,
Немногие успели убежать.
Теперь одни трофей Крониду ставят —
Из золота Зевесов истукан,
Другие же, сорвав доспехи вражьи,
Ликуя, их в Кадмею повлекли.
И наконец, с царевной Антигоной
Последние, подняв на рамена,
Сюда несут трех горьких мертвецов.
Да примут их друзья и здесь оплачут.
Таков исход законченной борьбы,
Для города счастливый и ужасный.
ИСХОД
Хор Увы! Увы!
1480 Не слова нам приносят печаль,
И Эдипов чертог
Черной ризою кроют не речи.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ
Те же. Антигона и толпа.
Показывается процессия: впереди идет Антигона, с пеплосом, спущенным с одного плеча, горящими глазами и волосами, выбившимися из-под фаты; за ней толпа несет три одра с мертвыми, Этеокла впереди. Когда их ставят, то мать помещают у сыновей в головах.
Хор Вот они... глядите, глядите...[581]
К очагу родному вернулись!
Трое из вкусивших от мрака,
Крепко связанных общей смертью.
Антигона Под фатою своей девичьей
Я румяных щек не таила,[582]
Нежный локон по воле развился, —
И смотрели люди, дивились...
Точно зельем каким напоила
Злая смерть вакханку печали,
Что огнем горят погребальным
У вакханки пьяные очи
1490 И с плеча спустился шафранный,
У безумной, девичий пеплос...
Что бежит, а за нею трупы.
Ты, Полиник, врагом наречен недаром, недаром:
Распря твоя вражду родила, и смерти, и смерти.