К возрасту 25 лет Кюнга Лета овладел как мирскими, так и духовными науками. Обретя знаки искусности и ясновидении и совершении прочих чудес, он вернулся на родину в Ралунг[6], навестить свою мать. Однако та не распознала его внутренних достижений, а могла судить о нём лишь по его внешнему поведению.

— Ты должен решить, кто ты, — твердила она. — Если ты решишь посвятить себя религиозной жизни, ты должен непрестанно работать на благо других. Если ты хочешь быть мирянином и вести хозяйство, тебе нужна жена, которая будет помогать твоей старой матери по дому.

Отныне во все времена ведомый своим обетом посвящать другим всё своё зрение, слух, ум и восприимчивость и вести их на путь к Просветлению и зная, что пришло время проявить свою безумную, но сочувственную мудрость, налджорпа моментально ответил:

— Если ты хочешь невестку, я пойду и разыщу её.

Он направился прямо к базарной площади и натолкнулся там на уродливую, скрюченную столетнюю каргу с седыми волосами. У неё были круги под глазами и не было ни единого зуба во рту.

— Старуха, — сказал он ей, — сегодня ты должна стать моей невестой. Пойдём со мной!

Старуха не могла подняться на ноги, но Кюнле взвалил её себе на спину и понёс домой.

— О мама! Мама! — закричал он. — Ты хотела, чтобы я нашёл себе жену, — вот я её притащил!

— Если это лучшее, что ты смог найти, то оставь эту затею, — простонала мать. — Отнеси её туда, где ты её взял, иначе тебе ещё и нянчиться с ней придётся. Я лучше справлюсь с её работой, чем она.

— Хорошо, — сказал Кюнле с разыгранным разочарованием, — раз уж ты можешь выполнять её работу, я отнесу её обратно.

И он вернул её назад на базарную площадь.

По соседству жил примерный настоятель Нгагванг Чёгьял[7], воплощение бодхисаттвы Авалокитешвары. В перерыве между своими религиозными обрядами он подумал:

— Дом Кюнга Легпы и его матери нуждается в ремонте. Каждому мирянину полагается по алтарной комнате, а раз уж дело дошло до этого, можно было бы построить и туалет. Да вот только куда бы его поставить? Восточная сторона дома явно для этого не предназначается, южная кажется мне довольно неподходящей, на западе солончак, а север кишит злыми духами.

Пока Hгагванг Чёгьял раздумывал таким образом, Кюнле вернулся с базарной площади. Мать встретила его увещаниями:

— Хороший сын должен быть таким, как Нгагванг Чёгьял. Посмотри, как он поддерживает монахов, воздаёт за доброту своих родителей, трудится на благо всех существ и содержит в чистоте свой ум. Он воистину служит людям!

— И несмотря на это твой Нгагванг Чёгьял даже не может решить, где построить сортир! — засмеялся Лама.

Этой же ночью Кюнле взял своё одеяло и направился к кровати своей матери.

— Чего тебе? — спросила она.

— Разве ты не сказала сегодня утром, что будешь выполнять обязанности своей невестки? — ответил он.

— Ах ты, бесстыжая тварь! — воскликнула мать. — Я сказала, что улажу её работу по хозяйству. Не будь таким бестолковым. Отправляйся к себе в кровать.

— Надо было объяснять сегодня утром, что ты действительно имела в виду, — ответил Лама, ложась к ней. — Теперь уже слишком поздно; мы будем спать вместе.

— Заткнись и проваливай, ты, жалкое ничтожество, — ругалась она на него.

— У меня что-то случилось с коленом, и я не могу подняться. Пожалуй, что лучше тебе будет с этим примириться, — упорствовал он.

— Если уж у тебя стыда нет, — сказала она, — то что подумают другие? Только представь себе, какие пойдут пересуды!

— Если ты боишься слухов, мы можем сохранить это в тайне, — пообещал он.

В конце концов, она уже не знала, что ему возразить, и только сказала:

— Раз уж ты меня не слушаешь, то хотя бы никому не рассказывай. Как бы то ни было, есть поговорка: "Чтобы продать своё тело, не обязательно нужен сводник, чтобы повесить тханку, не обязательно нужен гвоздь, чтобы потерять заслугу, не обязательно стоять на солнце". Так что давай, раз уж не можешь иначе!

И услышав эти слова Кюнле, подобно воде, попавшей в кипящее масло, вскочил с кровати и оставил мать в покое.

На следующее утро чуть свет он отправился на базарную площадь и стал громко кричать:

— Слушайте, люди! Если вы будете настойчивы, вы сможете соблазнить даже собственную мать!

Приведя всю толпу в негодование, он исчез. Однако оттого, что скрытые недостатки его матери были выставлены напоказ, её плохие качества были искоренены, проступки искуплены, заботы и страдания удалены. Она прожила до преклонного возраста 130 лет.

Вскоре после этого происшествия он сказал матери, что собирается в Лхасу и в будущем будет вести жизнь налджорпы.

И так Владыка Дхармы, Защитник Живых Существ Кюнга Легпа отправился в Лхасу как странствующий налджорпа. Базарная площадь столицы была наполнена людьми, как ночное небо усеяно звёздами. Он встретил там людей из Индии и Китая, Кашмира и Непала, Ладака и Гималаев, Кхама и северного тибетского нагорья, центрального Тибета и Цанга, Дакпо и Конгпо. В городе собрались кочевники, крестьяне, ламы, войны, монахи, монахини, налджорпы, верующие, торговцы и паломники из разных земель.

— Слушайте меня все, люди! — закричал Лама. — Я — Друкпа Кюнле из Ралунга, не имеющий определённых занятий, и я пришёл сюда сегодня, чтобы помочь живым существам. Ответьте же, где мне найти лучший чанг[8] и самых красивых женщин?

Народ был крайне удивлён, ошеломлён и озадачен, и повсюду зашептались:

— Этот ненормальный утверждает, будто бы пришёл сюда для блага всех существ, а потом спрашивает, где ему найти выпивки и женщин! Что за благочестие такое? Ему бы спросить, кто тут величайший лама, где находится лучший монастырь и где Дхарма процветает больше всего, но таких вопросов он не задаёт. Скорее всего, он один из тех благочестивых буддистов, которые привязывают к Колесу Учения скорее девушек, нежели демонов!

В толпе находился человек с белой кожей, запачканным сажей лицом, головой как кузнечный молот, неподвижными выпученными глазами, губами как овечьи кишки, лбом как перевёрнутая чаша для подаяния и шеей такой тонкой, как лошадиный хвост, из которой торчал огромный зоб. Он крикнул Ламе:

— Ты, дурак, ты можешь нам рассказывать, что ты человек, но у тебя наверняка нет родного дома, ты можешь рассказывать нам, что ты птица, но у тебя нет насеста, ты можешь называть себя оленем, но у тебя нет леса, ты можешь называть себя скотиной, но у тебя нет хлева, ты можешь называть себя буддистом, но у тебя нет общины, ты можешь называть себя монахом, но у тебя нет монастыря, ты можешь называть себя ламой, но у тебя нет трона. Ты — назойливый самонадеянный нищий! Днями ты побираешься на похоронных трапезах, а по ночам напиваешься, крадёшь у мужей их жён и забавляешься с ними. Ты никакой не практик, иначе у тебя была бы линия передачи. Скажи же нам, от кого берёт начало твоя линия передачи!

— Эй ты, болван с лицом как у жертвенного пугала на перекрёстке! Сядь и замолчи! — вскричал Кюнле. — Ты хочешь знать моё происхождение и какого я рода? Ты спрашиваешь о моей линии передачи? Так слушай же, я скажу тебе: