Вернувшись в Джаюл, Друкпа Кюнле застал там компанию кочевников из Бутана, живущих в небольших палатках. Они пили чанг и пели песни на крыше крепости Джаюл во время ритуала подношения. С ними веселился также и наместник Чёгьял Лингпа. Кюнле присоединился к ним, и его потчевали чангом, сколько ему хотелось. Позже в ответ на просьбу исполнить песнь о счастье налджорпы, он спел следующее:

После, попивая чанг, он провёл несколько дней у монахини Йеше Цомо. А затем пошёл дальше, в Лходрак.

Придя и Лходрак, он встретился с мастером Тагрепой.

— Я бы с удовольствием спел в твою честь хвалебный гимн, — сказал ему Мастер, — но не знаю, как начать; будь добр, спой песню в свою честь сам, вместо меня.

— У меня нет качеств, достойных восхваления, — отвечал Лама, — но я всё равно спою тебе песню.

Вслед за этим Друкпа Кюнле посетил долину Дроволунг, родину Марпы Лоцавы, откуда берёт начало традиция Кагью; Сэканг Чутхогма, десятиэтажную башню, построенную Миларепой; пещеру в Таньялунгпа и другие места. Затем, спустившись с горного перевала Карчу в Бумтханг[65], он пришёл в Бутан[66]. В Бумтханге Второй Будда, Падмасамбхава из Оргьена, оставил оттиск на скале, где он сидел в медитации, и когда Друкпа был там, он строил глазки девушкам.

— Налджорпа из Тибета пришёл к нам, — шептались девушки. — Давайте принесём ему чанг и сольёмся с ним умом и телом.

Пока Лама был занят тем, что пел и пил в кругу девушек, о нём прослышал царь рода Мен Джагкар Гьялпо царской династии железной крепости Мен и попытался отравить, однако безуспешно. Тогда он приказал обстрелять Ламу ядовитыми стрелами, но они в него не попадали. Лишь после этой второй попытки царю стало ясно, что Друкпа Кюнле — Мастер, и он оказал ему должное глубочайшее почтение. Посчитав это событие благоприятным, Лама велел построить небольшой храм, Мёнсиб Лхаканг, назначил одного ламу распространять Учение и посвятил в сан тридцать монахов. Это было началом распространения традиции Друкпа Кагью в восточных пограничных областях.

Друкпа Кюнле лишал девственности бутанских девушек[67], и говорят, что с тех пор никто не сравнится с бутанками по нежности кожи и способности таскать тяжёлую поклажу. В соответствии с различными способностями понимания и силой доверия, он учил женщин и мужчин карме и наставлял повторять мантры МАНИ и ГУРУ СИДДХИ.

В объяснение своего поведения он говорил им: — Я не пришёл сюда соблазнять бутанских девушек, из-за того что мне некуда деть свою сексуальную энергию. Вовсе нет. Дело в том, что, хотя у меня и нет знаков постижения, мне нужно было показать вам то немногое, что я умею. Поэтому, даже если это и не пошло на пользу живым существам, то создало знаменательную связь. И также я странствую повсюду не для того, чтобы выпрашивать одежду и пропитание, — ведь, как вы видели, я отказывался от всех подношений. Даже если бы вы принесли мне столько перца[68], сколько может унести человек, у меня не нашлось бы ему применения.

Люди были его объяснениями довольны.

Отправившись к тертону[69] — Владыке Дхармы из Бумтханга[70], Лама нашёл его наконец-то на рыночной площади, где тот с высокого трона давал наставления. Собрав невдалеке вокруг себя нескольких ребятишек, Друкпа Кюнле взобрался на большой валун и стал передразнивать поэта.

— Я здесь для того, чтобы толковать верное видение, медитацию и естественную активность Великого Совершенства, — провозгласил поэт, заметив Кюнле. — Что ты тут делаешь, нищий?

Лама запел песнь о верном видении и медитации человека, практикующего Дзогчен, Великое Совершенство.