Тридцать тысяч воинов недосчитался в ту страшную ночь султан. С тех пор и пошла молва, будто продал Дракула душу шайтану и стал оборотнем, пожиравшим человеческую плоть и пившим человеческую кровь, ибо не мог никакой человек одолеть османов в чистом поле без оружия. И все воинство свое обратил Цепеш в волколаков: днем отлеживались они по чащобам лесным, ибо ненавистен адским отродьям солнечный свет, а ночью жестоко терзали врагов своих. И не ведали турки, чего еще ждать им от Дракулы – а сам-то он все про них знал заранее. С тех пор, едва солнце садилось за холмы, сжималось сердце у султана – а ведь был он жестоким владыкой, каждый день отправлявшим на смерть лютую многих людей одним взмахом холеной руки. Но ждал его еще один подарок господарский.

В дневном переходе от валашской столицы узрели турки в стороне от дороги удивительный сад со стройными рядами деревьев. Издали сад был прекрасен и манил к себе, а турки были столь уставшими и голодными, что тотчас направились к нему в надежде найти там пищу. Затем они почуяли запах… Нет, не цветов и плодов, а страшный запах смерти. Вблизи увидали они, что это был за сад… Встали лесом перед турками колья. Впереди красовались Юнус-бей и Хамза-паша в своих роскошных одеяниях. За спинами их насажена была на колья вся пропавшая османская армия. Уж начали гнить тела, и заполнил тошнотворный запах окрестности, а привлеченные им грифы да вороны кружили над страшным тем садом. Глянул султан на сад, молвил – «невозможно отобрать страну у мужа, способного на такие деяния», и приказал воинству отступать. И не отступление это было, а бегство, ибо в хвост османам ударил Дракула. Немногие турки увидели Андрианополь, а сам султан пробрался туда ночью, опозоренный. Со времен Тамерлана не ведали османы таких поражений.

Много чего еще говорили потом про Дракулу. И что бродил он по ночам в облике волка и пил кровь у молоденьких девушек. И что при помощи чар колдовских соблазнил он сестру короля Матиаша Илону, а потом, когда чары рассеялись, бросилась она с высокой башни Поенарского замка, ибо дьявольская его сущность открылась ей целиком. И что трапезовал он сердцами человечьими. И что каждый год в одну и ту же ночь уходил он в лес или в горы один, а когда возвращался под утро, была вся его рубаха в крови, и будто бы служил он там черную мессу самому Сатане и приносил ему в жертву младенцев, за что ему были дарованы сила и неуязвимость. Отрекся Дракула от Господа делами своими богомерзкими. Отлучили его от церкви святые отцы и прокляли. Сама земля переполнилась кровью от его невиданных доселе злодеяний. Пил он кровь человечью кубками, и хлеб ел, обмакивая его в эти кубки. Плохи были турки. Но господарь Влад был хуже во сто крат. И так все боялись и ненавидели его, что только и ждали, когда кто-нибудь наконец освободит их от этого дьявола во плоти.

И однажды стало так. Когда выехал Дракула на сражение с турками, обступили его воины валашские и закололи. И каждый, кто мог, подошел к телу и проткнул его копьем, ибо злы были люди на Цепеша. А потом отсекли его голову и, положив ее в бурдюк с медом, поднесли брату Дракулы, Раду Красивому, а тот уж отослал голову султану Мухаммеду, дабы не гневался тот на Валахию. Бросили тело Дракулы в глубокую яму и завалили его камнями, дабы никто не мог откопать душегуба. Но говорят в народе, что не помогло это – встает Дракула из своей могилы по ночам, ходит по окрестным селам и пьет кровь человечью. Посему крестьяне из той местности с заходом солнца не выходят из своих домов, крепко-накрепко запирают двери и развешивают чеснок над проемом, дабы не тревожил их Дракула в час полуночный.

Закончил отец Николай свое повествование, ан тут и вечер наступил. Жалко было смотреть на Ратко – весь он осунулся, налились щеки болезненным румянцем, а глаза блестели, как в лихорадке. Осенил отец Николай его крестным знамением и отправил восвояси.

Глубокой ночью разбудили отца Николая встревоженные монахи. Поведали они, что Ратко тяжко болен – стоны его услышал брат из соседней кельи. И поспешил отец Николай к своему ученику. Тот лежал весь в горячке и бредил. То поминал он чешую дракона, то волков с железными зубами, а то и вовсе пел песню о том, какой красивый садик вырастила молодка под окошком, а в садике том… Но сел вдруг Ратко на постели, схватил отца Николая за руку, глянул ему в глаза и прошептал:

– Он ведь приходил за мной, господарь Влад. Приходил. И снова придет. Он так сказал.

Промолвил это Ратко и вновь впал в беспамятство. Опечалился отец Николай. Застыдил он себя за то, что поведал отроку вещи, кои знать ему не положено. Посему не отходил он от него всю ночь и весь следующий день – обтирал водой, смешанной со скисшим вином, поил отварами из лечебных трав, читал молитвы. И на следующую ночь остался отец Николай в келье Ратко, ибо не мог оставить того одного в его болезни. И когда за полночь молился истово за здравие болящего, услышал вдруг, как кто-то скребется в окно. Оглянулся – и в неверном свете узрел за стеклом руку. Дивной была рука сия – с длинными острыми ногтями, пальцы унизаны золотыми перстнями с каменьями драгоценными. Снова заскреблись ногти в стекло. Осенил себя отец Николай крестным знамением:

– Изыди, нечистый!

Замерла рука, перестала скрестись, и защемило сердце у монаха. Выскочил он из кельи и побежал наружу глянуть, что ж это за гость пожаловал к ним так поздно. Выбежал, смотрит – ан темень вокруг, только Млечный Путь ярко сияет над головой да цикады поют. Походил отец Николай под окнами кельи, побродил – никого не нашел там, ничьих следов, и вернулся обратно, бормоча под нос: «Святое место Хиландар. Стоит он на горе Афон. Нет сюда ходу тем, кто черен душой. Нет сюда ходу ни душегубу, ни отступнику, ни духу адскому. Аминь!» Вернулся отец Николай в келью, да и просидел у изголовья Ратко остаток ночи. «И чего только с недосыпу-то не привидится!» – думалось ему. Дабы не пугаться бог знает чего, осенил еще раз он себя и мальчика крестным знамением да углубился в молитву.

Наутро открыл Ратко глаза и улыбнулся первым лучам солнца. Отступила ночь, а вместе с ней хворь и страхи. И вот уже сидит Ратко на постели своей и горячую цицвару уплетает. Когда совсем поправился малец, вышел он погулять за стены монастырские да встретил отца Николая на тропинке, ведущей к пристани.

– Будешь еще сказания мои читать? – спросил его тот.

– Конечно, буду!

– Послушай, сыне. Все стирается из памяти людской. Проходят века, забывают люди о том, что было. Про все забывают – про царей и воевод, про князей и простых людей, про зло и добро. И будет все так, как мы пишем. Помыслил я, что незачем зло плодить. Посему расскажу я тебе на этот раз самую истинную историю господаря валашского Влада, рыцаря Ордена Дракона.

Усмехнулся Ратко:

– Еще одну? Самую истинную?

– Самую.

И настал тот день, когда опять сидел Ратко в келье отца Николая и с замиранием сердца следил за тем, как тот выводил на чистом листе:

А дале такие шли слова: