— Да, Себ. Пожалуйста.

— Знал, что ты отчаянно нуждаешься во мне, Чертовка. Ты, блядь, промокла насквозь в закусочной.

— Это… это было давно.

На моих губах появляется улыбка. — Ты ждала меня, детка?

Ее глаза открываются, и она смотрит на меня, когда ее осеняет осознание.

— Что ты собираешься с этим делать, если бы это было так?

Я не могу удержаться, чтобы не покачать головой и не рассмеяться. Даже сейчас она не может этого признать. Не может принять то, что происходит между нами.

— Докажу тебе, насколько, блядь, хорошим это было решение. — Мои пальцы снова находят свой дом на ее шее, и она вздергивает подбородок, вызывающий взгляд покрывает каждый дюйм ее лица. — Я же говорил тебе, детка. Ты, блядь, принадлежишь мне. Это тело… — Моя свободная рука движется, чтобы обхватить ее. — Эта киска. Это мое. Ты поняла это? — Я сжимаю крепче, и ее глаза вспыхивают жаром, ее и без того промокшие трусики становятся только влажнее. — Да, тебе, блядь, тоже это нравится, не так ли? Грязная шлюха.

Отпуская ее, мои руки тянутся к пуговице на ее юбке, но что-то еще привлекает мое внимание, прежде чем я успеваю ее расстегнуть.

— Себ? — шепчет она, когда я опускаюсь перед ней на колени, мои руки держат ее за талию, а мой взгляд останавливается на ее ране.

Мое сердце грохочет в груди, моя потребность отомстить мужчине, который причинил ей такую боль, который оставил свой след на ее теле, сжигает меня, как лесной пожар.

— Я найду его, Чертовка. Я найду его и убью, блядь, за то, что он сделал это с тобой.

Она прерывисто втягивает воздух, слыша решимость в моем голосе, когда я нежно провожу подушечкой большого пальца прямо под заживающей кожей.

— Это все еще больно? — спрашиваю я, внезапно чувствуя себя мудаком из-за того, что грубо обращаюсь с ней и не думаю об этом из-за моей потребности проникнуть в нее.

Ее тело двигается, и я предполагаю, что она качает головой, но я не отрываю глаз от ее живота, чтобы подтвердить свои подозрения.

— Нет, не совсем. На днях у меня здесь был осмотр. Все прекрасно заживает.

Наклоняясь вперед, я прижимаюсь губами к самому верху разреза, образ ее ножа, рассекающего кожу, — единственное, что у меня в голове, заставляя мою хватку на ее талии напрячься.

— Мне жаль, детка. Мне так чертовски жаль.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Стелла

Комок подступает к моему горлу, и горячие слезы обжигают глаза, когда я смотрю на него, стоящего передо мной на коленях, его губы прижаты к верхней части шрама, оставшегося с того дня.

Это зрелище что-то делает со мной, угрожает расколоть мою грудь на части. Но я не могу этого допустить.

Это, он, мы. Все, что он говорит. Это все просто фантазия.

Между нами всегда было так.

Это был настоящий экзорцизм ненависти и жгучей химии. Это не по-настоящему. Не совсем.

И хотя он может говорить все правильные слова, чтобы заставить меня растаять, все это притворство.

По какой-то причине он здесь со скрытым мотивом. Он хочет, чтобы я вернулась домой из-за чего-то, в чем он еще не признался, но я уверена, что он беспокоится не только о моем образовании.

— Если ты собираешься просто стоять на коленях и пялиться, как насчет того, чтобы сделать фото и позволить мне жить дальше? — Говорю я.

Он резко втягивает воздух, прежде чем его глаза скользят по моему телу, находя мои собственные. Они темные, опасные, и на секунду эта железная оболочка, которую я воздвигла вокруг своего сердца, почти ломается от искренности, смотрящей на меня.

— Сделай что-нибудь, — шепчу я. — Пожалуйста. Прежде чем я закончу, тем, что истеку кровью на полу в спальне Кайла.

К счастью, на этот раз он делает, как ему сказали, и мгновение спустя он возвращает губы к моему животу, целуя вдоль моего шрама, заставляя эти чертовы слезы снова обжечь, прежде чем расстегнуть пуговицу на моей юбке, спуская ее с бедер.

— Черт, детка. Как будто ты знала, что я приду за тобой, — рычит он, садясь на корточки и пробегая глазами по моему телу.

Моя кожа покалывает везде, где его взгляд касается, мои груди набухают, мои соски твердеют от моей потребности в нем.

— Если бы я знала, что ты придешь, я бы положила пистолет в сумочку этим утром, — мрачно говорю я.

— Мне нравится, когда ты говоришь мне непристойности. — Его глаза пылают жаром, пальцы подергиваются там, где они лежат на его бедрах.

Не сводя с меня глаз, он поднимается на ноги, тянется за спину и стягивает с себя рубашку.

Сглотнув, я пробегаю глазами по дюймам упругой, загорелой кожи, которую он обнажает. Не довольствуясь тем, что он просто снимает рубашку, он сразу же опускает руки к поясу и, сняв кроссовки, стягивает штаны и боксеры с ног, позволяя своему члену высвободиться.

Мои глаза сосредотачиваются на нем, когда он делает шаг ко мне.

Заметив, куда направлено мое внимание, он рычит. — Я знал, что ты скучала по мне.

Отрывая глаза от его члена, я смотрю в его темные и опасные глаза, не пропуская веселья внутри.

— Н-нет, я просто никогда не видела…

— Что-нибудь настолько впечатляющее? — Он заканчивает за меня, сокращая последнее пространство между нами и оборачивая руку вокруг моей шеи, когда наши лица сталкиваются.

— Тебя голого. Это… да, — вздыхаю я, не желая говорить ему, насколько это чертовски впечатляет. Его мускулы, его чернила, его сила. Все это говорит со мной так, как на самом деле не должно. Это заставляет меня хотеть того, чего я не должна, того, что в конечном итоге причинит боль в не слишком отдаленном будущем.

Я не уверена, что смогу повторить все это снова.

— Я-я не могу этого сделать, Себ, — шепчу я, ненавидя, что мой голос звучит так уязвимо.

— Шшш, — говорит он, проводя подушечкой большого пальца по моей нижней губе. — Позвольте мне показать тебе все причины, по которым это единственное, что мы должны делать.

Наклоняясь вперед, он касается моих губ. Этот шаг является испытательным, нерешительным. Полная противоположность тому, к чему я привыкла от него.

Его рука скользит от моей талии к ребрам, а затем к спине.

— Позволь мне показать тебе, насколько серьезно я отношусь к тому, чтобы скучать по тебе. Позволь мне доказать, что человек, которым ты меня считаешь, не единственная часть меня.

— Значит, ты не полная пизда? — Спрашиваю я, пытаясь держать голову прямо. Я не могу сразу попасться на эту… эту чушь. Я не могу.

Моя голова знает, что это неправильно, но мое сердце… хочет с головой окунуться в то, что предлагает Себ, и я не могу этого допустить.

— Только никому больше не говори. Обычно есть только одна девушка, которая видит меня с другой стороны.

— Другая девушка? — Спрашиваю я, когда ткань вокруг моих бедер ослабевает.

— Моя племянница. Поехали домой, и ты сможешь встретиться с ней. Раньше она была единственной, кто мог обвести меня вокруг своего мизинца.

— Была раньше? — Я шепчу, когда его пальцы стягивают бретельки с моих плеч, обнажая меня перед ним.

— Да. Черт возьми, детка.

Прежде чем я даже понимаю, что он поднял меня, моя спина ударяется о матрас, и он переползает через меня, прижимая мое тело к кровати своим и наклоняя голову, чтобы захватить мои губы в жгучем поцелуе.

Молча, он рассказывает мне все, что я слишком напугана, чтобы признать его словами. И когда он подносит свои руки к моему телу, он прикасается ко мне, как будто я самая нежная, драгоценная вещь в мире.

Это заставляет каждый дюйм меня петь так, как я никогда не испытывала.

И я чертовски ненавижу это.

Мне нужен старый Себ. Порочный, жестокий любовник, который убедил меня, что единственное, что между нами, — это удовольствие, если он это позволит.

Это… это слишком.

— Мне нужно, чтобы ты остановился, — говорю я ему твердым голосом, когда кладу руку ему на грудь и пытаюсь оттолкнуть его от себя.

Сжалившись надо мной, он поднимается.