Пока нас не было, костёр успел догореть, теперь на его месте вяло переливались ярко-красным угли. Я уже хотел отправляться дальше, как из палатки послышалось негромкое всхлипывание; не плач во весь голос, чтобы привлечь внимание, а тихие слёзы, от бессилия. Я замер, не понимая, уходить мне или ещё раз попробовать заговорить с ней. С одной стороны, я сделал для неё всё, что мог, или, во всяком случае, всё, о чём она просила. С другой, не бросать же её вот так в одиночестве, посреди пустынного ущелья, где, кажется, от холода даже воздух загустел? Она и уйти-то отсюда самостоятельно не сможет.

Плач не прекращался, и у меня возникло досадное ощущение, как будто я её подслушивал. Я не знал, чем ещё могу помочь. Мне хотелось остаться, но казалось, что от этого ей будет только хуже. В конце концов, она сама сказала мне уходить…

Я обошёл шатёр и направился туда, где ровная поляна заканчивалась и опять начинались нагромождения камней. Забравшись на них, я оглянулся. Палатка, еле различимая с такого расстояния, стояла там же, её постепенно заносило снегом, превращая в один из сугробов. В животе что-то противно заныло. Когда я оглянулся в следующий раз, её окончательно поглотила тьма.

Впереди дорога сквозь ущелье резко забирала выше, и через завалы булыжников приходилось карабкаться, стиснув зубы и обливаясь потом, но я и не думал передохнуть — в какой-то мере это помогало отвлечься от гложущих мыслей. В какой-то мере, но не полностью. Мучительные спазмы в желудке не останавливались, а только усиливались.

Наверное, сейчас я бы даже обрадовался, если бы наткнулся на собственноручно сложенную горку из валунов — значит, снова набреду на её одинокий лагерь, разбитый в самом сердце этого ничто. Но, как бы я на это ни надеялся, она на моём пути так и не появилась, и не было похоже, что ещё появится.

Зато появилось кое-что иное. Подъём выходил к крошечному тупику, в одном из углов которого расположилась пещера. Поначалу я вход и не увидел, решив было, что настала пора развернуться, но затем почувствовал идущий из него сквозняк.

Передо мной опять встал выбор: вернуться обратно и исследовать второй рукав расщелины, либо сразу лезть в подземелье. Я колебался — возврат назад означал возможность снова отыскать оставленную девушку, убедиться, что она в порядке и успокоить совесть. Но этому противилось то же чувство, что заставило меня уйти от её палатки в первый раз.

Упрямо мотнув головой, я шагнул ко входу в пещеру.

Спускаясь в пещеру, я особо не задумывался, насколько она глубока, или как я смогу ориентироваться в ней без освещения. В общем, ни о чём таком, о чём обязательно следует подумать перед тем, как лезть в пещеру. Всё это пришло мне в голову только тогда, когда возвращаться наружу было уже поздно — подземные ходы так плутали, что вряд ли мне удалось бы найти обратную дорогу даже при дневном свете, а уж в полной темноте так тем более. Если на поверхности сохранялись хотя бы сумерки, в которых разглядеть что-нибудь на расстоянии свыше десятка метров трудно, но возможно, то сюда и эта толика света не пробивалась, так что приходилось двигаться вперёд исключительно на ощупь. К тому же развилки встречались так часто, что в какой-то момент я снова хотел воспользоваться способностью доставать нужные вещи из кармана и попробовать добыть какой-нибудь источник света — факел или что-нибудь подобное. Я решил, что чем проще будет этот предмет, тем лучше я справлюсь и тем меньше шансов совершить ошибку, как это получилось с фонариком. Остановило меня опасение, что если уж я умудрился устроить лавину, то пожар и подавно начну, поэтому я всё же повременил и отложил такие меры на крайний случай.

В памяти по-прежнему зияла сплошная пустота на месте всего того, что касалось моей предыдущей жизни, но вряд ли в ней я был профессиональным спелеологом. А мне не помешало бы понять, что это за подземелье, куда оно может вести, какие твари в нём могут обитать — и целую кучу других вещей, полезных и не очень. Пока что я насчёт всего этого не имел ни малейшего представления и продвигался вглубь грота наугад, вслепую и в прямом, и в переносном смысле. Я тыкался в стены, обшаривая их в поисках ответвляющихся коридоров, бился о слишком высокие потолки и спотыкался о камни. И… чувствовал, как гарь, царившая на поверхности, постепенно вытесняется запахом прохладной затхлости и сырой земли. Это навело меня на мысль, что, по крайней мере, я удаляюсь от входа, а не топчусь где-то рядом с ним. Проходы то сужались, то становились шире, временами я шёл по кругу, возвращаясь туда, где уже побывал, а иногда и вовсе упирался в тупик — но всё же шёл сквозь этот лабиринт, пусть и медленно. Я даже не пытался догадаться, куда пещера меня выведет, если вообще выведет — учитывая некоторые особенности мира мёртвых и то, что я так и тыкался по углам, как незрячий котёнок, у меня были все шансы навсегда остаться здесь, среди звуков капающей с потолка воды и осыпающихся от прикосновения камней.

Кромешной тьмой мои проблемы не ограничивались — скоро я стал слышать в пещере голоса. Когда это произошло впервые, я разобрал лишь, что говоривших двое, а определить, с какой стороны они находятся или о чём говорят, не получилось из-за эха и темноты. Замерев, я напряжённо вслушивался в неясное бормотание до тех пор, пока оно не замолкло, так же внезапно, как началось — не удалившись, а просто замолчав. Подождав на всякий случай ещё немного, я продолжил путь. В дальнейшем я ещё не раз сталкивался с чем-то подобным, и в большинстве случаев это был точно такой же невнятный шёпот, но иногда прямо у меня над ухом раздавался настоящий хор, заставляя вжиматься от испуга в стену. И даже тогда мне не удавалось вычленить из звучащего шума ни слова, как будто они говорили на другом языке или задом наперёд. Иногда голоса были спокойны, а иногда срывались на бессвязные, судя по интонации, крики, которые казались всё менее человеческими. Один раз я попробовал окликнуть их, но меня словно и не услышали. Этим они напомнили мне встреченные при подъёме в гору фантомы — те тоже вроде как давали о себе знать, но сами на меня не обращали никакого внимания.

Между тем сквозняк, благодаря которому я смог сюда попасть, уже давно не чувствовался, и я понял, что не только порядочно удалился от входа, но и к выходу не приблизился. Я мысленно черкнул заметку — ветерок будет значить, что я на правильном пути и выход из пещеры рядом. В тот момент мне подумалось, что при взгляде со стороны я, наверное, представляю забавную картину. Иду, сам не зная, куда, и не помня, кто я такой. Неужели это и есть путь, проделанный всеми теми людьми, о которых говорил Курильщик? Едва ли… Если только каждый из них не устраивал лавину и не сбивался, подобно мне, с изначального маршрута. Теперь я не знал, куда попаду, добравшись до конца пещеры. Не то чтобы раньше мне это было известно, но всё равно всегда лучше придерживаться уже принятого плана, чем действовать наугад.

Эти мысли подтолкнули меня к ещё одной — о том, что в поисках ответов о своей прошлой жизни нет особого смысла. Она в прошлом и осталась, а сейчас я, можно сказать, другой человек и начал всё заново. И всё же я не мог просто оставить это. Меня подсознательно тянуло выяснить всё, до последней детали. Так бывает с тем, что тебе, на первый взгляд, не нужно. Закрытая книга в шкафу, которую ты можешь прочитать. Запертая дверь, ключ от которой тебе дали, но пользоваться им запретили.

Наткнувшись на очередной тупик, я отвлёкся и принялся шарить руками по стене, ища ведущий дальше коридор. И ничего не обнаружил. Нахмурившись, я начал заново обходить всё помещение по кругу. Прохода по-прежнему не появилось, но на этот раз пальцы что-то нащупали. В одном месте, на высоте примерно полутора метров, из-за чего я их и не заметил сразу, неровности и трещины в породе становились плотнее и складывались не то в рисунок, не то в надпись. Осталось только сообразить, как прочитать её без света.