— Ага, вижу. — Она оценивающе осмотрела палатку, затем обошла вокруг неё, тихонько поцокала языком и, наконец, повернулась обратно ко мне. — Помнишь, ты всегда мечтал о загородном доме?
— Да перестань… — Рассмеявшись, я подхватил рюкзак и потащил ко входу, туда, где уже лежал мой. — Надо бы за дровами сходить, пока не стемнело. Справишься тут без меня часок?
— Справлюсь, — ответила она, поднимая со снега перчатки и надевая их. — Найду, чем заняться. Например, не буду заново перерывать все вещи в поисках книги.
— Хорошо, как скажешь. Скоро вернусь, не теряй.
Я взял инструменты и удалился в ту сторону, откуда мы пришли — там, минутах в пятнадцати отсюда, нам встретился небольшой участок сушняка.
Как бы ни торопился, но вернулся я уже в сумерках, и остаток вечера мы провели, сидя перед костром, потягивая горячий чай из алюминиевых кружек и любуясь усыпанным звёздами небом — которых здесь, вдалеке от человеческого жилья, горело гораздо больше. Спать мы ушли далеко за полночь.
Ночью же, несмотря на прогнозы, повалил густой снег. Я проснулся от того, что под тяжестью накопившейся массы палатка накренилась, и в раскрывшийся клапан входа стал задувать буран. Я вскочил и, ещё полусонный, бросился поправлять его, однако вместо того, чтобы всё исправить, сделал только хуже: за те несколько часов, что мы провели внутри, засыпать успело всю поляну. И сейчас едва слежавшийся сугроб, до того державшийся снаружи, после моего неосторожного движения провалился в палатку, погребая под собой сначала меня самого, а затем и всё остальное.
Половину тела тут же свело от ледяной сыпучей влаги, набившейся за шиворот, в рукава, в глаза и в рот — и в кромешной темноте в первую секунду показалось, будто на меня обрушилась целая лавина. Отплёвываясь, я попробовал встать, что у меня получилось только с третьей попытки, после чего принялся на ощупь прокапывать дорогу назад, к спальным мешкам. Где-то на полпути я наткнулся на неё, тоже силящуюся выбраться из наполовину заваленного спальника.
— Ай! Аккуратнее, ты мне на руку наступил!
— Извини. — Я присел рядом, всё так же вслепую помогая ей освободиться.
— Что там… Тьфу! Что там случилось?
— Ну, — хмыкнул я, — похоже, немного снежок выпал. Да подожди же, не дёргайся, я тебя вытащу.
— Очень смешно. — Она, всё же сумев выбраться из мешка, присела на корточки. — Б-р-р-р-р… Надо отсюда вылезти, а то я сейчас себе всю задницу отморожу.
— Ага, надо бы. Только давай-ка сначала оденемся, а то снаружи тоже вряд ли лето наступило.
Пытаться найти что-то в тесной палатке, почти заполненной снегом, да ещё и не видя ни зги — непростая задача. Мы с трудом отыскали в углу рюкзаки и достали из одного из них фонарик, благодаря которому смогли, наконец, более или менее осмотреться. И всё выглядело именно так, как и ощущалось без света: завалило практически всю палатку, включая наши вещи, и передвигаться в ней мы могли, только отгребая снег с пути в сторону.
Там, где рваной раной зиял вход, ветер продолжал задувать, хлопая повреждённым клапаном. Одного взгляда хватило понять, что малейшей тряски будет достаточно, чтобы нас двоих здесь и вовсе похоронило заживо — несмотря на то, сколько его попало внутрь, снаружи снега было несравнимо больше. Скопившаяся там масса полностью перегораживала выход, оставив только крошечный просвет в самом верху.
Неподалёку от рюкзаков мы отыскали и куртки, снятые перед сном. Отряхнув их от набившегося во все щели снега, мы оделись, но это не слишком помогло. С тем же эффектом мы могли бы накинуть на плечи мокрые полотенца. Решив больше не терять времени, мы стали выбираться из ловушки. Нас неплохо подгоняло желание согреться, и уже через десять минут раскопок нам удалось расширить завал настолько, чтобы можно было выйти из палатки.
Как я и предполагал, поляну, где мы расположились, занесло практически целиком — выросшие за ночь сугробы почти с человека высотой крайне затрудняли обзор, так что даже наличие фонарика не позволяло осмотреться вокруг. В такую погоду идти дальше, глубже в горы — гиблое дело, а значит, надо возвращаться обратно. Вот только в такой буран, скорее всего, засыпало и обратную дорогу, и там теперь тоже не пробраться.
Судя по выражению лица, то же самое пришло на ум и ей. Она стояла, обхватив себя руками, и хмуро следила из-под низко натянутой шапки за лучом фонарика, ползающим по сугробам. Заметив, что я отвлёкся на неё, она демонстративно поёжилась:
— Ну и что будем делать?
— Если бы я знал… — Я снова беспомощно обвёл глазами окружающие нас заносы и протяжно вздохнул. — Смотри, вперёд нам в такую метель не пройти, правильно же?
— Ага, — кивнула она, не выпуская собственные плечи из объятий. — Надо идти обратно.
— Вот именно. Только непонятно, в каком состоянии теперь та тропа, по которой мы сюда попали. Может, и по ней тоже пройти уже не получится.
— Если не получится — найдём путь в обход. — Она закинула рюкзак на плечи и повернулась, поудобнее устраивая лямки. — Другого выхода всё равно нет. Ты же не планируешь тут оставаться? Или откапывать палатку?
Да, тратить драгоценное время на то, чтобы достать из-под снега палатку, действительно не стоило. В обратном направлении мы пробирались медленно — из-за того, что здесь прокапывать дорогу приходилось ещё ожесточённее. У нас ушло около получаса на то, чтобы добраться до края прогалины, тогда как вчера на преодоление того же расстояния я потратил раза в четыре меньше времени и ещё меньше сил. Вообще, в такой ситуации скорее бы следовало никуда не ходить и оставаться на одном месте — укрыться, вырыв убежище прямо в сугробе. Однако меня не покидало ощущение, что поступи мы так — и нас уже никто никогда не отыщет.
Понемногу начинало светать, но видимость по-прежнему оставалась нулевой из-за бурана. Я чувствовал, как ресницы покрываются ледяной коркой, но не останавливался. К тому моменту, как полностью рассвело, мы вышли к перевалу, по которому поднимались вчера на этот участок. Как мы и ожидали, он изменился до неузнаваемости — там, где день назад вилась сравнительно безопасная тропа, сейчас зияла настоящая пропасть с отвесными склонами.
Позволив себе несколько минут отдохнуть, мы стали готовиться к спуску. Найти подходящее место для крепления страховки оказалось на удивление просто, и вскоре мы уже обсуждали, как лучше всё осуществить. Мы решили, что первым пойду я, попутно устанавливая в скалу дополнительные страховочные кольца, затем мы отправим вниз рюкзаки, а последней по проверенному маршруту пройдёт она. На словах выглядело идеально, без малейшего шанса на неудачу. Но на деле всё опять пошло не по плану.
Я спускался в разверзнувшуюся подо мной бездну медленно, старательно прощупывая подошвой каждый выступ, на который ставил ногу. Это не всегда помогало, и порой камни всё же осыпались прямо у меня под ботинками, но так мне всё равно было спокойнее. Один раз я оступился, полностью соскользнув и повиснув на тросе, после чего, выругавшись сквозь зубы, поспешил найти новую точку опоры и продолжил спуск. Чего я при этом не заметил, так это того, что из-за резкого натяжения верёвка чуть-чуть сместилась и попала на тонкую, как лезвие ножа, грань скалы. Пока я лез дальше, она начала перетираться.
Минутой позже я замер, упёршись обеими ногами в отвесную поверхность, чтобы вбить очередное крепление. Я достал из-за пояса инструменты и уже замахнулся молотком, когда на меня налетел сильный порыв ветра. Меня качнуло, как маятник, и я, от неожиданности выронив и молоток, и штырь, в одно мгновение очутился не над спасительной тропой, на которую до этого плавно опускался, а над зияющей сбоку от неё чёрной пастью.
В тот же момент лопнул основной трос. Я сорвался вниз, но остановился, с болезненным толчком, через пару метров, когда сработал запасной. При этом меня мотнуло обратно, вернув на более безопасную точку, хотя ветер и продолжал неистовствовать, угрожая в любой миг сбросить меня в пропасть. От осознания, что вторая верёвка может оборваться в ту секунду, когда я повисну над смертоносной бездной, внутри у меня похолодело ещё сильнее. Не соображая, что делаю, я выхватил ледоруб и с размаха ударил им по тросу. Если я успею перерубить его и упаду на тропу, будет шанс… Как следует прицелиться мешала не ослабевающая вьюга, но после нескольких попаданий трос всё же порвался, и я полетел вниз.
