– Пойдем!

Когда мы приземляемся за столик, я пытаюсь собраться. Замечаю, что у него красивая сестра, он улыбается в ответ, и разговор снова уходит в сторону его идеи со стартапом для аэропортов, инвалидов и социальной ответственности.

Мы доедаем горячее, берем два американо и отказываемся от десерта.

– Поедем ко мне? – небрежно бросает Артем, подзывая официантку, чтобы попросить счет.

– Нет, не могу, – отрезаю я, – завтра рано вставать.

Артем оплачивает счет пластиковой картой и шуршит по карманам в поисках купюр на чай.

Эти двадцать три минуты, что мы едем ко мне домой, кажется, длятся часов сто. Я смотрю в окно, понимаю, что нужно что-то спросить, что-то сказать, но думаю только о его сестре, и о том, почему он не захотел нас познакомить. Артем тоже не отличается общительностью. Видимо, думает про свой стартап, как в меме, где пара лежит в постели, и женщина смотрит на мужчину, размышляя, почему у него на лице такая вселенская задумчивость, может, она что-то сделала не так, или у него есть любовница, а мужчина просто прикидывает, почему вода в унитазе смывается по часовой стрелке, а не против.

Прошу Артема не заезжать во двор, ссылаясь на сложности маневрировать на загруженных узких улицах, а на самом деле, потому что хочу поскорее выйти из машины.

Чмокаю его в щеку на прощание, и практически бегом направляюсь в сторону дома. Обернувшись на два удаляющихся от меня красных огонька задних фар, я отчетливо вижу, как удаляются все мои перспективы. Он не представил меня своей девушкой. Он даже не сказал, как меня зовут. Я для него – так, развлечение, промежуточный вариант, проходящий поезд. А придет время, и он найдет себе девушку своего круга, похожую на его сестру – в дорогом пиджаке и на хорошей машине. Я иду к подъезду и нахожу повод для радости в том, что крашу ресницы водостойкой тушью, и не буду как та «девушка в автомате» из песни. Вытираю слезы тыльной стороной ладони, захожу домой, и, пока расстегиваю босоножки, из кухни выходит мама и начинает допрос на тему «почему так рано, что случилось, и уж не поссорилась ли я с Артемом».

– Не поссорилась! – огрызаюсь я и даже не вру. Я просто вытащила карточку «пройдите на два шага назад», и откатилась со статуса «без пяти минут невеста» в статус «девушки для досуга», но мы не ссорились.

Долго стою под обжигающим душем, намыливаюсь пенной мочалкой с ароматом вербены и мяты. Горячая вода всегда помогает успокоить мысли. Намывшись, я зарываюсь под одеяло. Нужно все обдумать, выработать линии поведения на будущее, скорректировать свою текущую стратегию. Но голос Скарлетт О’Хара подсказывает отложить это до завтра. С любой мыслью нужно переспать, возможно, наутро она покажется не такой уж и страшной. Монстры прячутся под кроватью исключительно по ночам.

Всю неделю, я провела в ожидании, но Артем так и не написал. Я ему тоже не писала, хотя это стоило мне титанических усилий воли и монашеского смирения. В голове рефреном прокручивался вопрос: есть ли у нас с Артемом будущее? А стало быть, есть ли будущее у меня? Ведь оно так сильно зависело от наших с ним отношений.

– Подумаешь, не представил сестре, ну, и что здесь такого! Может, он вообще не придал этому значения, – пытается утешить меня Маринка. Мы обедаем в офисной столовке. Маринка есть фитнес-питание: гречку и куриную грудку, а я ковыряю сельдь под шубой. При моей конституции могу есть что-угодно и не полнеть, чем, конечно, вызываю, дополнительную зависть вечно-сидящих-на-диетах Маринки и Карины. Но сейчас даже любимое блюдо кажется мне пресным.

– Нет, Марин, есть четкая, веками выработанная, последовательность развития отношений с мужчиной. Сначала вы просто встречаетесь по выходным, потом ты периодически остаешься у него на ночь, потом он знакомит тебя с родителями, и наконец – делает тебе предложение, – я по очереди отгибаю пальцы, и последним оказывается безымянный. Вполне логично, – Марин, мы встречаемся почти два года, я уже приезжала к нему домой, и была уверена, что его родители уже ждут меня с пирогами и объятиями, а теперь я не уверена, что наши отношения вообще к чему-то приведут, потому что не знаю, как он ко мне относится. Не хочу, чтобы он мариновал меня в девушках пять лет, а потом женился на какой-нибудь молодой овце.

– А ты сама как к нему относишься? – вдруг спрашивает Марина.

– Что? – переспрашиваю я, как будто Марина спросила что-то на иностранном, потому что и в самом деле – как можно относиться к такому парню, как Артем? Как к путевке в жизнь. – Я хотела за него замуж, – выдыхаю я, отодвигая от себя тарелку, – Больше не хочу, – сообщаю ни то про столовский салат, ни то про отношения с Артемом.

Я знаю, что падкая на романтичные истории Марина, имела в виду, люблю ли я его. Но я для себя давно выяснила, что любовь – это ненужное человеку шестое чувство, лишний, как желчный пузырь, орган. Как и все глупые девушки, выяснила я это опытным путем. На последнем курсе поехала отдыхать в Турцию и познакомилась с Алексом, паспорту «Александром», но будучи немцем русского происхождения и любил называть себя на западный манер – Алекс, вместо старого доброго «Саши». У Алекса были теплые карие глаза и льняные волосы, в которые было приятно зарываться пальцами. Алекс жил и работал в Мюнхене, я заканчивала учебу в Москве. Обычно у таких отношений короткий срок годности, но мы с Алексом были так наивны и влюблены, что не могли дождаться, когда я перееду к нему. Мои родители были против, но единственное, что они могли бы сделать тогда, чтобы помешать мне – приковать к батарее. В итоге они выдвинули лишь одно условие: получить диплом.

Алекс весь год присылал мне картинки игрушечного городка с пряничными домиками, и они ожили передо мной следующим же летом. Потом я узнала, что за границами этой картинки – необходимость жить на одну зарплату сисадмина, половину которой прижимистое немецкое государство забирало в качестве налога. «Зато у нас хорошие дороги и нет бедных, как у вас в Москве», – говорил Алекс. А я думала о том, что мы с ним – и есть бедные. Для Москвы. Даже новая машина на родине всех нормальных машин была для нас роскошью, мы ездили на подержанном семейном универсале. Во время наших уютных обнимательных вечеров в арендованной тридцатиметровой квартирке, которая составляла наш маленький мирок на двоих, он, этот мирок, казался мне космически огромным и красивым, я была счастлива. Но затем наступало утро, и в его тусклом свете реальное положение вещей выглядело так: посредственная и предсказуемая жизнь, расписанная на годы вперед, отсутствие перспектив, а впереди – только скука и заурядность. Слово «заурядный» – всегда было для меня оскорблением. Лучше быть плохим, ужасным, злым, маргинальным, быть на дне, но только не средним, только не заурядным.

Когда истек срок моей визы, и я больше не могла оставаться в Германии легально, если не поступлю в немецкий университет, на работу в немецкую компанию или не обзаведусь немецким мужем. Роль баварской домохозяйки закончилась и испытала смесь ужаса перед будущим и облегчения от настоящего. Но Алекс все испортил, предложив нам пожениться. Сухо, по-канцелярски, как будто включил демоверсию жизни, которая нас ждет. Квадратиш и практиш. Не гут. Я тогда сказала, что мне нужно вернуться в Россию, что в Москве у меня перспективы, а здесь я даже на работу не устроюсь без знания языка. Он сказал, что переедет со мной, найдет работу. (Как будто у нас своих сисадминов нет). А если не сможет, будет преподавать по скайпу немецкий. (Как будто мне будет не стыдно предъявить подругам мужа-репетитора). Я пообещала, что все так и будет, но мне нужно подготовить родителей к его приезду, и улетела одна. Он заверил, что купит для меня обручальное кольцо, чтобы все было по-настоящему. Первый час в самолете я рыдала, понимая, что больше никогда не увижу Алекса, вспоминая наши обнимательные вечера, горюя, что больше не смогу влюбиться. А потом я вытерла слезы, попросила стюардессу принести пару бокалов белого, пообещала себе никогда не влюбляться в простых парней и придумала План.