Я пил наравне со всеми. К питателю шлема привинтили тюб, в котором был апельсиновый сок с каплей спирта.
Все разъехались.
Я проводил Май к спальне и спросил, перед тем как вернуться к себе: «Ты помнишь, что обещала мне, когда мы впервые встретились»? Она посмотрела на меня, и сине-лиловый огонь снова вспыхнул в ее глазах.
У себя я снял скафандр — Клейн помогал мне через «рукава», — разделся догола, оставив только датчики телеметрии, и натянул уже готовую пленочную оболочку со штуцерами для подключения кислородного шланга и пяточными вентиляционными клапанами. Оболочка прилегла, как вторая кожа, растягиваясь на суставах, и на ее глянцевитой поверхности вздрагивал неяркий световой блик — это колотилось сердце.
Нетвердым шагом я двинулся вперед, волоча за собой шланг, через тамбур, через лестницу, почти ничего не видя впереди…
Загудел кардиомонитор, и Клейн, поддерживавший меня на ступеньках, озабоченно спросил: «Может, отложить?»
«Нет».
Подойдя и открыв дверь, я увидел угол кровати, драгоценное платье, небрежно брошенное на синий исфаханский ковер, и надо всем этим парила рука, изогнутая, как на рисунке Пикассо, там, где мать приподнимает младенца, — но только в этих пальцах была дымящаяся сигарета…
Я постоял перед дверью. Зуммер не умолкал, и тогда, словно надеясь избавиться от него, толкнул дверь и нажал клавишу затемнения…»
20.30,07 бв. На ВНИПе начался монтаж седьмой секции Внешнего пояса, где будут собираться два корабля суперкласса, для броска на Уран. Отныне к моим обязанностям прибавляется усиленное наблюдение за состоянием Солнца и режимом облучения моего сектора пространства. Звучит внушительно, но с этим в значительной степени справятся автоматы. Мне придется попотеть главным образом с настройкой комплекса и с программой для Машины. Это совсем не ко времени, по расписанию процедура полной проверки всех цепей и механизмов астрофизической станции-спутника подкралась, можно сказать, совсем вплотную. Ну ничего, как-нибудь управимся. Запросил Центр о смещении расписания на полчаса, подъем на полчаса раньше и отбой на полчаса позже. Хотел попросить еще четверть часа от отдыха, но передумал, С медиками только свяжись. Особено сейчас, когда ими командует Липатов. Он ведь весьма не одобрял моей засылки на АСС. Гуманист… Не стоит давать повода, особенно сейчас, когда каждый человек на счету.
20.30.00 бв. Не писал два вечера подряд, пальцам и без того хватало работы. Час назад закончил проверку всех систем и механизмов, приготовил к импульс-пакетированию ту статью об особенностях характеристик радиоизлучения гаммы Дракона, которую начал год назад. Знаменитая звезда. Именно с ее помощью Бредли когда-то обнаружил аберрацию света и доказал, что Земля движется по орбите. Заслуженное светило.
После обеда был сеанс связи. Говорила мать — отец еще не вернулся, но должен вот-вот закончить свои дела и появиться. Разговор был самый заурядный, но что-то — я не мог понять что — мне явно не понравилось. «Как ты себя чувствуешь?» — спросил я, но мать улыбнулась и сказала: «Не беспокойся, Сереженька, все хорошо, просто решила немного отдохнуть от гастролей, посидеть дома…» Оказалось, что она отменила турне по Вьетнаму и Японии. Мы еще немного поговорили, и станция вышла из зоны радиовидимости. Я пошел к себе, но что-то не давало мне покоя. Прокрутил запись разговора несколько раз и на третий раз увидел, что она все время держала правую руку левой! Обычно пианисты сидят, опустив руки, разминая пальцы…
Когда мне было четыре года, она совсем никуда не ездила; сидела около меня и только иногда пряталась поплакать. Сочиняла: как раз тогда написаны и концерт для фортепьяно и оркестра, и «Матер Долороса», восхитившая Тельму, и «Двадцать маленьких пьес», и «Гималаи», моя самая любимая симфония — буду слушать в ее день рождения. Она даже выступила, но только по телевидению и в городе, боялась уезжать от меня. Тогда она и попала в эту аварию, где ей оторвало правую руку. Сепульведа, ее страстный поклонник и микрохирург, увез ее в свою клинику на Кубе, где после семичасовой операции все-таки пришил ей руку и затем лечил сам, никому не доверяя. Еще два с лишним года мама восстанавливала подвижность пальцев, «Павану для левой руки» и «Герольда» она сочинила именно тогда. А затем начала учиться играть заново. За год до отлета я говорил с Сепульведой, и он сказал, что не верил, что синьора Нелли сможет сыграть этой рукой простую гамму. То, что она сделала, целиком ее заслуга. Он сумел спасти и приживить руку, она — возродить былые способности. Но при больших напряжениях возможны вторичные травмы…
Без музыки она жить не сможет. Тогда мне лучше вернуться.
21.00.00 бв. Пропустил день. Сегодня программу выполняли автоматы, я только проверял, но Машина справилась. Остальное время я валялся в медотсеке в нежных объятиях «Диагноста», терпел все уколы, все пробы и смену двух датчиков, а затем уже проделывал то же со своим зверинцем. Протестовал, главным образом, Пятница. Обезьяны, как ни странно, вели себя спокойно — заартачившийся Шаманчик даже получил плюху от Лорда. Все-таки Лорд очень умный. Результаты передал на Главную. Кажется, все в порядке. Запросил внеочередной сеанс связи — обещали дать немного погодя, из-за стройки все линии перегружены, не хватает даже лазерной связи. Когда дали, говорил с мамой. Она отмалчивалась, но я пошел на шантаж, сказал, не смогу из-за нее пройти психотест. Она сдалась. Так и есть, ей запретили выступать, а играть разрешили не больше четверти часа в день. Она подключается к синтезатору, но у нее быстро начинает болеть голова, да и разве это инструмент? Держится хорошо. Сказала, что какой-то молодой композитор прислал ей чудесную вещь в своем исполнении и назвал ее «Концерт для Нелли». Тут она всхлипнула, улыбнулась и поднесла футляр с кассетой к объективу камеры. На футляре была надпись: «Концерт для Нелли. Поздравляю с день рождения. Желаю много прекрасной музыки. О. Д.» Мы поговорили еще, я попросил заказывать связь как можно чаще, затем попрощался, но связь не выключил — передал лазерограмму для отца, чтобы он немедленно возвращался домой.
Вечером я понял, что еще не давало мне локоя. Вынул из записи кадр, ввел в Машину. Мать говорила, что уже слышала про Огюстена Диона, что он очень молод, очень талантлив, но со странностями. Машина выдала полное подтверждение: надпись на пакете и на моем поздравлении сделана одним человеком — Тельмой Н'Дио. Что значит — писать от руки. Вот это узелок.
Клаус Энгельмайер, «Чума на оба ваших дома!» (отрывок).
«…Нет, я не помню их. И никогда не знал — фамилию Энгельмайер, как ошейник с биркой, я получил после того, как закончилась процедура официальной передачи моими родителями своих родительских прав на меня чиновникам из отдела контрактов. Собственно, я родился уже принадлежащим концерну «Фидлер НГ». Его юристы, инженеры и медики занимались моей судьбой почти двадцать лет — двадцать лет, пока смутное ощущение, что своей жизнью надо заниматься самому, не переросло у меня в твердую уверенность. С тех пор эта фамилия — немногое среди моих вещей, что осталось не моим.
Вот имя Клаус, пожалуй, все же мое. Уже полтора десятка лет я пристегиваю его к разным фамилиям, подписывал им дурацкие рассказы, чувствительные шлягеры и буйные авангардистские стихи, — и так привык к нему, что все реже откликаюсь на настоящее: Уве.
Может быть, так звали моего отца.
У меня есть точные сведения, что меня не вырастили из чьей-то не слишком доброкачественной клетки по методу Петруччи. Родители мои существовали. Для сознания моей полноценности мне достаточно этого — и еще того, что я зарабатываю сейчас до четырехсот восьмидесяти тысяч единиц в год. Я могу многое из того, что не могут те, чьи механизмы в полном порядке.
Я могу жить в этом прекрасном доме, который Тур-младший по кирпичу перевез откуда-то из Испании, и все старые картины, которые для него накрали по всему миру, тоже принадлежат мне.
