— Так не годится, — вздохнул дайн, — Я не буду ругать тебя, если всё сама расскажешь, и мы придумаем выход из этой ситуации. Ты не натворила ничего непоправимого, кроме испорченного настроения.

Реакции не последовало. Фиэнн закрылась, словно впала в прострацию, тяжело всхлипывала и смотрела в одну точку.

Урмэд сходил за водой на кухню, заодно нож отнес.

Вода подействовала. Всхлипы поредели, взгляд осмыслился. Но Урмэд видел, что ее состояние теперь больше наигранное, чем вызванное реальным шоком. Он больше не приставал с расспросами, дал ей время прийти в себя.

— Я хотела… Я старалась…, — прошептала Фиэнн, пряча глаза — Просто… просто она не достойна вас… Вы заслуживаете лучшего. Она зла и эгоистична, не видит вашу внутреннюю красоту и доброту. Хоть вы и дайн, но благородней и великодушней многих светлых айнов…

Всё это время, она судорожно комкала белый, когда-то открахмаленный передник, превратив его в мятую ветошь. Говорила пылко, с той, особой уверенностью влюбленной женщины, возложившей свои чувства на жертвенный алтарь отношений.

— Пожалуйста, молчите, не говорите ничего, а то растеряю последние крохи смелости, — Фиэнн отвернулась к окну, пряча вновь подступающие слезы, в темноте нащупывая руку Урмэда.

Теперь он пребывал в шоке и пытаясь осмыслить сказанное, лишь потрясенно молчал.

Голос Фиэнн дрожал, но говорила она уверенно.

— Я поняла, что вы отличаетесь от всех, еще в тот первый день, когда нас, как рабов, дайны погнали в лагерь. И потом, когда вы тайком выводили нас показывая куда нужно бежать. Как рискуя своей жизнью, ради меня, подвернувшей ногу, вы перебили тех, плохих дайнов и перенесли сюда. Я никогда не боялась вас и меня не смущал ни ваш вид, ни ваши шрамы…

— Фиэнн, прекрати пожалуйста, — взмолился Урмэд, — Я делал свою работу. Тут нет ничего личного. Ты осталась здесь, потому что сирота и тебе некуда идти. Не преувеличивай моих заслуг и добродетелей.

Даже слуги наверняка не знали, кто он на самом деле. Думали, что просто заслужил доверие Эндвида и действует в интересах айданара.

Она вновь всхлипнула, блестящими от слез глазами посмотрела на него.

— Это не так! В этом доме вы всех спасли. Подарили жизнь и надежду, и еще …любовь. Я бы никогда не отвергла вас и мне безразлично, что говорили бы остальные. Да, я люблю вас и не могу больше молчать. Как жаль, что я решилась так поздно открыться вам! — отчаянно воскликнула она, — А когда вижу отношение к вам принцессы, то готова выцарапать ей глаза!

Последнее она произнесла жестко, как ревнивая, бескомпромиссная соперница.

Урмэд подавил стон.

— Фиэнн, — начал он, аккуратно подбирая каждое слово, — я очень тронут твоим признанием. Поверь, мне так же лестно, как и нелегко было его слышать. Но…

Фиэнн горько всхлипнула, отчетливо понимая тяжесть этого «но».

— Но ответить на твои чувства, ровно, как и на чувства любой другой девушки, будь она на твоем месте, я не могу. Это не в моей власти. Я решил для себя не иметь никаких отношений и более того, привязанности и симпатии мне будут только мешать. Это мой давний выбор, и я не хочу ни тешить тебя пустыми надеждами, ни обманываться сам. Прости.

— Но я же вижу, что вы неровно дышите к Иэнель! Как смотрите на нее! Чем я хуже? Мне не нужна свадьба…

— К Иэнель мои слова относятся точно так же, как и к тебе. Что бы я там не чувствовал, это… это ничего не меняет, — горько закончил он, до конца для себя осознав, что всё именно так.

Фиэнн плакала, но нашла в себе силы ответить.

— Это вы меня простите. Я не должна была вам об этом говорить. Но… мне не жаль ни испорченной еды, ни её страхов. Извиняться перед Иэнель я не стану.

— Только пообещай больше не делать пакостей и не трогать мои картины.

— Обещаю, — кивнула она, — Но я вас тоже обманула.

Урмэд фыркнул. Уж эти женщины!

— Я не сирота. Я осталась тут специально, потому что хотела сделать вас немного счастливей, надеялась на взаимность, но раз так…

Час от часу не легче! Какие еще сюрпризы принесет эта ночь?

— Так ваши родственники живы?

Фиэнн кивнула.

— И кто же они, позвольте узнать?

— Я не чистокровная айна. Мама была человеком довольно высокого положения в обществе. Родители не были обручены. После смерти мамы, отец принял меня и воспитывал как родную. Когда на нас напал отряд дайнов, мы со свитой направлялись на день рождения родственницы, в город Орденгурд на границе нашей провинции Гренфелт. Мой отец малый лорд Ниделид из дома Риорданов и скоро ему присягнет наш сосед Морх, объединив наши дома.

Урмэд присвистнул.

— Уже присягнул. И дом Риорданов второй по значимости в Гренфелте. Вы теперь завидная невеста, ваша светлость, — по-доброму улыбнулся Урмэд, — Фиэнн Риордан, дочь Ниделида Четвертого.

В неверном свете ранней зари, Урмэд видел, как она покраснела.

— Я хочу домой. Прямо сейчас! — уверенно сказала она.

Её отвергли и делить кров с ненавистной соперницей она не желала. Годы, проведенные здесь, принесли ей много радостных и горестных моментов. Тут она наконец-то научилась штопать, стирать, ухаживать за собой и уважать себя за это. Обрела подругу. От избалованной, вздорной Фиэнн не осталось и следа. Любовь научила ее терпению, смирению и самоотречению. Но если любовь безответна, то это уже не любовь, а пытка.

— Я дам тебе шарик перехода, если хочешь. Он «чистый», не привязанный к месту, и заряжать его на определённую местность ты должна сама.

Фиэнн согласно кивнула.

— Схожу за вещами.

Вернулась быстро, словно всё было сложено заранее, словно она предчувствовала такой исход и была готова. Да и какие по сути вещи? Одеждой и едой тут обеспечивали, только милые безделушки, купленные в редких отлучках в город, да подарки на день рождения, что с любовью дарили Урмэд, Нэйдан, Мира и Арта.

— Вот, это передайте Нейдану, — с теплотой в голосе сказала она, подавая один из запечатанных конвертов, — А это Мире, Арте и остальным. Мне очень жаль, что ухожу так, не попрощавшись, но делать это при всех на пороге, под слезы Миры и Марти, мне будет ещё горше и сложней. Пусть простят меня, слабую духом.

Она не удержалась и всхлипнула.

— Ты не слабая духом, не смей так думать! Слабая не смогла бы объясниться со мной, так и страдала бы от невысказанных желаний, копя в себе ревность, ожесточаясь. Не признала бы своих ошибок и никогда не написала бы писем — ушла бы потихоньку, как вор в ночи.

Фиэнн отрицательно мотнула головой.

— Вы всегда ко всем великодушны, вас было невозможно не полюбить.

Урмэд обнял ее, и отчетливо осознал, что если бы Иэнель не переступила порог его дома, то с Фиэнн всё могло получиться. Пусть не сейчас, а в будущем. Она сдержана, образованна и умна. Правильные черты лица и насыщенный каштановый цвет длинных волос, всё это возводило ее в разряд завидных невест.

— Не хочу, чтобы ты уходила от меня вот так, с пустыми руками. Твой пансион за работу, естественно, я переведу на счет твоего отца, даже не протестуй, — строго сказал он, видя, что она хочет возразить, — Но что бы ты еще хотела унести отсюда на добрую память об этом доме?

Фиэнн огляделась.

— Можно, вот этот пейзаж? — показала она на большой холст висящий на стене. Левое крыло поместья, часть сада, небо и океан, — Это будет добрая память, — тепло улыбнулась она,

— Буду только рад, если она придется по вкусу в вашем доме, — ответил на улыбку он.

Снял картину и подал девушке. Следом отдал ей шарик перехода. Фиэнн подержала его в кулаке, прикрыв глаза, настраиваясь на нужное место, кивнула.

Она стояла перед ним, какая-то уже чужая и немного одинокая, готовая порвать с прежней жизнью и шагнуть в новую.

— Ты не забыла о том, что нельзя говорить где ты всё это время была? — напомнил он.

— Конечно нет, я никогда не подведу вас! Удобоваримую версию я придумала. Если что, направлю отца к светлейшему Эндвиду, он подтвердит, что я потеряла память и работала во дворце, пока ее не обрела.