Его отрубленную голову, насадив на копье, выставили для всеобщего обозрения у парадных ворот усадьбы, на которых раскачивались трупы верных рабов Вибеллия, повешенных накануне по приказу Минуция за отказ присоединиться к мятежу.
В плен восставшие взяли около сотни ацерранских солдат. Остальные беглецы едва успели укрыться за спасительными стенами города, в котором начался страшный переполох: по приказу дуумвиров все въездные ворота были заперты, как во время осады, а жители спешно вооружались и взбирались на стены для отражения возможного приступа.
Спустя еще немного времени к Минуцию прискакал Ириней со своими всадниками. Он предупредил его, что по меньшей мере двести пятьдесят солдат вышли из Свессулы.
— Столь необходимое оружие само идет к нам в руки! — громко сказал Минуций, чтобы его слышали собиравшиеся вокруг него воины, которые в ответ подняли воинственный крик, требуя вести их на врага.
Минуций приказал командирам строить манипулы.
Но на этот раз он решил изменить тактику. Он считал, что его солдатам необходимо испытать себя в настоящей кровавой борьбе. Между тем первая победа далась им слишком легко — не было даже подобия схватки, потому что противник был напуган численностью и неожиданной для него вооруженной мощью восставших, сразу обратившись в бегство. Поэтому он велел Ламиду с двумя манипулами скорым маршем идти навстречу неприятелю и с ходу завязать с ним сражение. Остальные четыре манипула Минуций задержал примерно на четверть часа, приводя их в порядок, после чего повел их вслед за ушедшей вперед колонной Ламида.
Расчет Минуция оказался верным.
Ламид при виде врага без промедления бросился в бой. Свессульские солдаты сражались храбро вплоть до того момента, пока на помощь своим не подоспели манипулы Минуция. Неудержимый натиск вдвое превосходящих сил заставил карателей обратиться в бегство. Только немногим из них удалось спастись. Восемьдесят человек полегли на месте или во время бегства, сто двадцать попали в плен. Восставшие потеряли двадцать человек убитыми и столько же ранеными.
После боя Минуций приказал с воинскими почестями похоронить павших товарищей. Для них соорудили один общий погребальный костер. Пока горел костер, все воины обходили его церемониальным маршем, причем греки, по своему обычаю, трижды обежали вокруг костра в полном вооружении, а испанцы и галлы шли в военном танце на три счета, бряцая оружием и дергаясь телом.
В Капуе о восстании рабов и поражении отрядов из Свессулы и Ацерр стало известно на следующий день.
Префект города Цельзий Гельвинован был крайне встревожен. Заговоры и восстания рабов случались и раньше, но они всегда быстро и сурово подавлялись. Несколько месяцев назад по доносу был раскрыт заговор в одном из поместий близ Казилина. Заговорщики, узнав, что их предали, пытались уйти в Кавдинские горы, однако в пути были перехвачены отрядом из Капуи и после отчаянного сопротивления полностью перебиты.
Префект, как только ему доложили о мятеже, вызвал к себе начальника городской милиции Цезона Рабулея и приказал поднять всех солдат по тревоге.
— Во главе бунтовщиков какой-то обезумевший римский всадник, — говорил префект трибуну, прохаживаясь вместе с ним в перистиле своего дворца. — Вчера из Рима прибыл гонец с сообщением от претора Лукулла, что этот молодчик с помощью своих рабов вызволил нескольких смертников из школы гладиаторов. Специально посланный за беглецами отряд апулийских всадников преследует их уже третий день, но, похоже, гладиаторы уже присоединились к мятежникам. Нет сомнений в том, что мы имеем дело с хорошо подготовленным восстанием. У тебя, Рабулей, уже есть опыт в такого рода делах, и я надеюсь, что ты быстро справишься с этим сбродом. Нельзя допустить, чтобы мятеж распространился дальше Свессулы и Ацерр. Оставь в городе четыре центурии, всех же остальных веди против бунтовщиков и как можно скорее уничтожь это разбойничье гнездо.
— Не беспокойся, завтра же наведу там порядок, — заверил префекта Цезон Рабулей.
— Можешь присоединить к своему отряду турму апулийцев, — сказал Гельвинован. — Центурион, начальник турмы, не хочет возвращаться в Рим, пока не выполнит поручения претора о поимке беглых гладиаторов. Да поможет тебе Марс Победоносный!
Время приближалось к полудню.
Цезону Рабулею потребовалось не более двух часов, чтобы собрать своих солдат и выступить в поход.
Под его началом было семь центурий общей численностью в четыреста сорок человек. Перед этим он послал гонца в Свессулу с требованием к его приходу позаботиться о солдатских пайках и размещении его отряда на постой.
Рабулей не знал, какими силами располагает мятежный римский всадник. В этот момент он руководствовался известной спартанской пословицей: «Храбрый не спрашивает, сколько врагов, а спрашивает, где они».
Спустя четыре часа, перед закатом солнца, отряд Рабулея находился в трех милях от Свессулы.
Солдаты изрядно утомились в походе и подбадривали друг друга тем, что в Свессуле их накормят и устроят на ночлег.
В это время несколько встречных путников сообщили трибуну, что большая колонна вооруженных людей двигается по дороге, идущей берегом Клания в сторону Капуи.
Рабулей тут же приказал своему отряду остановиться.
Командиров центурий он предупредил, что уже сегодня возможна встреча с противником и поэтому все должны быть готовы к построению в боевой порядок.
Посланные им на разведку всадники (это были те самые апулийцы во главе с центурионом, которые в течение трех дней безуспешно преследовали бежавших из Рима гладиаторов) скоро возвратились, сообщив о приближении врага.
Военный трибун приказал горнисту играть тревогу.
Едва солдаты успели выстроиться в боевой порядок, как из-за невысоких холмов, тянущихся параллельно дороге, вдоль которой расположил свои семь центурий трибун Рабулей, показались густые толпы неприятелей.
Рабулей приказал трубить наступление. Центурии, равняясь по фронту, двинулись вперед. Со стороны противника навстречу им отдельными неровными цепочками выбегали легковооруженные.
У военного трибуна, кроме тяжеловооруженных, была одна центурия стрелков из лука на правом фланге и турма апулийских всадников на левом. Он приказал им немедленно атаковать и рассеять пращников и велитов неприятеля.
Шестьдесят лучников с правого фланга, ускорив шаг, выдвинулись вперед, на ходу пуская стрелы. В это же время конные апулийцы во главе со своим центурионом напали на вражеских метателей камней и успели зарубить десять или двенадцать мятежников, но вскоре сами подверглись атаке всадников противной стороны.
Во главе их несся Ириней, вращавший над головой испанский меч.
Разогнав во весь опор своих коней, всадники восставших столкнулись в яростной схватке с апулийскими конниками, в которых Ириней, Сатир и остальные товарищи-гладиаторы с радостью узнали своих недавних преследователей.
— Центурион мой! — вскричал тарентинец и, свалив с коня одного из апулийцев, тотчас оказался лицом к лицу с римским центурионом.
С лязгом скрестились два клинка, и закипел беспощадный бой.
Центурион был опытным воином, но Сатир, намного превосходивший его силой и ловкостью, в конце концов поверг своего врага на землю, где на него набросились пешие повстанцы, насмерть забившие центуриона своими дубинами.
Потеряв командира и еще восемь человек убитыми, апулийцы отступили, освобождая место для наступающих капуанских центурий. Ириней со своими всадниками и все легковооруженные тоже поспешно очистили пространство перед идущими на врага товарищами в тяжелом вооружении.
Вскоре два сомкнутых строя с диким криком сошлись в рукопашном бою. Звон оружия, вопли сражающихся и раненых разнеслись по окрестностям.
Минуций, собрав вместе легковооруженных и всадников, пошел с ними в обход левого фланга капуанцев.
Поначалу обе стороны бились с одинаковым ожесточением, но очень скоро стали сказываться численное превосходство и нарастающая ярость восставших. Капуанцы явно не были готовы к такому бешеному напору. К тому же они уступали противнику и в вооружении. Против них сражались почти настоящие римские легионеры, наносившие страшные удары своими испанскими мечами и прикрывавшие свои тела большими крепкими щитами.